ЛЕЙБ-КАЗАКИ НА ЛЕМНОСЕ. – И. Сагацкий


8-го (21 ноября по нов. стилю) 1920 г. пароход «Харакс» с эвакуированной на нем из Керчи 1-ой Донской казачьей дивизии (около 3000 чел.) вошел в Босфор и стал на якорь на Константинопольском рейде.

23 ноября Л. Гв. Казачий полк, входивший в состав этой дивизии, был перегружен с «Харакса» в вагоны на пристани «Серкеджи» и отправлен на ст. «Хадем-Киой», а оттуда в лагерь Санджак-Тепе (район Чаталжи). Лагерь состоял из деревянных силь­но обветшавших бараков без окон и дверей. Во время войны 1914 г. в нем был склад сна­рядов турецкой артиллерии.

Русская армия, прибыв в Константино­поль, сразу попала там в очень тяжелые ус­ловия: всюду было очень тесно, питьевой во­ды и продуктов выдавалось очень мало, са­нитарных удобств в общем не существовало.

В лагерях тоже было трудно. Большинству приходилось жить в землянках, построенных собственными руками. Часть офицеров Пол­ка устроилась жить в Константинополе и его окрестностях.

Оружие было сдано по требованию союз­ного начальства и лагерь оцеплен эскадроном французских чернокожих. В этой полуголод­ной и безрадостной обстановке началась про­паганда разложения Армии. Казаки начали расходиться в поисках более сносной жизни.

Казачья Гвардейская бригада была сведена в 1-ый Донской Лейб-Гвардии Сводно-Казачий полк. Командиром его стал ген. Хрипу­нов. Лейб-казаки вошли туда в составе трех сотен, как Л.-Гв. Казачий дивизион. С ними, до переезда на Лемнос, оставались в лагере: ес. Евфимиев. ес. Потапов, подъес. Какурин, хор. Ярцев и хор. Харламов.

Французы, начавшие вершить судьбами Русской Армии, приказали всем казачьим частям очистить 12 янв. (нов. ст.) 1921 г., за­нимаемые ими лагеря и ехать на о. Лемнос. Но многие распропогандированные казаки, которые поверили ужасам, что рассказывали о Лемносе агитаторы Гнилорыбова, (которые вели агитацию против ген. Врангеля) наотрез отказались грузиться. Лейб-Казачьего диви­зиона с этим эшелоном уехало лишь трое офицеров и около 30-и казаков. На транспор­те «Дон» Дивизион прибыл на Лемнос 2/15 янв. Там они нашли уже группу казаков, прибывших туда раньше с ес. Кундрюковым прямо из Константинополя.

Ген. Калинин, начальник 1-ой Дивизии, видя сопротивление казаков, мешавших по­грузке, попросил помощи у французов. Французы оцепили лагерь и пытались заста­вить силой идти казаков на погрузку, по из соседних лагерей сбежались другие казаки, окружили в свою очередь французов и меж­ду ними начались схватки. Было ранено два француза и один казак. Уклонившиеся от погрузки казаки бежали и прибились к дру­гим частям, остававшимся в Санджак-Тепе. Они старались зачислиться в Конвойную сотню при Штабе Донского Корпуса, в кото­рой уже был Лейб-Казачий взвод. Он был выделен из Полка еще до прибытия его в ла­герь. Таким образом на ст. Хадем-Киой обра­зовался большой взвод лейб-казаков, но пока без офицеров. Тогда командир Полка ген. м. Поздеев выслал туда ес. Гринева и подъес. Моргунова. Первый принял командование сводной полусотней, а второй — ее Лейб-Казачьим взводом (около 60-и казаков).

На следующий день 13 янв., все оставав­шиеся в Санджак-Тепе казаки с частью Штаба Корпуса и с другими полками, погру­зились на пароход, на этот раз без затрудне­ний. Ночью 15-го пароход снялся с якоря и в 11 часов вечера того же дня прибыл в Мудроскую бухту на Лемносе. 16-го янв., сейчас же после выгрузки, казаки принялись за ус­тройство своих лагерей. Помимо этого они принимали участие и в других работах, под­час тяжелых, как постройка бани, бассейна для воды, собирание сухой травы, в окрест­ностях лагеря, заменявшей топливо, разгру­зка парохода. Сверх этого они несли наряды для получения продуктов и по охранению лагеря.

Приехавшие Лейб-Казаки разместились в палатках типа «Марабу» по 12-14 человек в обычной и по 40 человек в большой. Спали все на голой земле.

Французы, так великодушно принявшие Русскую Армию и давшие ей в первое время убежище начали теперь предпринимать ряд мер, подрывающих авторитет русского на­чальства. Возможно, что французскому ко­мандованию становились не под силу ра­сходы на пропитание Армии, а, может быть это происходило под влиянием международ­ной политики, становящейся благорасполо­женной к большевикам. Со временем отно­шения французов к казакам стали портиться и перешли в открыто враждебные. Казаки, видевшие во французах самых верных и благородных союзников, стали чувствовать себя оскорбленными. Их возмущение посте­пенно нарастало.

Продовольственный паек на Лемносе был тот же, что и в турецких лагерях: 400 гр. хлеба, 200 гр. консервов, 20 гр. муки, 180 гр. картофеля или фасоли, 30 гр. жиров, 20 гр. сахару. Одеял не было. Спали на земле в шинелях, плотно прижавшись друг к другу. А погода стояла дождливая иногда и с моро­зами, с ветрами и бурями, порой срывавши­ми палатки.

2 февр. приезжал на Лемнос Донской Атаман ген. Богаевский. С ним прибыл ко­мандир Л. Гв. Казачьего полка ген. м. Поз­деев.

Оставшиеся у казаков вещи продавались ими за безценок местным жителям. Мысли большинства сводились в это время к тому, чтобы не заболеть от голода. И неожиданно настоящими друзьями оказались американ­цы. Помощь их Красного Креста Белой Ар­мии на Лемносе приходила ощутительно, бы­стро и без шумихи.

В эту пору, когда русское командование, в такой, казалось бы безнадежной обстановке, прилагало все усилия, чтобы сохранять спай­ку и дух в войсках, французы старались ус­корить, распыление русских войск. Позже выяснилось что оно было уже подготовленно приказом № 3070 3 ген. Шарпи, командую­щим французскими оккупационными войска­ми на ближним Востоке с целью сокращения числа чинов, состоявших на французском продовольственном пайке. Поэтому уже с первых чисел февраля в каз. лагерях Лем­носа стали расклеиваться обращения фран­цузского Штаба, призывающие казаков к не­повиновению своим начальникам, уговарива­ющие их возвратится в Сов. Россию, записы­ваться в Иностранный Легион или на работы в Бразилию. Пропаганда эта шла из беженс­кого лагеря и велась на французские деньги. Когда же русское начальство начало противодействовать уходу казаков из воинских ча­стей, французы стали обращаться прямо к казакам, минуя их начальников.

6 февр., на яхте «Лукул» прибыл ген. Врангель. После парада, где перед ним пре­красно прошел в 2-ухсотенном составе 1-ый Донской Л. Гв. Сводно-Казачий полк, глав­нокомандующий осмотрел лагерь Корпуса и советовал казакам никуда не записыватся, а слушать только его приказы.

Но все же агитация французов давала свои результаты: к 13 февр. началась погрузка на пароход «Решид-Паша», уходивший в сов. Россию. Записавшихся тогда из Дон. Корпу­са было 550 человек.

9 марта состоялось производство в офице­ры юнкеров старшего курса Атаманского Во­енного Училища. На следующий день в Л. Гв. Казачий дивизион прибыли выпущенные в него 12 молодых офицеров: Воронин Сер­гей, Ефремов Григорий, Какурин Николай, Кострюков Александр, Кутырев Георгий, Моргунов Василий, Назаров Александр, Номикосов Борис, Полковников Борис, Сагацкий Иван, Самсонов Евгений и Шелякин Бо­рис.

Лагерь обоих дивизионов Л. Гв. Сводно-Казачьего полка находился в версте с поло­виной от г. Мудроса, на склоне скалистого холма. Жили в палатках и землянках. Л. Гв. Казачьим дивизионом временно командовал полк. Краснов, т. к. ген. Поздеев уехал 9 марта в отпуск по болезни в Константино­поль. Состав Дивизиона был следующий: 2-ая сотня — ес. Евфимьев, хор. Сагацкий, Полковников, Кутырев, Моргунов, вахм. Бодрухин, 2-ая сотня — ес. Кундрюков, сотн. Воронин, хор. Самсонов, Номикосов, Шеля­кин, Какурин, вахм. подхор. Елисеев. 3-яя сотня — ес. Потапов (прикомандированный), хор. Назаров, Ефремов, Кострюков, вахм. Малахов, пулеметная команда — подъес. Семилетов, вахм. Колбасин, и 4 чиновника Чи­сло казаков было непостоянно, минимально человек около 80-п.

По приказу полк. Оприца, принявшего ко­мандование Дивизионом от больного ген. Поздеева, офицеры полка, жившие в Конс­тантинополе и его окрестностях, были обя­заны немедленно выехать на Лемнос или по­дать в отставку. 14 марта на пароходе «Са­мара» они прибыли на Лемнос. С этим же пароходом уехал в Константинополь полк. Краснов, который был назначен командовать донской сотней Конвоя Главнокомандующе­го.

21 марта по приказанию французов, ес. Гринев и подъес. Моргунов с казаками, нес­шими службу при Штабе Доне. Корпуса в Хадым-Киой должны были быть отправлены на Лемнос. Но ген. Абрамов заявил, что не отдаст на это своего приказания, пока не по­лучит надлежащих указаний от Главноко­мандующего или обещания французского ко­мандования, что довольствие частей на Лем­носе будет продолжаться и после 1 апреля. Чтобы оповестить об этом высшее началь­ство, он послал в Ставку подъес. Моргуно­ва, а подъес. Гринева в штаб французской дивизии ген. Приу. В его отсутствии ес. Гри­нев был принят его начальником штаба, ко­торый, прочитав заявление ген. Абрамова, пришел в негодование и решил, что ген. Абрамов будет немедленно отрешен от ко­мандования. Когда же ес. Гринев пояснил ему что Лейб-Казаки ждут для переезда приказа ген. Врангеля, начальник штаба зая­вил, что он не знает никакого главнокоман­дующего, но что здесь есть ген. Приу, который и приказывает. На это ес. Гринев отве­тил, что он не знает ген. Приу и что у нас есть Главнокомандующий. Назревав­ший инцидент был, к счастью, исчерпан: от ген. Врангеля был получен приказ о погруз­ке. Полусотня эта на пароходе «Дон» при­соединилась к Дивизиону 27 марта. С ней же прибыл ген. Абрамов со своим штабом.

Группа Лейб-Казаков, прибывшая с полк. Оприцем, очень пополнила ряды Дивизиона. После его переформирования, старшим офи­цером стал полк. Воронин, 1-ую сотню вре­менно принял войск. старш. Рыковский, сдавший ее вскоре ес. Агафонову, а сам при­нявший заведование хозяйственной частью всего Дивизиона. Подъес. Моргунов заменил временно адъютанта подъес. Ротова. Во 2-ю сотню был назначен подъес. Могилянский. 3-ю сотню от ес. Потапова принял ес. Евфимов, в нее же попал подъес. Прокофьев и хор. Реми и т.д.

Полк. Оприц приехал во время: агитация французов на распыление Русской Армии увеличивалась. Полк. Оприц с помощью сво­их офицеров и нескольких старослуживых, оказавшихся в рядах Дивизиона, энергично принялись за поднятие духа и дисциплины казаков. Одновременно благодаря деятель­ности войск. старш. Рыковского, дивизион­ный цейхгауз стал наполнятся обмундирова­нием, а питание заметно улучшилось. С 24 марта Л. Гв. в Казачьем дивизионе начались серьезные строевые занятия. Вечерами спе­вались лесники.

25 марта состоялась проверка численного состава Донского Корпуса. В обоих дивизио­нах 1-го Дон. Л. Гв. Сводно-Казачьего полка оказалось 356 казаков и офицеров, с 5-ю се­мьями, из них Лейб-Казаков около 160 чело­век.

В тот же день, в Мудроскую бухту в сопро­вождении французского миноносца, вошел знакомый всем пароход «Решид-Паша». Ве­чером же повсюду был расклеен приказ ген. Бруссо французского коменданта о. Лемноса, в котором сообщалось, что Франция не при­знала Русской Армии и ген. Врангеля и по­этому франц. командование решило кормить русских только до 1 апреля т. к. оно не в силах содержать такую большую Армию. Французское правительство прекращает кре­диты и содействие ген. Врангелю в его дей­ствиях против сов. власти. Русским военным чинам предлагалось или: 1) — возвра­титься в Сов. Россию, 2) — ехать на работы в Бразилию или 3) — самим обеспечить свое существование.

26 марта с утра начала производится за­пись желающих вернуться в Совдепию. Но только что приехавший ген. Абрамов стал обходить выстроенных для записи ехать в СССР части. Он уверял, что и после 1 апреля все будут получать довольствие. Поэтому он советовал принять пункт 3-й приказа ген. Бруссо: у ген. Врангеля есть средства и он уже ведет переговоры об устройстве частей Русской Армии на Балканах.

Штаб ген. Бруссо, не удовлетворенный не­определенными результатами опроса решил повторить запись, но на этот раз ген. Бруссо придал на помощь каждому своему офицеру по 15 черных стрелков и по 4 конных жан­дарма.

Новый опрос был 29 марта. У самого берега теперь покачивался миноносец с наведенны­ми на лагерь орудиями. Теперь по требова­нию ген. Бруссо офицерам пришлось выйти из строя, чтобы французы могли непосред­ственно обратиться к казакам минуя их на­чальников. Франц. офицеры, повторяя, то, что было уже объявлено в приказе ген. Бруссо, добавляли, что на Балканы казаков не пустят; возможность же питания Армии на средства ген. Врангеля и помощь Амери­канского Красного Креста является фанта­зией. Желающие уехать нашлись. Из Л. Гв. Казачьего дивизиона ушло тогда около 30-и человек.

Несмотря на создавшуюся обстановку, дисциплина в нем поддерживалась и как наибо­лее подтянутая часть Дивизион начал выставлять заставы на некоторые дороги остро­ва для контроля проходящих казаков. После ухода «Решид-Паши» в Сов. Россию с каза­ками возвращенцами, стало известно, что многие уже бывшие на пароходе раздума­ли ехать и бросались в море, старясь вплавь добраться до берега, но французы их вылав­ливали и силой возвращали на пароход.

По новой переписи Л. Гв. в Сводно-Казачьем полку оказалось 82 офицера, 256 ка­заков и 5 жен офицеров. Строевые занятия в Дивизионе продолжались тем же темпом, несмотря на натянутые отношения с францу­зами. Днем же в собранской палатке проис­ходили офицерские занятия.

С 11 апр. продовольственный паек был уменьшен. Тогда ген. Абрамов приказал кор­пусному интенданту закупить муку у греков и с 14 апр. выдавать всем казакам добавоч­ное довольствие.

15 апр. Л. Гв. Казачий дивизион был выде­лен из состава Л. Гв. Сводно-Казачьего пол­ка и переведен на полуостров Калоераки в непосредственное подчинение командиру Корпуса. В день переезда Дивизион был встречен на пристани Кубанским Гвардей­ским Дивизионом со всеми офицерами и хо­ром трубачей. На новом месте Дивизион ус­троился значительно лучше чем прежде: на ровном месте, невдалеке от Штаба Корпуса и Интендантства. Продукты и вода теперь по­лучались аккуратно и быстро. В большой па­латке была устроена походная церковь, вто­рая служила офицерским собранием. Лагерь был приведен в образцовый нарядный вид со строго-выравленными палатками, дорожками с линиями побеленных камней. На передней линейке под грибом сидел дневальный. Пе­ред большими палатками были выложены из разноцветных прибережных камней большие двухглавые орлы андреевской звезды, пол­кового знака. В собрании были развешаны рисунки С. Ефремова, казначея Дивизиона. Вечером там горело электричество и офице­ры коротали свое время. Вскоре заработали свои портняжная и сапожная мастерские, свои околодок и лавочка. Доход с последней шел на улучшение питания казаков. Каж­дый месяц офицеры стали получать по две, а казаки по одной турецкой лире. При пол­ном безденежьи эта помощь была ценной.

Жизнь Дивизиона стала оживленнее: днем строевые занятия, гимнастика иногда на футбольном поле перед самым лагерем про­исходили состязания, в другие вечера и дни — лекции, концерты и спектакли. На них охотно ходили и офицеры и казаки. И в собранской палатке тоже бывало шумно и весело.

В это время к Дивизиону была прикоман­дирована 6-ая Л. Гв. Донская батарея, под командой ген. Упорникова — 12 офицеров и около 25-и казаков. Прибыл также доктор Линзе.

23 апр. французы еще больше уменьшили паек (меньше 2000 калорий в день), но рус­ское командование выдало добавочный ра­цион, а Американский Красный Крест та­бак и папиросы. Вскоре французский штаб объявил новую запись в Бразилию и на Корсику. У Лейб-Казаков она не имела никакого успеха.

В связи со слухами о перевозке Русской Армии в Балканские страны из беженского лагеря потянулись казаки обратно в строе­вые части. Дивизион быстро и заметно уве­личился.

30 апр., часов в пять дня, Дивизион по тре­воге выстроился на передней линейке лагеря. Перед фронтом, рядом с полк. Оприцем сто­ял французский офицер из штаба ген. Бруссо. Он попросил командира Дивизиона уда­лить офицеров из строя и потом прочитал казакам новый приказ о записи на работы в Бразилию. Полк. Оприц объявил ему, что будет считать до десяти ожидая желающих, но ни один казак не вышел из строя. «Спа­сибо, братцы!…» бросил Дивизиону полк. Оприц. Казаки ответили ему таким громо­вым дружным «ура», что французский офицер смутился, вскочил на свою лошадь и ускакал. Пронзительный свист провожал его пока он не скрылся из виду.

На Пасху лейб-казаки отстояли Заутреню в своей походной церкви, украшенной к Пра­зднику зеленью. У всех — радостное настро­ение. Потом шло общее христосование. Ба­тюшка осветил «пасхи» — сдобные греческие хлеба. Казаки получили по стакану вина и чарке коньяку и по четыре яйца. По­том была выдана рисовая каша и баранина. Розговены у казаков и офицеров продолжа­лись до утра.

1 мая, на первый день Пасхи был парад всего Корпуса, 2-го же лейб-казаки устро­или у себя обед, на который были приглаше­ны ген. Абрамов со своим начальником Шта­ба полк. Ясевичем, и все офицеры Кубанско­го Гвардейского Дивизиона.

После Пасхи жизнь Дивизиона пошла еще более интенсивно: в 7 ч. — подъем, общая молитва, чай, различные наряды — за про­дуктами, водой и пр., с 9 до 11 ч. — строевые занятия, гимнастика, обед, от 4 до 6 ч. Снова различные занятия, в 8 ч. — ужин и заря.

Ген. Бруссо заметил выправку лейб-каза­ков и безукоризненный порядок в их лагере. Ген. Абрамов получил от него предложение высылать от них постоянные заставы в окре­стные села для контроля русских. С 7 мая Л. Гв. Казачий Дивизион стал регулярно нести эту службу. Казаки шли на заставы охотно, так как там служба не была слишком тяже­лой и им за нее увеличивали паек. Для не­сения этой службы Дивизион получил от французов 50 винтовок.

13 мая, в приказе по Лемноской группе, ген. Абрамов сообщил войскам, что француз­ским командованием отмечена безупречная служба Л. Гв. Казачьего Дивизиона. В виде поощрения за это ген. Бруссо снова разре­шил поездки в гг. Мудрос и Кастро, которые недавно были запрещены из-за того, что казаки Кубанского лагеря «своими песнями и разговорами ночью мешают ему спать».

27 мая первые воинские части уехали в Болгарию, согласившуюся, как и Сербия, принять Белую Армию.

В эти дни из Дивизиона был на глазах у всех выгнан приказный Кружилин за то, что открыто призывал казаков не верить офице­рам и переходить в беженский лагерь. С него были снята фуражка, срезаны погоны и от­пороты гвардейские канты.

30 мая в Мудросской бухте снова появил­ся «Решид-Паша». На нем Конвой Главно­командующего ехал в Сербию. По пути он должен был захватить группу кубанцев. С этим пароходом к Дивизиону присоедини­лись полк. Номикосов и сотн. Упорников. Лейб-казаки с полковым значком отправи­лись к морю. Как только на «Решид-Паша» их заметили, на пароходе быстро выстроил­ся Конвой Главнокомандующего со штандар­тами и трубачами. Оттуда стали доноситься звуки полкового марша и крики «ура». Та­ким же «ура» отвечали лейб-казаки с бере­га. Подъезжать к пароходу французами было запрещено. Пришлось остаться на берегу, слушая музыку Конвоя. Но все же несколь­ко человек отправились к пароходу вплавь и побывали на его борту.

Вечером 1 июня подъес. Ротов, будучи на­чальником поста в одной из деревень, арес­товал трех агитаторов из беженского лагеря, которые собирались начать пропаганду среди казаков поста. Один из них уже появлялся в Дивизионе и уговаривал казаков бросить офицеров, обманывавших их на каждом ша­гу и переходить в беженский лагерь. У него был отобран маузер и подложные документы. Во время ареста он держал себя вызыва­юще, заявив: «Я вас не боюсь, вы не имеете права меня арестовывать, так как я состою на службе у французов». Арестованные под конвоем были отправлены в штаб группы, а оттуда хор. Полковникову было приказано сдать их на гауптвахту при Алексеевской Военном Училище. Но в темноте Полковни­ков сбился с пути и повел арестованных мимо французского Штаба. Поравнявшись с ним арестованные принялись кричать: «Этьеван! Этьеван! Нас ведут расстрели­вать!…» Из штаба выскочили вооруженные стрелки во главе с майором Этьеван с ре­вольвером в руке. Окружив казаков, майор потребовал передачи ему арестованных. Под­чиняясь силе хор. Полковникову пришлось выдать агитаторов майору под его расписку. Этот случай иллюстрирует, каким образом велась работа по распылению Русской Ар­мии.

3 июня пришла радиотелеграмма о том, что лейб-казаки уезжают в Сербию. И действи­тельно около 5-и часов пополудни на гори­зонте показался пароход. А в час ночи полк. Оприц, вернувшись из Штаба Корпуса, сооб­щил, что в это же утро, то есть 4 июня, Лейб Казачий, Атаманский и Кубанский Гвардей­ские Дивизионы с Донским Техническим полком будут грузиться на только что при­шедший «Керасун». Весь остаток ночи шли лихорадочные сборы к отъезду. В 4 ч. утра Дивизион в походной амуниции выстроился. Был отслужен напутственный молебен в присутствии командира Корпуса. После него ген. Абрамов благодарил всех лейб-казаков за их стойкость, прекрасное поведение и не­сение службы. В ответ на его пожелание сча­стливого пути и пр. грянуло «ура». В нем вылились горечь наболевшего русского сердца, радость освобождения с Лемноса и благодарность Главнокомандующему за сдер­жанное им слово. Офицерам, окружавшим командира Корпуса, ген. Абрамов при про­щании, добавил: «Помните, господа офице­ры, что историю полка творят офицеры!…» У него самого и у многих стояли слезы на глазах.

В 2 ч. дня погрузка была закончена. На «Керасунде» в Сербию уезжало 250 человек подтянутого и бодрого духом Лейб-Гвардии Казачьего Дивизиона.

В 7 ч. вечера командир Корпуса, осмотрев размещение всех отъезжающих частей, под звуки хора трубачей Кубанского Гвардейско­го Дивизиона и несмолкаемого «Ура», на катере отбыл обратно. В 7 ч. 43 мин. зарабо­тал пароходный винт и «Керасун» стал уда­ляться от Лемноса.

Использованные источники:

  • Объединение офицеров Л. Гв. Казачьего Е. В. полка — Записки офицеров о службе в Полку по 1922 г. Архив Объединения. Курбевуа. Франция.
  • С. Рытченков — «259 дней Лемноского сидения». Париж 1933 г.
  • И. Сагацкий — Личный дневник. Париж.
  • Ген. от кав. П.Н. Шатилов — «Расселение Армии по Балканским странам». Воен­но-Исторический Вестник, №№ 39 и 40, май и ноябрь 1972 г. Париж.
  • Штаб Донского Корпуса — «Казаки в Чаталже и на Лемносе в 1920-21 гг.». Изда­ние Исторической Комиссии. Белград 1924.

Париж.

И. Сагацкий


© “Родимый Край” № 114 СЕНТЯБРЬ – ОКТЯБРЬ 1974 г.


Оцените статью!
1 балл2 балла3 балла4 балла5 баллов! (Вашего голоса не хватает)
Loading ... Loading ...




Читайте также: