(Весна и лето 1931 года)
Дакар начала 30-х годов мало походил на столичный город, в европейском понятии этого слова: улиц с асфальтовыми мостовыми было мало, как и двухэтажных домов. В коммерческих кварталах было тесно, грязновато и многолюдно. В них, наряду с магазинами европейского скромного облика или типа «колониальных контор», попадались простые жилые дома; там часто ютилась туземная беднота. Эти представители местного населения хорошо знали свои права и привилегии граждан Французской Республики, а главное, цену квадратного метра земли, поднимавшуюся с каждым годом. Поэтому «выкурить» их из этих кварталов было очень трудно и обходилось дорого. Ближе к окраинам, город переходил в настоящую деревню, с немощенными пыльными улицами, земляными и деревянными постройками под соломенной крышей, бойкой уличной торговлей, с непривлекательными сильными запахами разного происхождения.
Вид города приобретал более европейский характер, но с тем-же отпечатком провинциализма, только около площади Проте и дальше в сторону здания Главного Губернаторства Западной Французской Африки. В общем, внешне Дакар принадлежал к той категории городов, которые встречались вдоль побережий и по пути на Дальний Восток, и в Африке. Но лучше этого города в начале 30-х годов во Франц. Запад. Африке не было. В нем находился главный центр правительственной жизни девяти французских колоний. Наличие хорошего, хотя еще и недостаточного оборудованного в то время, порта, железной дороги, уходившей во внутрь страны, важное стратегическое положение в зоне пересечения ряда морских путей придавали Дакару очень большое значение.
«Горная Дирекция», при которой формировалась геологическая бригада, помещалась в то время почти против дворца Губернатора, в маленьком, полубарачного типа доме.
С приездом из Франции директора Malavoy, Горная Дирекция и Геологическое отделение перешли в новое, более поместительное и презантабельное помещение. Попутно с устройством на новом месте, геологи, по настоянию Malavoy сразу насели на изучение опубликованных уже материалов. Таковых было очень мало. Поэтому, в общем, мы — первая геологическая бригада Зап. Франц. Африки — начинали изучение страны при почти полном отсутствии серьезных основ и научных принципов.
Каждый из нас интересовался главным образом сведениями, касавшимися колоний, куда он был назначен.
При поступлении на службу, я по разрешению Министерства Колоний, выразил желание работать в Мавритании. Но мне в этом было отказано, я был назначен в Верхнюю Вольту, как человек уже знакомый с этой страной. Позже я узнал стороной, что в отказе имело значение мое иностранное происхождение и непрекращавшаяся борьба с элементами Мавритании.
В набранной первой бригаде правительственных геологов, французов оказалось три человека. Остальные все были русские; Болгарский, Голубинов, Добржанский, Постовой, Прокопенко, Реформатский, я сам, Серпокрылов и Скавыш. Из них Серпокрылов, был донской казак станицы Нижне-Чирской. За исключением двух «женатиков», мы быстро сдружились и в дальнейшем работали и развлекались вместе, собираясь на лето в Дакаре.
Вспоминая русские привычки, мы постриглись коротко под машинку. Держась в городе группой, мы этим сразу обратили на себя внимание. Французы, не выносившие голых голос, с раздражением бурчали: «Quelles têtes!… Voila les cosaques!…». Однако, в ресторанах и кабарэ, мы имели медленно, но верно возрастающий успех: мы «гуляли» дружно и всегда хорошо платили.
Несколько месяцев спустя, наша сплоченность и численный перевес в бригаде правительственных геологов вызвали неприятную для нас реакцию общественного мнения: в местной газете появилась злая, но обоснованная статья, в ней журналист с возмущением комментировал только-что появившуюся в немецкой печати пространную заметку о неспособности французов управлять — и административно, и технически — своими колониями. В виде доказательства, он указывал, что в бывших немецких владениях, как Камерун и Того, до сих пор жители деревень встречают появляющихся у них европейцев, музыкой маршей Германской Армии времен Вильгельма II или ведут разговор на немецком языке… Об этом можно было спорить, но подтверждения слов автора заметки, были довольно многочисленны. Еще хуже было с технической и научной деятельностью французов. Тут немецкий журналист давал полный список геологов Западной Африки, (совершенно точный), выводя из этого заключение, что французам изучение собственных колоний просто не под силу и что им приходится спасать лицо, пользуясь способностями русских эмигрантов…
До начала больших дождей оставалось месяца два-три. Наш директор Malavoy, зная общую неподготовленность геологов для работы на местности, чрезвычайно умно решил разослать нас по назначенным нам колониям для предварительного ознакомления со страной, администрацией и пр. Путь до Воbo-Dionlasso был мне знаком во всех деталях. Прибыв туда, я сразу почувствовал огромную разницу в моем положении, сравнительно с тем, которым пользовался перед этим, служа в частном горном обществе. Теперь начальники заинтересованных округов и губернатор колонии были заблаговременно извещены Дакаром о моем прибытии и мне не приходилось долго ожидать приема в их бюро. Сопровождающие меня документы производили магическое действие: в них точно указывалась цель моей командировки в данную колонию, все мои права и обязанности местных властей помогать мне в выполнении поставленной Главным Губернаторством задачи. Заинтересованной администрации приходилось волей-неволей быть осторожной и любезной… Служа в частной компании я не был избалован ни подобным парадом, ни такими преимуществами.
В столице Верхней-Вольта — Уага-дугу, напоминавшей в 1931 году один из населенных пунктов Сахары, или под-Сахарской зоны, пыльной, знойной с постройками из глины, с немощенными улицами, стоявшей в открытой, совершенно плоской местности, жизнь по своему била ключей. В Горном отделении я нашел моего знакомого, дорогого усача Quatrebnas и он быстро ввел меня в курс порядка обязательных визитов высшей администрации, а также особенностей европейской среды Уагадугу. Последняя жила кланами и внутри клана, за некоторыми исключениями, соблюдалась известная иерархия. Поэтому, если на обед, или на стакан чего-нибудь прохладительного приглашался европеец ниже рангом, чем сам хозяин, этот приглашенный должен был считать свое присутствие доказательством особого благоволения к нему хозяина или просто честью.
В губернаторстве я был принят Chesset, тем самым губернатором, что благословил меня при посредничестве лейтенанта (будущего начальника ОТАН) Jacgnot, на карательную экспедицию против Сиена — непокоренного главаря племени Леби, года два тому назад. У него во «дворце», небольшом низком здании, с выбеленными известкой стенами и под жестяной крышей, царил большой порядок и некоторая торжественность: начальник его кабинета de Bomini, несмотря на почти сорокаградусную жару и духоту, принимал посетителей затянутый во все белое, с черным галстуком; очередные арестанты из-за стены исправно раскачивали над столом «пинках», младшие подчиненные — и черные и белые — были подтянуты, и разрешение всех вопросов шло быстро и толково.
Я объяснил губернатору, что мне приписано до наступления периода дождей т. е. до июля объехать всю Верхнюю Вольта, чтобы поверхностно ознакомиться с ея геологией и для этого просил предоставить в мое распоряжение все возможные средства быстрого передвижения. Это было мне обещано и, действительно исполнено.
В Дедугу начальник округа одолжил мне очень старенький казенный автомобильчик с его шофером, упорно прибавлявшим в конце каждой своей фразы слово «монсеньер». Возвращая администратору автомобиль и благодаря его за машину и услужливого шофера, я выразил начальнику округа предположение, что его шифер принимал меня ошибочно до последнего момента за епископа. Администратор задумался и потом разсмеялся: «Нет» сказал он: «шофер знал хорошо, что Вы не епископ, а инженер. Он, как бывший военный, называл Вас «мой инженер», но как и у большинства своих сородичей, у него не выходило произношение и получалось «епископ»…
Дальше в деревне Багасси, я собственным нюхом добрался до колодцев заброшенного золотоносного прииска. Название деревни я нашел где-то в старой документации. Взять пробу земли на дне колодца, для того чтобы определить ея золотоносность, никто из негров не согласился. По местным повериям, таких смельчаков схватывал злой дух и утаскивал куда-то вниз… Пришлось лезть туда самому. Никакой дух меня никуда не увлек и я спокойно, промывкой, установил, что земля заброшенных колодцев действительно золотоносна и даже неплохо. Отсюда мне захотелось пройти пешком в ближайший пост Хундэ. До него должно было быть километров 50. Путь лежал через деревню Тьерэ. Подходя к ней уже на заходе солнца, я заинтересовался довольно высоким холмом с необычно острой вершиной, расположенным приблизительно в километре от моей пешеходной тропинки. Я колебался итти ли к нему или нет, так-как солнце быстро уже спускалось над горизонтом. Но тут мне стали попадаться небольшие черные и ненормально тяжелые камушки, а разбитые молотком, они оказались с изломом металлического вида, с голубоватым отливом, и пачкали пальцы в черный цвет. Это была, без сомнения марганцева руда. Единственным возможным местом ея происхождения мог быть только холм с остроконечной вершиной. Конечно я устремился к нему, прямо через заросли высокой травы. И, действительно, на самой вершине холма, гребень его был занят месторождением марганца. Эта неожиданная находка привела меня в полный энтузиазм. На следующее утро, я водрузил на месторождении столб с заявкой от имени Губернаторства Верхней Вольта и телеграфировал в Дакар о своем открытии. Однако вскоре от Малавуа я получил официальное письмо, подействовавшее на меня, как очень прохладный душ; мне объяснялось, что марганец входит в разряд металлов подведомственных Государственной Обороне, а посему месторождение Тверэ будет отнесен в специальный регистр металлических резервов Франции и будет числится в нем до тех пер пока не потребуется материальной нужды в марганце Западной Африки…
Подобное решение тем не менее не помешало в 1941 году одному из европейских мелких служащих предприятий, строившего железнодорожную ветвь: Бобо-Дьюлассо — Угадугу, вновь открыть, заявленное мною, описанное и представленное Администрации еще в 1931 году месторождение марганца Тьерэ. За это и, по моему совершенно незаконно, упомянутый человек получил весьма приличную по тем временам денежную премию. Незадолго до этого вторичного открытия, я работая по приказанию Главного Губернаторства для той-же железно-дорожной ветви рекомендовал провести линию в районе Тьерэ, невдалеке от марганцевого холма: в случае нужды в руде и разработки месторождения, указанный мною вариант прокладки пути значительно снижал себестоимость руды и особенно не менял остального. Мой рапорт точно указывал все детали, а об остальном могли-бы рассказать обстоятельно получивший премию и его… ближайшее начальство.
Во время объезда следующих районов и участков Верхней Вольта у меня набиралось все больше и больше впечатлений. Чисто техническия замечания и научные размышления никого тут не могут интересовать, и мне надлежит выпустить их полностью. Интересней сама страна и ея обитатели.
В пограничном посту По, у молодого администратора этого района, я любовался коллекцией шкур убитых у него львов. Шкур оказалось около двадцати и они застилали всю террасу его дома. Некоторые из них достигали более трех метров длинны, считая до кончика хвоста. Недаром в статистике этих лет Верхняя Вольта стояла в голове всех колоний Зап. Франц. Африки по количеству человеческих жертв диких зверей, почти исключительно львов и пантэр: 91 смертей в один год и все они были удостоверены особой административной анкетой.
Пик Нуари — кульминационный пункт всей нашей колонии, находился недалеко от поста По. Администратор предупредил меня, что этот пик является излюбленным местом павианов. Как-то целое стадо этих зверей встретило его около вершины градом камней и ему пришлось форменным образом отстреливаться из винтовки, от насевших на него и его конвоиров, зверей. Позже я был сам на гранитной горе Наури, но павианов не повстречал; они благоразумно ретировались куда-то. Со стороны зверей я требовал полного к себе уважения. Со мною были всегда карабин и двухстволка, а также вооруженный конвоир из бывших сенегальских стрелков.
В деревне Юга, на самой границе с английским Золотым Берегом, к югу от Тенкодого, мне пришлось услышать от старика — начальника кантона, что иногда юго-западнее этой деревни, темной безлунной ночью, появляется на горизонте светло-голубое сияние. По туземным повериям, это указывало существование в той стороне месторождение золота. Забавно, что несколько лет спустя, англичане Мак-Гинес и Рид открыли именно там богатую жилу золотоносного кварца. Их открытие наделало много шума во всей Западной Африке и образчики рудника Нангоди, как говорили его владельцы, вызывали восхищение в витринах Британского Королевского Музея в Лондоне.
Странно, о голубом сиянии темной ночью над золотоносным участком я слышал еще раза три в других районах Верхней Вольта. Эти явления, отмеченные местными жителями, сочетались с действительностью. Наиболее разительный из них был случай деревни Уахабу: на месте светло-голубого сияния известного старикам деревни с незапамятных времен оказались золотоносные жилы и прииски участка Пури, вдоль реки Черной Вольты. Одна из частных горных французских компаний сумела извлечь из одной такой давно заброшенной жилы, к концу 30-х годов, уже несколько тонн золота. Но это согласование светло-голубого сияния с наличием золота я лично не пытаюсь даже объяснять, хотя и видел нечто подобное. Я всегда объяснял это самому себе степным пожаром, но к этому можно было найти возражение…
При объезде других районов колонии, мне запомнились еще некоторые чудачества или особенности встреченных европейцев. Так, в основном из постов к северу от Уагадугу, начальник округа, любезный и культурный холостяк, увлекался музыкой и в свободное время не переставал слушать ее; у него была огромная коллекция пластинок первоклассных композиторов, в исполнении лучших оркестров и музыкантов. Желая доставить мне удовольствие, он после завтрака начал ставить вещи Чайковского и я умилялся душой, слушая знакомые мотивы. Но обаяние, созданное симфоническим оркестром Берлина, очень быстро и прозрачно рассеялось: под звуки «Вальса цветов», я заметил в каждом углу гостинной собравшихся там небольшими группами кошек у мисок с едой. Это было может-быть тоже умилительное зрелище; кошки были все одинаково серые и полосатые, они вели себя деликатно, но их оказалось… двенадцать. В тот-же день вечером, местная учительница, приятная, в меру веселая, привлекательная, устроила у себя обед. Я снова с администратором присутствовал у нея на кормлении других кошек, того-же серого цвета, с полосами, но тех у милой учительницы я насчитал… четырнадцать. В дальнейшей жизни, я несколько раз видел этих кошек во сне и нужно сказать, без особой симпатии…
А в другом северном посту, уже на рубеже под-сахарской зоны, администратор решил, видимо, удивить меня своим богатством; он с гордым видом распахнул передо мною дверь какого-то чулана, чуть-не наполовину наполненного страусовыми яйцами. В эти годы, кто-то выразил проэкт использовать страусовые яйца в Европе для изделия абажуров и чаш для шампанского. Опыты были проделаны, но они обошлись очень дорого и коммерческого успеха не имели. Администратор, царствовавший в округе как-раз в этот период, наверно мечтал составить себе небольшое состояние… «Бедные, бедные страусы!» подумал я «сколько-же их осталось теперь в округе?…»
В самом Уагадугу можно было тоже, без особенного труда, найти оригиналов и выделяющихся чем-нибудь комичным людей. Таким был пожилой военный доктор в шлеме формы ливингстоновских времен — колоколом — лечивший главным образом хиной и клизмой; — одна из дам высшей сферы местной администрации, выходила часто в сопровождении своей взрослой пантеры, от которой туземное население шарахалось во все стороны. Один из агентов коммерческой компании прогуливался после службы, на заходе солнца в легких дрожках, запряженных страусом, и т. п. И даже начальник округа страстный рыболов и влюбленный в правильный французский язык, часто вызывал улыбки в разговоре своими порой неожиданными и оригинальными «liaison». На этой почве о нем ходило много анекдотов. Его подчиненные, зная эту слабость своего начальника, зачастую прикидывались дурачками и «разыгривали» администратора. Например, утром начальник округа звонит в ближайший подведомственный ему пост. Ему отвечают. После обмена «alio! alio!»., он спрашивает: «Comment êtes-vous, cher ami?» делая конечно «liaison». Но из поста ему отвечают обиженным тоном: «Mais, je ne tête plus depuis une quarantaine d’années…».
Было много и других забавных курьезов. Недаром это была Зап. Франц. Африка начала тридцатых годов.
По инструкциям Малавой, мне надлежало озаботиться приобретением двух пирог, чтобы начать с будущего сухого сезона изучение ложа реки Черная Вольта. Сведения о нем и о прилегающих к реке окрестностях существовали только до поста Боромо, а дальше о Черной Вольта ничего не было известно. А она далеко к югу являлась государственной границей между Верхней Вольта и Золотым Берегом. В те годы авиационной съемки еще не существовало, приличных топографических карт не было и поэтому такие документы, как съемка ложа Черной Вольта, представляли для Картографического Департамента Франц. Запад. Африки огромный интерес.
Предстоящая работа по изучению Черной Вольта обещала заранее быть тяжелой и опасной, но и интересной. Помимо неизбежных затруднений передвижения в пироге в конце сухого сезона, ложе реки предлагает геологу богатое поле изследований. Множество обнажений горных пород, но при минимальном количестве воды, берега и прилегающие участки безлюдны, дики и изобилуют це-це. Борьба с сонной болезнью, передаваемой мухой це-це, еще не была организована и только несколько лет спустя, под влиянием авторитета полковника Жамот и новых молодых врачей, она пошла энергично вперед. Медицинская разведка стала сообщать ужасающие цифры зараженности затронутых сонной болезнью районов. Они доходили до ста процентов в некоторых населенных дорогах и в деревнях безнадежно больных пунктах. И не раз я встречал и подбирал на дорогах — живых скелетов, на которых было страшно смотреть
Итак, заказав пироги и заручившись обещанием администратора округа Дедугу, что этой осенью они будут готовы, я вскоре благополучно закончил дела своей экспедиции и отбыл в Дакар.
Остаток лета — период больших дождей, прошел там в серьезной подготовке к будущей работе на местности. Мне удалось извлечь кое-что полезное из последних публикаций английских геологов Золотого Берега и Нигерии. Англичане работали там уже давно, все время улучшая свои познания в области геологии и минеральных богатств этих колоний. Малавой очень разумно прислушивался к их суждениям, рекомендуя нам поступать точно так-же. А несколько лет спустя, с появлением в печати первых работ нашей бригады произошло обратное; англичане-геологи начали основываться на данных или на мнении французских геологов. К этому времени у нас выработались свои собственные ведущие принципы и быстро возраставший научный авторитет. Заслуга в удачном развитии Геологического Отделения и компетентности его геологов принадлежит безпорно в значительной мере самому Малавой, но также и сплоченности его подчиненных, не жалевших своих сил в работе и сообща вырабатывавших потом в Дакаре основы геологии Запад. Франц. Африки.
Организовывать Геологическое Отделение было трудно главным образом с точки зрения материальной и технической: оно было официально подчинено целому ряду высших инстанций, а это прежде всего отражалось на отпускаемых нам Главным Губернаторством кредитах. Но у Маловой, несмотря на его внешне неказистый вид, были прекрасная голова, упорство, смелость и кипучая энергия. Шаг за шагом он отвоевывал своему детищу место и вскоре высшая администрация стала считаться с ним.
Он, перед нами геологами, не разыгрывал важного начальника. Напротив, по всем вопросам нашей специальности он советовался особо с каждым геологом, а иногда и со всей бригадой. Только выслушав наши мнения, Малавой принимал решение. Поэтому в нашей среде создалась большая спайка професиональных и общежитейских, интересов, а в отношении Малавой — дружественное простое отношение. Однако, последнее никогда не нарушалось ни фамильярностью, ни недостатком дисциплины. О подобных взаимоотношениях служащие других учреждений могли только мечтать.
© “Родимый Край” № 109 НОЯБРЬ ДЕКАБРЬ 1973 г.
(Вашего голоса не хватает)
Loading ...Читайте также: