Мутный зимний рассвет забрезжил над занесенным снегом бывшим лагерем военнопленных, бывшей «лоскутной империи» Теперь в этом лагере расквартированы два русских кадетских корпуса, покинувших свою Родину и получивших приют у братского Сербского народа.
Кварталы низких деревянных бараков, с рядом маленьких окон под самой крышей, подступают почти к самому хвойному лесу. Ветви его деревьев, обремененные снегом, опустились книзу.
Синь снегов и тускло-оранжевые точки светящихся барачных окон создают безмолвную волшебную картину.
Бараки сотен Донского Корпуса — не были в одном месте: 1-я и 3-я сотни – рядом, а 2-я на отлете за расположением Крымского Корпуса. Персонал обоих корпусов помешался вместе в разных бараках; кухни, пекарни, лазареты — были отдельны.
Незатейлива была обстановка «донских» бараков: топчаны и походные складные койки с грубыми соломенными матрасами. Одеяло и соломенная подушка-спальный комфорт донцов. Койки размещались в середине барака в ряд — от входной «парадной» две- ре до «черного хода», выходившего в пристройку с уборными и умывалкой, и на двор.
В бараке 3-й сотни при входе с «парадной двери», слева было отгорожено перилами место, где стояли: койка, стол и табуретка — комната дежурного офицера.
У стен под окнами, поперек барака, стояли грубые деревянные столы и скамейки — «столовая» и классы 3-й сотни. Третья сотня состояла из двух отделений 1-го класса (40 вып.) Старшего Приготовительного класса (41 вып.) и Младшего приготовительного класса (42 вып.). В Новочеркасске приготовительные классы были в Донском Пансионе при Кадетском корпусе, и на синих погонах носили не вензель Царя Миротворца, а «Д. П.» — или, как их дразнили кадеты — «дохлый поросенок».
Чугунная круглая печка посредине барака едва-едва поддерживала «комнатную» температуру. Несколько прикрученных керосиновых ламп тускло освещали барак, чтоб не нарушить заслуженного отдыха спящей сотни. У печки ночной дневальный — каждые два часа смена — поддерживающий огонь в печке. Пилка и рубка дров производилась самими кадетами-дневальными, после утреннего чая. Кадет 1-го класса, дежурный по сотне, был помощником дежурного офицера.
Но вот, как петух, у барака 1-ой сотни запела труба горниста: «Это вам не дома, это вам не дома, вста-вай, вста-вай». Дежурный офицер и дежурный по сотне приступают к подъему сотни. Особенно разнежившимся — достаются наряды вне очереди.
Вытряхиваются малыши из своих тепленьких гнездышек — «кроваток» и, быстро вползают в своп разношерстные штаны, рубашки, куртки или мундиры Птуйского австрийского кадетского корпуса, унаследованный донцами.
Очередь у еще теплой печки с сапожными щетками – поплевать на щетку и набрать на нее немного сажи, от этой «смазки» ботинки принимают приятный черный блеск, напоминающий лак. В умывалке толчея — всех кранов не хватает на всех; выбегают на двор и умываются снегом. Убирают койки; стуча ведрами, уходит наряд на кухню за чаем и на пекарню за хлебом. Дневальные убирают помещение.
В 1-ой сотне горнист играет «зорю». 3-я строится на молитву по классам. На правом фланге выстраивается старый и новый наряд. Выходит дежурный офицер и здороваемся с сотней. Начинается молитва: «ОТЧЕ НАШ…» — поют, затем читается молитва о погибших на поле брани, «СПАСМ ГОСПОДИ» — поют. «…ПОБЕДЫ ХРИСТОЛЮБИВОМУ ВОИНСТВУ НАШЕМУ…» выводит воспитатель 1-го класса Оренбургский казак с голубыми лампасами – полковник Бобров. Мощь его баса выделяется «на фоне» детских голосов.
После молитвы сдача и прием наряда новому дежурному офицеру… «…Дежурство по 3-й сотне сдал исправно…» «…дежурство по 3-й сотне принял исправно…»
После сдачи-приема, сотня расходится по классам к своим столам. Идет раздача хлеба и чая. Успевший за дорогу остыть, чай разливают по эмалированным кружкам. Перед едой — дневальный читает молитву: «Очи всех на Тя Господи уповают…» Начинается чаепитие. После завтрака — молитва — «Благодарим Тя, Христе Боже наш…» Затем вытягивают из укромных мест книги и тетради, дневальные вытирают столы и уходят заготавливать топливо для печки. Начинаются «утренние приготовительные уроки».
В 8 утра начало занятий — 4 урока до обеда по 50 минут с переменками между ними по 10 минут. На первом уроке читают молитву «перед занятиями», а последнем — 6-ом, после обеда — молитву «после занятий». Тольке на уроке Закона Божия, каким бы по счету он ни был, читали молитву перед и после урока. Закон Божий преподавал протоиерей отец Иоанн Трофимов, высокого роста и богатырского телосложения казак станицы Кумшацкой Всевеликого войска Донского. Русский язык и чистописание — Фетисов; арифметику — сотник Земцов. Должность воспитателя исполнял в младшем приготовительном классе отец двух братьев — приготовишек — Чучувадзе (чин его, к сожалению, не помню).
При появлении преподавателя, в классе дежурный по классу, обращаясь к кадетам, командовал: «встать, смирно» и подходил с рапортом к преподавателю, давая отчет, сколько по списку, сколько отсутствует и сколько налицо.
В 12 ч. дня был обед. За обедом также ходил наряд на кухню. После обеда, дневальные умудрялись так вымыть ведра, чтоб на полдник (в 4 ч. дня) в чае не плавали жирные звездочки. С 6-8 час. вечера «вечерние занятия» — приготовление уроков на следующий день. 8 ч. вечера — ужин, в 9 — поверка и молитва, в 10 ч. — укладка. Подъем в 6 ч. утра.
Исключение делали суббота и воскресенье. В субботу — уроки до обеда; баня; прием белья из стирки и сдача его в стирку и в 5 ч. вечера — в церковь на всенощное бдение, до 7-7.30. В воскресенье — подъем в 7 утра: с 8-10 — «утренние занятия» — подготовка уроков на понедельник; в 10 ч. в церковь. После церкви обед; после обеда могли идти в отпуск до ужина или до поверки.
В один из ноябрьских дней пожилой мужчина привез своего 9-ти летнего сына в Донской Корпус. Мальчик был одет, как в форму: из зеленой портьеры «с царских времен» военного образца фуражка и рубашка,, перетянутая поясом; серые брюки на выпуск, ботинки, серая же шинель. В руках сверток с «вещами». Отец с сыном побывал у директора корпуса; зашли к инспектору классов, который сделал экзамен новичку, а оттуда направились в корпусной лазарет, где новичек должен был выдержать карантин.
В лазарете отец распрощался с сыном и ушел. Мальчик погрузился в себя, переживая разлуку. Палата была пустая, только в углу на кровати кто-то лежал. Это был кадет 1-го класса Дмитрий Головин, перенесший сыпной тиф и теперь лежал в палате выздоравливающих.
Митя поднялся с кровати, надел халат и направился к новичку. То чувство, которое охватило сейчас новичка, было ведомо когда-то и Мите. Чтоб рассеять мрачное настроение, Митя завязал разговор с новичком. Постепенно Митя стал знакомить новичка с «премудростями» кадетской жизни. — «Пояс должен быть затянут так, чтоб нельзя было засунуть за него палец; складки на рубашке должны быть сзади», — при этом он затягивал халат и наглядно показывал новичку. «Штраф» — это не денежное взыскание, а стояние в положении «смирно» столько времени, сколько назначит дежурный офицер или воспитатель». Внимательно слушал новичек своего нового друга. «Если кто тебя обидит или побьет — Боже сохрани, ходить жаловаться начальству. Лучше постарайся сразу же дать «сдачи»…»
Через три дня в лазарет пришел брат новичка, чтоб отвести его в 3-ю сотню. Брат был во 2-ой сотне, а поступил в корпус весной 1921 года.
Пришла сестра милосердная и позвала новичка купаться. Но когда она хотела его раздеть и мыть, — новичек заартачился. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не вмешался брат. Новичек был выпущен из лазарета немытый.
Дежурным офицером в тот день в 3-й сотне был полковник Захаров, по прозвищу «телок». Братья подошли к «парадной» двери барака; здесь они распрощались и новичек переступил порог своей новой жизни. Явившись дежурному офицеру, как его научил в лазарете Митя, он озадачил «телка»…
«Шапошников, Шапошников…» как эхо раздалось по всем углам барака. Перед дежурным офицером вырос 14-ти летний казаченок в папахе с георгиевской медалью на груди (за спасение знамени в Гражданскую войну) — Старший кадет Младшего Приготовительного Класса. «Телок» вручил ему новичка. Шапошников распорядился принести складную койку, потеснить кровати — сделать место для новой; принести соломенные матрас и подушку, выдал одеяло, кружку, котелок, ложку, книги, тетради, карандаш. После этого отвел новичка к одному из калмыков — под 00 выстричь волосы. После всего этого повалили ребята знакомиться с новичком. Одни подходили и приветливо обменивались фразами, другие подкрадывались и старались ударить незаметно пли ущипнуть. Калмычек Содман, увидев злые намерения некоторых, пригрозил, что если кто обидит новичка, то будет иметь дело с ним, с Содманом. Содман считался в классе силачем и поэтому его уважали и побаивались. А потом стали приходить и из старших классов. Тогда в 3-й сотне было много калмычат – простодушных и незлобивых детей Донских степей.
Начались уроки, наряды, свои мелкие заботы, огорчения, радости… Познал новичек и много практических использований того, что казалось ненужным. На ночном дежурстве, когда засовываешь полено в печь, не раз приходилось обжигать руку. Где там среди безмолвной ночи искать средство от ожогов или с пустяками бежать в лазарет? Средство от ожога в носу, а в детском возрасте бывает в изобилии. Достаточно только помазать обожженное место. Или наводить глянец на ботинки сажей… мытье землей ведер, чтобы не было бы на их стенках жира после супа… Да мало ли чего?
Но в какой-то день, тоже ноября, уроки прекратились. Стали паковать книги, столы, скамейки… Донской Корпус уезжал куда-то, где по словам кого то, в декабре цветут розы. Об этом месте неизвестный поэт — кадет, описывая 1-ое отделение 3-го класса в стихотворении «Венегра» писал:
В декабре стал дуб цвести
Зацвели и розы,
Только хлеба не хватает,
И пошли морозы…
И через пару дней после побудки и зори, вместо сигнала на уроки трубач 1-ой сотни заиграл «Генерал – марш»: «Всадники — други, в поход собирайтесь…»
3-я сотня, нагруженная своими личными вещами, путаясь в полах шинелей австрийских кадет, «толпой во образе строя», утопая в снежных сугробах, потянулась на железнодорожную станцию, для погрузки в эшелон…
Чикаго.
Алексей Беренс
Читайте также: