Следующий яркий момент — это бой у хутора «Малый Гашун», где нужно было дать возможность всему Отряду переправиться через р. Сал у станицы Андреевской. В эту операцию были назначены отряды Назарова и полк. Каргальского и орудие ес. Неживова. Рано утром мы заняли позицию. Справа на окраине хутора был господский дом с большим двором, огороженным каменной стеной. Этот правый фланг заняли атаманцы. Каргальского, всю же окраину хутора, разрезанную на две части большой дорогой, занял отряд Назарова. Орудие Неживова стало правее дороги, сам он выбрал наблюдательным пунктом стог соломы. Назаров вызвал Чернолихова и меня и приказал: мне, выйти назад из хутора и пройдя, насколько возможно, вправо охранять правый фланг, а Чернолихову — выйти далеко влево и охранять левый фланг. Мы вышли из хутора. К этому времени все бугры уже освободились от снега, но во всех ложбинках, балках, ярах еще оставался мокрый снег и, продвигаясь дальше, я вскоре наткнулся в какой-то балке на большую полосу снега. Я слез с коня, прошел несколько шагов по снегу, и провалился так, что еле выбрался, мои попытки в других местах кончились тем же и я, судя по дуплистым вербам, сообразил, что это вероятно и есть русло «Мокрого Гашуна». Послал донесение Назарову с вопросом: попытаться ли мне переходить Гашун или оставаться там, где я сейчас. От жителей во время ночевки я слышал, что рекой Гашун бывает только весной, летом это было просто мокрое место, к осени совершенно высыхающее, но что было сейчас под снегом, я, конечно, не знал. Получил от Назарова ответ, что Гашуна ни в каком случае не переходить, занять позицию возможно правее «и еще раз повторяю — ни шагу назад без моего приказания». Я устроился под дуплистой вербой, отослал подводу назад в балочку и решил, что теперь можно немного осмотреться. Налево, несколько впереди был правый край хутора и на самом его краю был помещичий дом, что занимал отряд полк. Каргальского, дальше окраина хутора, которую занимал наш отряд, а далеко влево, на совершенно голом, покатом скате расположился Чернолихов с Люисом. Два раза ухнуло орудие Неживова и замолкло. Если бы у нас были снаряды, то он мог бы разметать всю колонну красных, но у него не было ни одной шрапнели, а гранат очень мало, которые он очень бережет, стреляя лишь по верным целям. Дорога, по которой подходят красные, мне не видна за селением, но я ясно представляю себе всю картину, так как это бывало уж не один раз. Красные подвозят свою пехоту на подводах. Лучшие боевые части — впереди, а сзади всякий сброд, который они везут для того, чтобы угрожать нам количеством. Значит Неживов «приветствовал» колонну, а теперь будет ждать случая, чтобы «поохотиться» за пулеметами. По цепи ведь ему стрелять нечем. Теперь красные сгрузятся с передних подвод и попытаются сбить наш отряд, так сказать «с хода», но сегодня, судя по разумному распоряжению Назарова, это им не удастся. Почти час идет перестрелка, раза два ухнуло орудие, но вдруг наш правый фланг очень «закипел». Ага! Красные где-то перешли Гашун и далеко вытягивают свой левый фланг против нас. Видны черные точки, которые все тянутся и тянутся, но держась, однако, на почтительном раз-стоянии от пулеметов Каргальского. От меня все это еще очень далеко и я оглядываюсь налево: бугор левее хутора мне виден очень хорошо и я вижу, что там тоже вытягивается длиннейший правый фланг красных. Да сколько же их тут? Видимо решили действительно нас окружить и есть чем. Вскидываю бинокль и вижу: Чернолихов приложился, но вдруг отставил и что-то копается, опять приложился и опять копается, но вдруг вижу, что он садится и берет пулемет на колени. «Заел» капризный Люис, а красные идут, и я ничем не могу помочь. Переживаю действительно страшные моменты, мне кажется, что красные совсем близко от него. Но вот он ставит пулемет на треногу и прикладывается — фигурки впереди него сразу залегают.
Фланг красных против меня далеко уклонился от огня пулеметов Каргальского, бьющих им во фланг, но он тянется все дальше и дальше и, наконец, начинает загибать. Наконец я смогу их достать, пробую короткими очередями, они сразу же залегают. Значит тут какой-то сброд, а не хорошие боевые части.
Однако, появляется какая-то фигурка, которая бегает вдоль залегшей цепи, бьет лежащих плетью, три-четыре человека вскакивают, бегут немного вперед, но опять залегают под моей очередью, а фигурка бегает и поднимает других. А что если бы мне удалось бы эту фигурку «положить», тогда и гнать красных было бы не кому? Берусь за этого, видно, комиссара и сознаюсь, что много патронов на него перевел, пока он не перестал бегать, после чего цепь плотно залегла и занялась одной перестрелкой. Пули чмокают по всем сторонам, их много и таких что посвистывая высоко над головой, пожалуй, могут залететь и на хутор сбоку.
Теперь положение таково: цепь против меня лежит, но откуда-то появляются еще люди, которые, обтекая свою цепь на приличном разстоянии, начинают продвигаться нам в тыл. Смотрю в сторону Чернолихова: там происходит то-же что и у меня. Значить впереди дерутся, а эти просто нас охватывают. Вдруг вижу что из хутора вылетает человек пять всадников и, энергично нахлестывая своих коней плетьми, несутся в тыл. Особенного внимания на это не обратил. Может быть с донесением, а может быть за подкреплением.
Некоторое время положение не меняется, но вскоре, оглянувшись, я увидал, что большевики далеко обошли нас с боков и загибают крылья, чтобы нас совершенно окружить. В этот момент из хутора выскочили две наши подводы с пулеметами, а к нам подсказал ординарец с приказанием отступать. Мы погрузили наш пулемет и выскочили на дорогу. К этому времени фланги красных почти соединились сзади нас, но наши два пулемета, заняв позиции один справа, другой слева дороги, взяли их в такой оборот, что красные попав под их огонь и видя нашу конную группу несущуюся прямо на них, дрогнули и бросились бежать, все больше и больше размыкая фланги и даже не стреляя, так что мы проскочили вполне благополучно. Почти сейчас же мы получили приказание свернуть влево от дороги, занять позицию и заняться левым флангом красных. Таким образом они попали под огонь не только двух оставшихся сзади наших пулеметов, но и моего и бежали дальше без оглядки. Оставшиеся сзади пулеметы присоединились к нам и мы отошли версты на четыре, когда получили приказание занять позицию поперек дороги. У нас были раненые, но убитых, кроме есаула Неживова — не помню. Дорога, по которой мы проскакивали назад, простреливалась с двух сторон, так что мы легко отделались, объясняю это только тем, что здесь у красных не было настоящих солдат, а был какой-то сброд.
Теперь наш пулемет на дороге попал в самый центр. Назаров помчался устраивать фланги, а наш Штаб оказался около нас, и видно было что там, что-то оживленно обсуждалось. Слышу:
«Назаров может за это поплатиться!»
«Да, но он обещал Сидорину продержаться до последней возможности и действительно он отдал приказ отступать в самый последний момент, и, как видите — мы выскочили вполне благополучно».
У меня с Сухаревским были очень хорошие отношения, красных не было видно и поэтому я подошел к нему и спросил в чем дело и за что может поплатится Назаров.
«Как вы знаете — ответил мне Сухаревский — нашей группе из нашего отряда, атаманцев полк. Каргальского и орудия ес. Неживова было поручено задержать противника и дать возможность остальным нашим частям переправиться через Сал. Начальником группы ген. Сидорин назначил Назарова, но в виду важности этой операции ген. Попов решил остаться с группой и руководить боем. В начале ген. Попов стоят за стеной крепкого дома, а Назаров, как всегда, бегал по цепям, но когда нас начали обходить, и это стало видно генералу, то он начал нервничать и приказал вызвать Назарова: «Вы видите, что нас обходят?» — «Так точно, Ваше Превосходительство, вижу, но не считаю еще это опасным». В это время доложили, что Неживов убит и Назаров, не дослушав дальше побежал к его взводу выяснить, не потерял ли взвод боеспособности с потерей командира. Взбешенный ген. Попов закричал: «Вернуть его! Вернуть!» Когда Назаров, также возмущенный тем, что его отрывают от непосредственного руководства операциями боя, явился, то ген. Попов закричав: «Я приказываю вам отступать!», на что Назаров, так же закричал: «Отступать еще рано, я дал честное слово генералу Сидорину, что сдержу красных до последней возможности и свое слово я сдержу!» и, не продолжая разговора, бросился к цепям.
Если ген. Попов не понимал, что с ним считались только формально, а в боевом отношении признавали только ген. Сидорина, то сейчас это было показано ясно. Однако, рой пуль залетавших с боков заставы заставлял принимать быстрое решение, и ген. Попов вскочил на коня и только с тремя или четырьмя приближенными вылетел из хутора, стало быть эту то группу я и видел с моей позиции.
С нашей новой позиции вправо и влево были высланы разъезды, которые, вернувшись, доложили, что красные свернули свои цепи в Гашун и никакой деятельности не проявляют. Конницы тут у них не было. Здесь мы простояли до темноты и Сал перешли у станицы Андреевской ночью, по указанному нам броду, дно его было твердое, вода доходила до стремян всадника и все наши повозки прошли вполне благополучно. В Андреевской нас разместили по квартирам радушных хозяев, хорошо накормили и мы заснули, как убитые.
Утром только и было разговоров о том, что произошло в Штабе. Ген. Попов прискакал в Штаб запыхавшись, в страшном возбуждении: «Отряд окружен. Только мы могли прорваться и ускакать! Назаров погубил отряд. Мы видели, что он остался в окружении и, значит, весь погиб». Ген. Сидорин приказал выслать в нашу сторону сильный разъезд, сел за стол, положил перед собой часы и целых пол часа сидел, не произнося ни слова. Потом вскочил со словами: «Ваше Превосходительство — отряд цел. Там триста с лишним конных и если они бросятся на пехотное окружение, чтобы его прорвать, то не может быть, чтобы ни один из них не проскочил бы, а если он проскочил, то должен был быть уже здесь, а раз никого нет, то я вас уверяю, что отряд цел». Только через два часа пришло донесение от нашего отряда: «Селение Мокрый Гашун нами оставлено… заняли новые позиции. Противник пассивен… ждем распоряжений…»
***
Наконец мы достигли Батюшки Дона. Всюду радостные лица, станицы возстают одна за другой. Где-то возле Новочеркасска создана сильная Заплавская группа возставших, на соединение с которой мы должны вскоре двинуться. А пока что, вот уже несколько дней, отдыхаем, отсыпаемся и отъедаемся без всяких тревог. Сегодня утром, не получив никаких распоряжений, я занялся починкой седла, которое требовало некоторого ремонта. Достал у хозяев шило, дратву, кусочек кожи и занялся делом, а Чернолихов пошел в Штаб, где у него было много знакомых, узнать новости. Часа через три он прямо ворвался ко мне во двор. «Бросай свое седло, оно тебе больше не понадобится, едем в Новочеркасск. В Штабе мне сообщили, что получены сведения о Заплавской группе и сейчас начальники обсуждают вопрос, как быстрее переслать в Заплавы очень важный пакет. Так как неизвестно кем заняты станицы между нами и Заплавской группой, можно предположить, что разъезд может нарваться на красных и быть задержан или уничтожен ими. Я предложил доложить о моем проекте — сплыть по Дону на лодке. Скорость течения воды, пожалуй, превысит скорость движения разъезда, к тому же на лодке, ночью можно проскочить без опаски мимо станиц, занятых красными Проект мой обсудили и приняли, а я, конечно, попросил поручить это дело мне и моему другу, с чем тоже согласились. Бросай седло! Идем искать лодку…» Лодку мы искали долго, так как рыбаки вполне резонно говорили, что лодка им самим нужна и продать ее они не могут. Наконец нашли продающуюся лодку, но в Аксайской, где проходило мое детство; такие лодки назывались «душегубками» и плавать на них можно лишь в очень спокойную погоду, а если поднимется волна, то они очень часто «губили души». Лодка была небольшая и очень старенькая, такие же были и весла. «Ты же видишь, что других лодок нет — сказал Чернолихов — а сегодня вечером мы должны отправляться».
Вечером мы отплыли. Два револьвера, по четыре ручных гранаты были нашим вооружением, а три больших хлеба, два солидных куска сала и вода из Дона должны были хватить на все наше путешествие без заездов в неизвестно кем занятые станицы. Погода была замечательная, ночи безлунные, но звездные, Дон быстро катил свои воды, но без волн, справа был виден высокий берег, а слева иногда были видны затопленные купы деревьев, так как было время половодья и Дон разливался очень широко. Один из нас лежал на носу лодки и зорко смотрел вперед, другой — на корме правил веслом. Благодаря быстроте течения мы двигались довольно быстро. Все шло довольно гладко, но откуда мы могли знать, что под станицей Николаевской Дон бьет в правый берег и вырыл там огромный яр, а из вымытой водой почвы ниже яра устроил отмель? Вот эту то «географию» нам и пришлось изучить на практике. Всякий, кому по какой либо причине приходилось не спать ночью, знает, что самая сильная борьба со сном бывает перед разсветом. Я лежал на носу лодки и только что видел впереди гладь Дона, а справа бугор правого берега, и помню даже звездочку над этим бугром, как вдруг открыв глаза увидал перед собой высокую черную стену, а Дон оказался где-то влево. «Шура! Бери влево!…» — вскрикнул я. Чернолихов, тоже видимо задремавший и разбуженный моим криком налег на весло изо всех сил, оно сломалось пополам и лопасть его уплыла. От этого усилия лодка повернулась кормой к яру и зачерпнула воду правым бортом, после повернувшись в обратном направлении почерпнула и левым бортом. Я видел, что боковое весло соскользнуло в воду, но не мог пошевелиться, так как борта лодки были не больше, как на три пальца от уровня воды и при малейшем движении мы могли перевернуться. Сколько времени мы плыли в таком положении — сказать не могу, но в конце концов сильное течение вынесло нас из-под яра туда, где начиналась отмель и мы почувствовали, что дно нашей лодки скребет по ней. Мы выскочили из лодки и подтянув ее к берегу, перевернув, вылили из нея воду и стали обсуждать наше положение. Что мы были мокры по пояс было не важно, то что у нас остался один мокрый хлеб — тоже. А вот что у нас осталось только одно весло и уже наступал разсвет — это было гораздо важнее, ведь с одним веслом далеко не уйдешь. Все же решили плыть дальше. Сволокли лодку в воду и поплыли. Нам очень повезло. Лишь только мы завернули за ближайший мысок, как увидали четыре лодки, приткнувшиеся к берегу, а около них четырех рыбаков. Не долго думая, мы подплыли к ним и попросили продать нам два весла. Продать их они отказались, но все же после долгого и неприятного разговора мы весла имели и переплыв русло Дона, по разливу поплыли дальше.
Около Мелиховской мы подплыли к одинокому рыбаку и от него узнали, что его станица и Новочеркасск находятся в руках восставших. Явившись к атаману Мелиховской, мы объяснили ему, что за нами идет Степной Отряд и что мы имеем важный пакет, который должны вручить начальнику штаба возставших и попросили дать нам подводу, чтобы доехать до Новочеркасска.
Ту радость, с которой мы подымались по Троицкому спуску в наш милый дорогой, любимый, родной Новочеркасск — описать, конечно, не возможно… На половине спуска я слез с подводы, чтобы навестить жену Грекова, которую он оставил, уходя в Степной Поход, с двумя маленькими детьми и сообщить ей, что он скоро вернется, а Чернолихов поехал дальше, чтобы разыскать Штаб и передать туда пакет. По дороге я забежал еще к одним знакомым и лишь после этого добрался до дома, где отец мне рассказал, что меня искали, а его таскали с собой, угрожая револьверами по всему дому от погреба до чердака, но особенного вреда ему не причинили. Хорошо помню, что у Грековых и у знакомых и у себя дома меня подкармливали остатками от Пасхального стола. Пасха была в этом году 22 апреля, значить это было 23 или 24 апреля.
На следующий день, приведя себя насколько возможно в приличный вид и, конечно, без оружия, которое надоело все это время таскать на себе, я отправился разыскивать Штаб и узнавать новости. Медленно прошел полтора квартала, свернул на Московскую улицу и увидал бегущего куда-то знакомого студента.
«Да ты что, с ума сошел? — подскочил он ко мне — вышел как на прогулку! Да ты знаешь, что все наши части вышли на Ростов и в городе их нет, а большевики с «Каменного Брода», может быть уже занимают Хутунок!»
Я бросился домой и, схватив там гранаты, револьвер, выскочил на улицу. На углу Троицкой площади и Троицкого спуска находился Новочеркасский Арсенал. Около него я увидал две оживленно разговаривающих и размахивающих руками фигуры. В одной из них я узнал войск. старш. Фарафонова, бывшего командира запасной батареи, а в другой сот. Грекова. «Вот вам второй наводчик» — воскликнул Греков при моем приближении. Выясняется, что Фарафонов был назначен заведующим Арсеналом, в котором было два орудия, без запряжек и порядочное количество снарядов. «Нужно вывозить, спасать орудия!» — кричал он. В это время сзади нас, нахлестывая лошадей, промчались два извозчика по направлению к Краснокутской роще, на которых, видимо спасались какие-то жители Новочеркасска. «На этих извозчиках, что-ли, вы хотите вывозить орудия, да и их сейчас не найдешь!» — кричал Греков — «Поставим орудия около церкви и будем отстреливаться, красным не так-то легко будет пройти через мост…»
Фарафонов махнул рукой: «Делайте, как хотите!».
Около всех подворотень стояли группы людей. «Кто хочет защищать Новочеркасск? К нам!…» — закричал Греков. К нам бросилось свыше пятнадцати человек. Тут были люди интеллигентного вида, были рабочие, учащиеся. На руках мы выкатили орудия из Арсенала и установили их на спуске, спиной к церкви, благо это было очень близко и не потребовалось много времени, но… нужно было еще обучать «прислугу». Помню, как сейчас, что тот, кому я, показав сначала, поручил вводить снаряд в орудие, так стукнул пуговкой гранаты об край пушки, что я очень сильных выражениях пояснил ему, что это для нас очень «жизнеопасно».
В данном случае лучше всего была бы шрапнель, но ключей для установки шрапнельных трубок не было да и устанавливать то их было некому, поэтому нам из Арсенала подносили только лотки с гранатами. К этому времени от Фарафонова и от жителей мы узнали, какова была обстановка. На половине спуска справа от Триумфальной арки стояли два орудия Никольского (чина его в моих записках не сохранилось), совсем внизу, по словам жителей, могла быть только «домовая охрана», но и это — маловероятно. Прямо перед нами крутой Троицкий спуск. Внизу деревянный мостик через речку, дальше дорога идет приблизительно 150-200 саженей до крайних домов Хутунка, находящихся на насыпи, так как во время половодья все это пространство заливается водой. Сейчас разлив еще не дошел до максимума и вода покрывает только половину разстояния между мостиком и домами. Но, так или иначе, красным нужно выскочить из-за домов, пробежать открытое пространство, потом выскочить на насыпь для того, чтобы добраться до мостика; а вот этого то мы и не должны им позволить. Видные нам улицы Хутунка совершенно пустынны, что служит косвенным доказательством, что он занят красными. Иногда кажется, что из-за домов выглядывают головы, но биноклей у нас нет, ведь это действительно может только казаться. Но вдруг, как бы по команде из-за домов и заборов вырывается человек пятьдесят и бегут вперед. Все наши четыре орудия открывают огонь, наводка прямая, разстояние близкое. Красные хлынули назад. Видно, как ползут раненые, видно, как нескольких тащат, а двое осталось на месте. Беречь снарядов нам нечего и предполагая, что большевики накапливаются в параллельных нам улицам Хутунка, мы переносим огонь на перекрестки улиц, надеясь нагнать страху. Приблизительно через час красные снова попробывали выбросить цепочку, но наши четыре орудия заговорили так, что они быстро скрылись. Сейчас выяснилось, что они днем через мостик не пройдут. А ночью? Главное, нет никаких распоряжений и мы даже не знаем, имеется ли еще хотя бы с десяток защитников Новочеркасска… Во всяком случае вблизи нас никого нет.
Вдруг слева я слышу какой-то шум и обернувшись вижу маленький колесный бронеавтомобиль, он вихрем проносится мимо нас, спускается по левой грунтовой дороге спуска, проскакивает через мостик, несколько сдерживает ход по исковерканной, надо полагать нашими снарядами насыпи, врывается в Хутунок и став на перекрестке открывает огонь вправо и влево. Откуда появилось это чудо? — Разсуждать некогда. Красные, как ошпаренные тараканы бегут по улицам и мы бьем всюду, где видим хотя бы маленькую группу. Большевики выбегают из Хутунка в поле, броневичек ходит вправо и влево и гонит их, как пастух стадо овец, мы же бьем, не жалея снарядов. Откуда то появляется какая то конница, которая тоже врубается в бегущих красных. Что это была за конница и откуда она появилась — я не знаю и до сих пор, но для Степняков это было еще рано. Разгром красных был полнейший.
Сзади, на взмыленных лошадях показывается маленькая конная часть, и мы с колоссальным удивлением узнаем, что есть на свете сильный, по нашим понятиям, отряд полковника Дроздовского, пришедший из Румынии, который сейчас изо всех сил спешит к Новочеркасску.
Наше дело кончено… Мы закатываем орудия на руках обратно в Арсенал и спешим по домам, чтобы сообщить там радостные вести.
У меня сохранилась выписка из книги «Дневник полк. Дроздовского»: «Приказ 1-ой Отдельной Бригады Добровольцев. 26 апреля 1918 г. Г. Новочеркасск. — 25-го апреля, части вверенного мне Отряда вступили в г. Новочеркасск, который с первых дней возникновения Отряда был нашей заветной целью, целью всех наших надежд и стремлений, нашей обетованной землей… Полк. Дроздовский».
Итак устанавливаю факты. Новочеркасск был занят Заплавской или как ее еще называли Южной группой. Удержан от прорыва большевиков благодаря подходу отряда полк. Дроздовского. Степной Отряд вступил в Новочеркасск без боев, в уже освобожденный от красных город.
***
Долгие годы я не участвовал в общественной казачьей жизни, но однажды мне в руки попала книга ген. И.А. Полякова «Донские казаки в борьбе с большевиками» в которой написано: «Наша батарея, установленная по два орудия у Троицкой и Константино-Еленинской церквей, имея великолепный обстрел и прислугу исключительно из офицеров, развила меткий и губительный огонь по цепям противника» (стр. 197). Это меня несколько задело и я послал ген. Полякову письмо, в котором приблизительно писал: «Донских офицеров артиллеристов вообще было не так много. В данное время одни ушли с Заплавской группой, другие еще не подошли со Степным Отрядом, третьи еще скрывались по станицам и хуторам. В данный момент около Троицкой церкви могли быть или случайные люди, или те, которые уклонились от того, чтобы пойти в Степной Поход или с Заплавской группой и продолжали прятаться в Новочеркасске, но сомнительно, чтобы они в это время пришли бы к Троицкой церкви и еще в таком количестве. Вас, Ваше Превосходительство, мы около Троицкой церкви не видели и никаких распоряжений от вас не получали, а значить, я думаю, вы пишете со слов какого то осведомителя. Разрешите, через ваше посредство попросить его назвать фамилии офицеров там присутствовавших, сообщить откуда пришли орудия, на скольких запряжках они были привезены, чем велся огонь, шрапнелью или гранатами?»
Ответа на мое письмо я не получил.
© “Родимый Край” №111 МАРТ — АПРЕЛЬ 1974 г.
Читайте также: