8-го (21 ноября по нов. стилю) 1920 г. пароход «Харакс» с эвакуированной на нем из Керчи 1-ой Донской казачьей дивизии (около 3000 чел.) вошел в Босфор и стал на якорь на Константинопольском рейде.
23 ноября Л. Гв. Казачий полк, входивший в состав этой дивизии, был перегружен с «Харакса» в вагоны на пристани «Серкеджи» и отправлен на ст. «Хадем-Киой», а оттуда в лагерь Санджак-Тепе (район Чаталжи). Лагерь состоял из деревянных сильно обветшавших бараков без окон и дверей. Во время войны 1914 г. в нем был склад снарядов турецкой артиллерии.
Русская армия, прибыв в Константинополь, сразу попала там в очень тяжелые условия: всюду было очень тесно, питьевой воды и продуктов выдавалось очень мало, санитарных удобств в общем не существовало.
В лагерях тоже было трудно. Большинству приходилось жить в землянках, построенных собственными руками. Часть офицеров Полка устроилась жить в Константинополе и его окрестностях.
Оружие было сдано по требованию союзного начальства и лагерь оцеплен эскадроном французских чернокожих. В этой полуголодной и безрадостной обстановке началась пропаганда разложения Армии. Казаки начали расходиться в поисках более сносной жизни.
Казачья Гвардейская бригада была сведена в 1-ый Донской Лейб-Гвардии Сводно-Казачий полк. Командиром его стал ген. Хрипунов. Лейб-казаки вошли туда в составе трех сотен, как Л.-Гв. Казачий дивизион. С ними, до переезда на Лемнос, оставались в лагере: ес. Евфимиев. ес. Потапов, подъес. Какурин, хор. Ярцев и хор. Харламов.
Французы, начавшие вершить судьбами Русской Армии, приказали всем казачьим частям очистить 12 янв. (нов. ст.) 1921 г., занимаемые ими лагеря и ехать на о. Лемнос. Но многие распропогандированные казаки, которые поверили ужасам, что рассказывали о Лемносе агитаторы Гнилорыбова, (которые вели агитацию против ген. Врангеля) наотрез отказались грузиться. Лейб-Казачьего дивизиона с этим эшелоном уехало лишь трое офицеров и около 30-и казаков. На транспорте «Дон» Дивизион прибыл на Лемнос 2/15 янв. Там они нашли уже группу казаков, прибывших туда раньше с ес. Кундрюковым прямо из Константинополя.
Ген. Калинин, начальник 1-ой Дивизии, видя сопротивление казаков, мешавших погрузке, попросил помощи у французов. Французы оцепили лагерь и пытались заставить силой идти казаков на погрузку, по из соседних лагерей сбежались другие казаки, окружили в свою очередь французов и между ними начались схватки. Было ранено два француза и один казак. Уклонившиеся от погрузки казаки бежали и прибились к другим частям, остававшимся в Санджак-Тепе. Они старались зачислиться в Конвойную сотню при Штабе Донского Корпуса, в которой уже был Лейб-Казачий взвод. Он был выделен из Полка еще до прибытия его в лагерь. Таким образом на ст. Хадем-Киой образовался большой взвод лейб-казаков, но пока без офицеров. Тогда командир Полка ген. м. Поздеев выслал туда ес. Гринева и подъес. Моргунова. Первый принял командование сводной полусотней, а второй — ее Лейб-Казачьим взводом (около 60-и казаков).
На следующий день 13 янв., все остававшиеся в Санджак-Тепе казаки с частью Штаба Корпуса и с другими полками, погрузились на пароход, на этот раз без затруднений. Ночью 15-го пароход снялся с якоря и в 11 часов вечера того же дня прибыл в Мудроскую бухту на Лемносе. 16-го янв., сейчас же после выгрузки, казаки принялись за устройство своих лагерей. Помимо этого они принимали участие и в других работах, подчас тяжелых, как постройка бани, бассейна для воды, собирание сухой травы, в окрестностях лагеря, заменявшей топливо, разгрузка парохода. Сверх этого они несли наряды для получения продуктов и по охранению лагеря.
Приехавшие Лейб-Казаки разместились в палатках типа «Марабу» по 12-14 человек в обычной и по 40 человек в большой. Спали все на голой земле.
Французы, так великодушно принявшие Русскую Армию и давшие ей в первое время убежище начали теперь предпринимать ряд мер, подрывающих авторитет русского начальства. Возможно, что французскому командованию становились не под силу расходы на пропитание Армии, а, может быть это происходило под влиянием международной политики, становящейся благорасположенной к большевикам. Со временем отношения французов к казакам стали портиться и перешли в открыто враждебные. Казаки, видевшие во французах самых верных и благородных союзников, стали чувствовать себя оскорбленными. Их возмущение постепенно нарастало.
Продовольственный паек на Лемносе был тот же, что и в турецких лагерях: 400 гр. хлеба, 200 гр. консервов, 20 гр. муки, 180 гр. картофеля или фасоли, 30 гр. жиров, 20 гр. сахару. Одеял не было. Спали на земле в шинелях, плотно прижавшись друг к другу. А погода стояла дождливая иногда и с морозами, с ветрами и бурями, порой срывавшими палатки.
2 февр. приезжал на Лемнос Донской Атаман ген. Богаевский. С ним прибыл командир Л. Гв. Казачьего полка ген. м. Поздеев.
Оставшиеся у казаков вещи продавались ими за безценок местным жителям. Мысли большинства сводились в это время к тому, чтобы не заболеть от голода. И неожиданно настоящими друзьями оказались американцы. Помощь их Красного Креста Белой Армии на Лемносе приходила ощутительно, быстро и без шумихи.
В эту пору, когда русское командование, в такой, казалось бы безнадежной обстановке, прилагало все усилия, чтобы сохранять спайку и дух в войсках, французы старались ускорить, распыление русских войск. Позже выяснилось что оно было уже подготовленно приказом № 3070 3 ген. Шарпи, командующим французскими оккупационными войсками на ближним Востоке с целью сокращения числа чинов, состоявших на французском продовольственном пайке. Поэтому уже с первых чисел февраля в каз. лагерях Лемноса стали расклеиваться обращения французского Штаба, призывающие казаков к неповиновению своим начальникам, уговаривающие их возвратится в Сов. Россию, записываться в Иностранный Легион или на работы в Бразилию. Пропаганда эта шла из беженского лагеря и велась на французские деньги. Когда же русское начальство начало противодействовать уходу казаков из воинских частей, французы стали обращаться прямо к казакам, минуя их начальников.
6 февр., на яхте «Лукул» прибыл ген. Врангель. После парада, где перед ним прекрасно прошел в 2-ухсотенном составе 1-ый Донской Л. Гв. Сводно-Казачий полк, главнокомандующий осмотрел лагерь Корпуса и советовал казакам никуда не записыватся, а слушать только его приказы.
Но все же агитация французов давала свои результаты: к 13 февр. началась погрузка на пароход «Решид-Паша», уходивший в сов. Россию. Записавшихся тогда из Дон. Корпуса было 550 человек.
9 марта состоялось производство в офицеры юнкеров старшего курса Атаманского Военного Училища. На следующий день в Л. Гв. Казачий дивизион прибыли выпущенные в него 12 молодых офицеров: Воронин Сергей, Ефремов Григорий, Какурин Николай, Кострюков Александр, Кутырев Георгий, Моргунов Василий, Назаров Александр, Номикосов Борис, Полковников Борис, Сагацкий Иван, Самсонов Евгений и Шелякин Борис.
Лагерь обоих дивизионов Л. Гв. Сводно-Казачьего полка находился в версте с половиной от г. Мудроса, на склоне скалистого холма. Жили в палатках и землянках. Л. Гв. Казачьим дивизионом временно командовал полк. Краснов, т. к. ген. Поздеев уехал 9 марта в отпуск по болезни в Константинополь. Состав Дивизиона был следующий: 2-ая сотня — ес. Евфимьев, хор. Сагацкий, Полковников, Кутырев, Моргунов, вахм. Бодрухин, 2-ая сотня — ес. Кундрюков, сотн. Воронин, хор. Самсонов, Номикосов, Шелякин, Какурин, вахм. подхор. Елисеев. 3-яя сотня — ес. Потапов (прикомандированный), хор. Назаров, Ефремов, Кострюков, вахм. Малахов, пулеметная команда — подъес. Семилетов, вахм. Колбасин, и 4 чиновника Число казаков было непостоянно, минимально человек около 80-п.
По приказу полк. Оприца, принявшего командование Дивизионом от больного ген. Поздеева, офицеры полка, жившие в Константинополе и его окрестностях, были обязаны немедленно выехать на Лемнос или подать в отставку. 14 марта на пароходе «Самара» они прибыли на Лемнос. С этим же пароходом уехал в Константинополь полк. Краснов, который был назначен командовать донской сотней Конвоя Главнокомандующего.
21 марта по приказанию французов, ес. Гринев и подъес. Моргунов с казаками, несшими службу при Штабе Доне. Корпуса в Хадым-Киой должны были быть отправлены на Лемнос. Но ген. Абрамов заявил, что не отдаст на это своего приказания, пока не получит надлежащих указаний от Главнокомандующего или обещания французского командования, что довольствие частей на Лемносе будет продолжаться и после 1 апреля. Чтобы оповестить об этом высшее начальство, он послал в Ставку подъес. Моргунова, а подъес. Гринева в штаб французской дивизии ген. Приу. В его отсутствии ес. Гринев был принят его начальником штаба, который, прочитав заявление ген. Абрамова, пришел в негодование и решил, что ген. Абрамов будет немедленно отрешен от командования. Когда же ес. Гринев пояснил ему что Лейб-Казаки ждут для переезда приказа ген. Врангеля, начальник штаба заявил, что он не знает никакого главнокомандующего, но что здесь есть ген. Приу, который и приказывает. На это ес. Гринев ответил, что он не знает ген. Приу и что у нас есть Главнокомандующий. Назревавший инцидент был, к счастью, исчерпан: от ген. Врангеля был получен приказ о погрузке. Полусотня эта на пароходе «Дон» присоединилась к Дивизиону 27 марта. С ней же прибыл ген. Абрамов со своим штабом.
Группа Лейб-Казаков, прибывшая с полк. Оприцем, очень пополнила ряды Дивизиона. После его переформирования, старшим офицером стал полк. Воронин, 1-ую сотню временно принял войск. старш. Рыковский, сдавший ее вскоре ес. Агафонову, а сам принявший заведование хозяйственной частью всего Дивизиона. Подъес. Моргунов заменил временно адъютанта подъес. Ротова. Во 2-ю сотню был назначен подъес. Могилянский. 3-ю сотню от ес. Потапова принял ес. Евфимов, в нее же попал подъес. Прокофьев и хор. Реми и т.д.
Полк. Оприц приехал во время: агитация французов на распыление Русской Армии увеличивалась. Полк. Оприц с помощью своих офицеров и нескольких старослуживых, оказавшихся в рядах Дивизиона, энергично принялись за поднятие духа и дисциплины казаков. Одновременно благодаря деятельности войск. старш. Рыковского, дивизионный цейхгауз стал наполнятся обмундированием, а питание заметно улучшилось. С 24 марта Л. Гв. в Казачьем дивизионе начались серьезные строевые занятия. Вечерами спевались лесники.
25 марта состоялась проверка численного состава Донского Корпуса. В обоих дивизионах 1-го Дон. Л. Гв. Сводно-Казачьего полка оказалось 356 казаков и офицеров, с 5-ю семьями, из них Лейб-Казаков около 160 человек.
В тот же день, в Мудроскую бухту в сопровождении французского миноносца, вошел знакомый всем пароход «Решид-Паша». Вечером же повсюду был расклеен приказ ген. Бруссо французского коменданта о. Лемноса, в котором сообщалось, что Франция не признала Русской Армии и ген. Врангеля и поэтому франц. командование решило кормить русских только до 1 апреля т. к. оно не в силах содержать такую большую Армию. Французское правительство прекращает кредиты и содействие ген. Врангелю в его действиях против сов. власти. Русским военным чинам предлагалось или: 1) — возвратиться в Сов. Россию, 2) — ехать на работы в Бразилию или 3) — самим обеспечить свое существование.
26 марта с утра начала производится запись желающих вернуться в Совдепию. Но только что приехавший ген. Абрамов стал обходить выстроенных для записи ехать в СССР части. Он уверял, что и после 1 апреля все будут получать довольствие. Поэтому он советовал принять пункт 3-й приказа ген. Бруссо: у ген. Врангеля есть средства и он уже ведет переговоры об устройстве частей Русской Армии на Балканах.
Штаб ген. Бруссо, не удовлетворенный неопределенными результатами опроса решил повторить запись, но на этот раз ген. Бруссо придал на помощь каждому своему офицеру по 15 черных стрелков и по 4 конных жандарма.
Новый опрос был 29 марта. У самого берега теперь покачивался миноносец с наведенными на лагерь орудиями. Теперь по требованию ген. Бруссо офицерам пришлось выйти из строя, чтобы французы могли непосредственно обратиться к казакам минуя их начальников. Франц. офицеры, повторяя, то, что было уже объявлено в приказе ген. Бруссо, добавляли, что на Балканы казаков не пустят; возможность же питания Армии на средства ген. Врангеля и помощь Американского Красного Креста является фантазией. Желающие уехать нашлись. Из Л. Гв. Казачьего дивизиона ушло тогда около 30-и человек.
Несмотря на создавшуюся обстановку, дисциплина в нем поддерживалась и как наиболее подтянутая часть Дивизион начал выставлять заставы на некоторые дороги острова для контроля проходящих казаков. После ухода «Решид-Паши» в Сов. Россию с казаками возвращенцами, стало известно, что многие уже бывшие на пароходе раздумали ехать и бросались в море, старясь вплавь добраться до берега, но французы их вылавливали и силой возвращали на пароход.
По новой переписи Л. Гв. в Сводно-Казачьем полку оказалось 82 офицера, 256 казаков и 5 жен офицеров. Строевые занятия в Дивизионе продолжались тем же темпом, несмотря на натянутые отношения с французами. Днем же в собранской палатке происходили офицерские занятия.
С 11 апр. продовольственный паек был уменьшен. Тогда ген. Абрамов приказал корпусному интенданту закупить муку у греков и с 14 апр. выдавать всем казакам добавочное довольствие.
15 апр. Л. Гв. Казачий дивизион был выделен из состава Л. Гв. Сводно-Казачьего полка и переведен на полуостров Калоераки в непосредственное подчинение командиру Корпуса. В день переезда Дивизион был встречен на пристани Кубанским Гвардейским Дивизионом со всеми офицерами и хором трубачей. На новом месте Дивизион устроился значительно лучше чем прежде: на ровном месте, невдалеке от Штаба Корпуса и Интендантства. Продукты и вода теперь получались аккуратно и быстро. В большой палатке была устроена походная церковь, вторая служила офицерским собранием. Лагерь был приведен в образцовый нарядный вид со строго-выравленными палатками, дорожками с линиями побеленных камней. На передней линейке под грибом сидел дневальный. Перед большими палатками были выложены из разноцветных прибережных камней большие двухглавые орлы андреевской звезды, полкового знака. В собрании были развешаны рисунки С. Ефремова, казначея Дивизиона. Вечером там горело электричество и офицеры коротали свое время. Вскоре заработали свои портняжная и сапожная мастерские, свои околодок и лавочка. Доход с последней шел на улучшение питания казаков. Каждый месяц офицеры стали получать по две, а казаки по одной турецкой лире. При полном безденежьи эта помощь была ценной.
Жизнь Дивизиона стала оживленнее: днем строевые занятия, гимнастика иногда на футбольном поле перед самым лагерем происходили состязания, в другие вечера и дни — лекции, концерты и спектакли. На них охотно ходили и офицеры и казаки. И в собранской палатке тоже бывало шумно и весело.
В это время к Дивизиону была прикомандирована 6-ая Л. Гв. Донская батарея, под командой ген. Упорникова — 12 офицеров и около 25-и казаков. Прибыл также доктор Линзе.
23 апр. французы еще больше уменьшили паек (меньше 2000 калорий в день), но русское командование выдало добавочный рацион, а Американский Красный Крест табак и папиросы. Вскоре французский штаб объявил новую запись в Бразилию и на Корсику. У Лейб-Казаков она не имела никакого успеха.
В связи со слухами о перевозке Русской Армии в Балканские страны из беженского лагеря потянулись казаки обратно в строевые части. Дивизион быстро и заметно увеличился.
30 апр., часов в пять дня, Дивизион по тревоге выстроился на передней линейке лагеря. Перед фронтом, рядом с полк. Оприцем стоял французский офицер из штаба ген. Бруссо. Он попросил командира Дивизиона удалить офицеров из строя и потом прочитал казакам новый приказ о записи на работы в Бразилию. Полк. Оприц объявил ему, что будет считать до десяти ожидая желающих, но ни один казак не вышел из строя. «Спасибо, братцы!…» бросил Дивизиону полк. Оприц. Казаки ответили ему таким громовым дружным «ура», что французский офицер смутился, вскочил на свою лошадь и ускакал. Пронзительный свист провожал его пока он не скрылся из виду.
На Пасху лейб-казаки отстояли Заутреню в своей походной церкви, украшенной к Празднику зеленью. У всех — радостное настроение. Потом шло общее христосование. Батюшка осветил «пасхи» — сдобные греческие хлеба. Казаки получили по стакану вина и чарке коньяку и по четыре яйца. Потом была выдана рисовая каша и баранина. Розговены у казаков и офицеров продолжались до утра.
1 мая, на первый день Пасхи был парад всего Корпуса, 2-го же лейб-казаки устроили у себя обед, на который были приглашены ген. Абрамов со своим начальником Штаба полк. Ясевичем, и все офицеры Кубанского Гвардейского Дивизиона.
После Пасхи жизнь Дивизиона пошла еще более интенсивно: в 7 ч. — подъем, общая молитва, чай, различные наряды — за продуктами, водой и пр., с 9 до 11 ч. — строевые занятия, гимнастика, обед, от 4 до 6 ч. Снова различные занятия, в 8 ч. — ужин и заря.
Ген. Бруссо заметил выправку лейб-казаков и безукоризненный порядок в их лагере. Ген. Абрамов получил от него предложение высылать от них постоянные заставы в окрестные села для контроля русских. С 7 мая Л. Гв. Казачий Дивизион стал регулярно нести эту службу. Казаки шли на заставы охотно, так как там служба не была слишком тяжелой и им за нее увеличивали паек. Для несения этой службы Дивизион получил от французов 50 винтовок.
13 мая, в приказе по Лемноской группе, ген. Абрамов сообщил войскам, что французским командованием отмечена безупречная служба Л. Гв. Казачьего Дивизиона. В виде поощрения за это ген. Бруссо снова разрешил поездки в гг. Мудрос и Кастро, которые недавно были запрещены из-за того, что казаки Кубанского лагеря «своими песнями и разговорами ночью мешают ему спать».
27 мая первые воинские части уехали в Болгарию, согласившуюся, как и Сербия, принять Белую Армию.
В эти дни из Дивизиона был на глазах у всех выгнан приказный Кружилин за то, что открыто призывал казаков не верить офицерам и переходить в беженский лагерь. С него были снята фуражка, срезаны погоны и отпороты гвардейские канты.
30 мая в Мудросской бухте снова появился «Решид-Паша». На нем Конвой Главнокомандующего ехал в Сербию. По пути он должен был захватить группу кубанцев. С этим пароходом к Дивизиону присоединились полк. Номикосов и сотн. Упорников. Лейб-казаки с полковым значком отправились к морю. Как только на «Решид-Паша» их заметили, на пароходе быстро выстроился Конвой Главнокомандующего со штандартами и трубачами. Оттуда стали доноситься звуки полкового марша и крики «ура». Таким же «ура» отвечали лейб-казаки с берега. Подъезжать к пароходу французами было запрещено. Пришлось остаться на берегу, слушая музыку Конвоя. Но все же несколько человек отправились к пароходу вплавь и побывали на его борту.
Вечером 1 июня подъес. Ротов, будучи начальником поста в одной из деревень, арестовал трех агитаторов из беженского лагеря, которые собирались начать пропаганду среди казаков поста. Один из них уже появлялся в Дивизионе и уговаривал казаков бросить офицеров, обманывавших их на каждом шагу и переходить в беженский лагерь. У него был отобран маузер и подложные документы. Во время ареста он держал себя вызывающе, заявив: «Я вас не боюсь, вы не имеете права меня арестовывать, так как я состою на службе у французов». Арестованные под конвоем были отправлены в штаб группы, а оттуда хор. Полковникову было приказано сдать их на гауптвахту при Алексеевской Военном Училище. Но в темноте Полковников сбился с пути и повел арестованных мимо французского Штаба. Поравнявшись с ним арестованные принялись кричать: «Этьеван! Этьеван! Нас ведут расстреливать!…» Из штаба выскочили вооруженные стрелки во главе с майором Этьеван с револьвером в руке. Окружив казаков, майор потребовал передачи ему арестованных. Подчиняясь силе хор. Полковникову пришлось выдать агитаторов майору под его расписку. Этот случай иллюстрирует, каким образом велась работа по распылению Русской Армии.
3 июня пришла радиотелеграмма о том, что лейб-казаки уезжают в Сербию. И действительно около 5-и часов пополудни на горизонте показался пароход. А в час ночи полк. Оприц, вернувшись из Штаба Корпуса, сообщил, что в это же утро, то есть 4 июня, Лейб Казачий, Атаманский и Кубанский Гвардейские Дивизионы с Донским Техническим полком будут грузиться на только что пришедший «Керасун». Весь остаток ночи шли лихорадочные сборы к отъезду. В 4 ч. утра Дивизион в походной амуниции выстроился. Был отслужен напутственный молебен в присутствии командира Корпуса. После него ген. Абрамов благодарил всех лейб-казаков за их стойкость, прекрасное поведение и несение службы. В ответ на его пожелание счастливого пути и пр. грянуло «ура». В нем вылились горечь наболевшего русского сердца, радость освобождения с Лемноса и благодарность Главнокомандующему за сдержанное им слово. Офицерам, окружавшим командира Корпуса, ген. Абрамов при прощании, добавил: «Помните, господа офицеры, что историю полка творят офицеры!…» У него самого и у многих стояли слезы на глазах.
В 2 ч. дня погрузка была закончена. На «Керасунде» в Сербию уезжало 250 человек подтянутого и бодрого духом Лейб-Гвардии Казачьего Дивизиона.
В 7 ч. вечера командир Корпуса, осмотрев размещение всех отъезжающих частей, под звуки хора трубачей Кубанского Гвардейского Дивизиона и несмолкаемого «Ура», на катере отбыл обратно. В 7 ч. 43 мин. заработал пароходный винт и «Керасун» стал удаляться от Лемноса.
Использованные источники:
- Объединение офицеров Л. Гв. Казачьего Е. В. полка — Записки офицеров о службе в Полку по 1922 г. Архив Объединения. Курбевуа. Франция.
- С. Рытченков — «259 дней Лемноского сидения». Париж 1933 г.
- И. Сагацкий — Личный дневник. Париж.
- Ген. от кав. П.Н. Шатилов — «Расселение Армии по Балканским странам». Военно-Исторический Вестник, №№ 39 и 40, май и ноябрь 1972 г. Париж.
- Штаб Донского Корпуса — «Казаки в Чаталже и на Лемносе в 1920-21 гг.». Издание Исторической Комиссии. Белград 1924.
Париж.
И. Сагацкий
© “Родимый Край” № 114 СЕНТЯБРЬ – ОКТЯБРЬ 1974 г.
Читайте также: