РОДИМЫЙ КРАЙ — орган обще-казачьей мысли

В 1895 году мой дедушка, полковник Заамурского Военного Округа Пограничной стражи, кубанский казак Иван Федорович Павловский, тогда в чине есаула, со своей сотней Кубанских казаков был неожиданно приказом направлен с персидской границы в Одессу. По прибытию в город и явки к на­чальству, дед получил приказ о назначении его в далекую Маньчжурию, как первого представителя русской военной власти на по­лосе земли, установленной специальным арендным договором между Россией и Ки­таем, сроком на 99 лет, для постройки на ней Китайской Восточной железной дороги и взаимного содружества двух упомянутых государств в ее эксплуатации.

Путь через Сибирь, в те времена был не только труден, но и чрезвычайно долог. По­этому, дед и казаки, из Одессы плыли морем до Владивостока. Много интересного и поучи­тельного навидался наблюдательный дед и его казаки за это плавание.

В Владивостоке дед получил точные ука­зания в какое место Маньчжурии он должен прибыть и каковы будут основные обязан­ности по его новой службе. Далее дед со своей сотней совершил трудный поход по бездорожью дикого, неведомого края, через горы и лесные дебри Маньчжурии в древ­ний город Гирин. После дружественной встречи с китайскими властями и неболь­шого отдыха, дед и его казаки совершили еще такой же поход и прибыли на место сво­его назначения — на дикий, безлюдный берег реки Сунгари, где впоследствии был основан Харбин.

Началась подготовка к строительству Ки­тайско-Восточной железной дороги.

В ожидании приезда изыскательных пар­тий, которые должны были приплыть по Сунгари на пароходе к условленному месту, дед с казаками, не терял времени, совершая во все стороны походы, знакомясь с прилега­ющими районами и занимаясь охотой на ди­ких зверей и птиц для самоснабжения про­довольствием, точно так, как приходилось ему раньше поступать, находясь в глухих районах персидской границы.

Как там, так и тут, редкие встречи казаков с изумленным населением дикого края, не встречавшимся никогда ранее с русскими, носили миролюбивый, дружественный ха­рактер на основе равенства, уважения чело­веческого достоинства, чужих нравов и обы­чаев религии.

Местные, малочисленные жители отвеча­ли такими же благожелательными и друже­любными чувствами.

Ознакомясь с окружающей местностью, дед и его казаки, вернулись к сроку на усло­вленное место встречи со строителями КВЖД, выбрав единственный имевшийся китайский хутор, отстоявший от реки Сунга­ри верстах в 10 к востоку, постоянным местом своей стоянки.

С прибытием пароходов с изыскательными партиями, рядом с хутором началась пос­тройка первого русского поселка. Он состоял из саманных бараков, построенных по местно­му образцу, с такими же соломенными кры­шами, глинобитными полами, только снару­жи и внутри они были чисто выбелены, а окна, вместо тусклой промасленной бумаги, имели сверкающие стекла.

Этот 1-ый русский поселок на маньчжур­ской земле, впоследствии был назван Старым Харбином, в отличие от нового города, где была построена большая железнодорож­ная станция с массой поездных путей и от­ветвлений, часть которых вела к складам и пристани на берегу Сунгари.

Весть о кипучей созидательной деятельно­сти русских о постройке ими первого поселка и невиданного в тех краях железнодорожно­го пути, всколыхнула местное население и часть его переселилась к месту стройки, за­нявшись своим привычным делом — огород­ничеством и хлебопашеством. Сельскохозяй­ственные продукты находили сбыт у строи­телей дороги — по неожиданным, хорошим и высоким ценам.

Другая часть местных жителей занялась с таким же успехом разными ремеслами, а здоровая молодежь обрела еще лучшие зара­ботки, вступив в рабочие строительные арте­ли. Объем работ разширялся, рабочих рук не хватало. Узнав о хороших заработках, с юга стали массами идти желающие получить работу.

Время шло, к речной пристани все чаще прибывали пароходы с баржами, привозя все новые партии строителей, различные мате­риалы и части. И на пустынном до этого бе­регу Сунгари разрастался город. Жизнь ки­пела.

В три стороны от города на запад, восток и юг, на фоне девственной, зелени лугов, по­тянулись, уходя в синеющие дали, четкие, свежие железнодорожные насыпи, создан­ные упорным, тяжелым трудом объединен­ных русских и китайских рабочих артелей. Их свободный, хорошо оплачиваемый труд под руководством инженеров и техников преодолевал многочисленные природные препятствия. Через реки перекидывались мосты, возникали высокие насыпи будущего пути. И кочующие поселки строителей ухо­дили в даль, спеша навстречу к тем, кто с таким же упорным трудом и настойчивостью вели постройку пути с противоположных пунктов.

Дед и его казаки, не сидели праздно в городе, а двигались во главе передового стро­ительного отряда, идущего на восток — в самый глухой, безлюдный, дикий, трудно­доступный, гористый, покрытый дремучими лесами район Маньчжурии, где они уже ус­пели побывать ранее, сопровождая изыска­тельные партии. Теперь они снова, как и тогда, несли охрану строителей дороги от возможных нападений хунхузских шаек и тигров. Но, главным образом, в этом районе, казачьи разъезды служили единственным надежным средством связи между отдельными партиями строителей и далекого города пока не вступила в строй телефонная ли­ния.

Походная жизнь в дебрях тайги была каза­кам не в тягость, а по душе; они привыкли, приноровились к ней прослужив не мало лет в пограничной страже на персидской грани­це. Только там не было такой дикой, свое­образной, красочной природы, не было та­кого богатства и обилия всевозможных ди­ких зверей, охотой на которых они снабжали строительные партии обильным провиантом. А сколько интересных приключений, слу­чайностей и впечатлений принес им этот пе­риод жизни!

Нередко, в летние и осенние вечера, когда после трудового дня, в наступающих сумер­ках тайги, в лагере загорались костры для варки ужина и освещения. В тиши наряду с заунывной музыкой китайской своеобраз­ной скрипки и флейты, вдруг, вначале тихо, а потом наростая мощью и удалью, неслись казачьи песни, вспыхивал ярче и шире огонь костра, песни переходили в бурные пляски под акомпанимент гармошки и бубнов.

По скончании постройки пути и начала ре­гулярного движения поездов, (это было в 1900 году) дед получил по телеграфу вызов — срочно возвратиться в город. На юге Маньчжурии было неспокойно. В столице, Пекине вспыхнуло стихийное движение про­тив всех иностранцев, находившихся на тер­ритории Китая. Это восстание во главе с китайскими войсками вошло в историю под названием «Боксерского» и отличалось не­обычайной яростью.

Первые боксерские отряды появились в Маньчжурии в наиболее населенной ее час­ти. Они уничтожали железнодорожные пути Южной линии КВЖД, срывая насыпи, топя в прилегающих реках и водоемах рельсы, разрушая мосты, сжигая на кострах шпалы, подвижные составы, разрушая и сжигая станции, разъезды и полуказармы. Всех за­хваченных ими беззащитных железнодорож­ников и их семьи безжалостно убивали. Часть боксерских полчищ двинулась на се­вер к Харбину, а другая к югу, в сторону Ляо-Дунского полуострова, неся смерть и разрушения на своем пути.

Медлить было нельзя, надо было во что бы то ни стало опередить боксеров, спасти остальных линейных служащих и их семьи от неминуемой гибели. Самоотверженный, глубокий конный рейд деда во главе своей казачьей сотни вдоль южной линии КВЖД, принес им неожиданное спасение от насту­павших со всех сторон боксеров.

Особенно тяжел был для горсти казаков их обратный путь, так как они потеряли свою обычную маневренность и скорость из-за растущего обоза с беженцами, тяжело ране­ными и телами убитый в боях казаков. Терпя невероятные лишения, почти без отдыха и сна, отбиваясь со всех сторон от атакующего противника, казачий отряд и охраняемый им обоз благополучно достигли Харбина.

Вскоре после этого, многочисленные бок­серские войска осадили и Харбин. Неожи­данно развернувшиеся события захватили врасплох мирный город, находившийся в пе­риоде строительства. Гарнизон его был не­большим и не имел артиллерии. Не было также продовольственных запасов и меди­каментов, а из-за разрушенных боксерами железнодорожных путей — нельзя было ждать скорого прибытия помощи. Осада го­рода принимала грозный, затяжной харак­тер.

Но, защитники его не падали духом и ус­пешно отбивали все атаки противника. В механических мастерских КВЖД была спе­шно отлита из меди небольшая пушка, но для ведения военных действий она оказалась непригодной. А у боксеров неожиданно по­явилось два скорострельных немецких ору­дия, которые были установлены ими на ку­курузном поле у берега Сунгари, напротив городской пристани. Прямой наводкой из них они принялись безнаказанно расстреливать город и стоявших у пристани речные суда. Первыми жертвами этого обстрела стали мирные жители города.

Дед не мог стерпеть создавшегося положе­ния. Собрав остаток своей сотни, он вместе со своим зятем Зарембой, командиром неболь­шой пехотной части, составил отряд и немед­ленно повел его по уцелевшему понтонному мосту на противоположный берег Сунгари.

Несмотря на бешенный ружейный и ору­дийный огонь боксеров, отряд быстро врезал­ся в кукурузное поле, захватил эти два ору­дия и повернув их против врагов, метким ог­нем из них и стремительной конной атакой вынудил к отступлению. Неожиданная ге­ройская вылазка защитников города нанесла большой материальный и моральный урон боксерам; они сняли осаду и отошли на юг.

Это произошло весьма вовремя, так как у защитников его иссякли запасы патронов и кончалось продовольствие и начинались эпи­демические заболевания.

Население города оценило по заслугам де­ла дела, наименовав его спасителем Харбина, а созданный им отряд — Маньчжурскими героями. Но скромный, простодушный дед, верный своему воинскому долгу, всячески избегал похвал и выражений признательно­сти.

Постепенно жизнь города входила в свою обычную мирную колею, хотя дозоры деда зорко следили, чтобы не быть захваченными врасплох внезапным маневром врага.

Между тем, с севера вверх по течению Сунгари от границ России спешно двигался караван судов с русскими воинскими частя­ми, с продовольствием, медикаментами и ма­териалами для восстановления поврежден­ных железнодорожных составов и путей. И вспыхнувшее пламя боксерской войны от­ходило все дальше и быстро угасло.

Угасло оно быстро не только потому, что сравнительно малочисленный его противник обладал лучшими знаниями ведения войны, лучшей техникой и дисциплиной.

Главной причиной было осознание всей боксерской массой и всем населением Мань­чжурии ошибочности поднятой ими жестокой ничем необоснованной войны с миролюбимым, благожелательным и добрым русским наро­дом, цель и появление которого на ихней земле являлась постройка железной до­роги, выгодной и полезной для Китая и Рос­сии, а не захват и порабощение чужого края.

Правильность этих мыслей и действий и возникшие на их основе взаимоотношения обеих нации, как и сохранность КВЖД под­твердилось на фактах и с честью выдержало испытания на крепость и нерушимость в те­чении последующих десятилетий, несмотря на великие сдвиги и военные события: рус­ско-японская война, первая мировая война, революция в Китае, революция в России, гражданская война в Сибири, гражданская война в Приморьи и исход из них в Маньч­журию многочисленных, обездоленных, разо­ренных беженцев.

А что же дед и его казаки? Они отличи­лись еще одним, неописанным, забытым под­вигом в русско-японской войне 1904-1905 гг.

Н. Бориславский

© “Родимый Край” № 108 СЕНТЯБРЬ-ОКТЯБРЬ 1973 г.