Я снова о жертве кадетской пою.
Да, знаю — уже пелось Простите.
Но с ними, погибшими в грозном бою
Связали нас накрепко нити.
Быть может, в укор из отцов кой-кому
Пою я — держались не крепко,
Позволив, чтоб Русь превратила в тюрьму
Босяцкая наглая кепка.
Ему — и пятнадцать-то было едва ли,
Хоть он и божился, что — да.
Ведь даже ребячьи сердца полыхали
Тогда, в лихолетья года.
Не спрашивай имени — столько ведь лет!
Удержишь ли в памяти это?!
Но вечно стоит пред глазами кадет.
И мне не забыть кадета.
Донец ли, сумец ли — не все ли равно?
Из Пскова он был иль с Урала…
С поры лихолетья я помню одно —
Кадетская бляха сверкала.
Да по ветру бился в метели башлык,
Как крылья подстреленной птицы.
Был бледен кадета восторженный лик,
И снегом пуржило ресницы.
Он двигался, словно не чуя беды,
И пулям не кланяясь низко…
Трещал пулемет и редели ряды,
И красные были уж близко.
И наземь он пал неуклюжею цаплей
И шею он вытянул в небо смешно,
И вытекла Жизнь — просто капля за каплей,
Бурля и искрясь, как в бокале вино.
Не спрашивай имени. Имени нет.
Был чей-то сыночек. Российский кадет.
Н.Н. Воробьев
© “Родимый Край” № 124 СЕНТЯБРЬ – ОКТЯБРЬ 1976
Читайте также: