РОДИМЫЙ КРАЙ — орган обще-казачьей мысли

Статью г-на И. Плахова я читал и в газете «Казак» № 134 и в журнале «Р. К.» № 113, и это побуждает меня предполагать, что оба эти печатные каз. органы ожидают на нее от­вета, также как и автор статьи.

Статья И. Плахова очень хорошая, и мно­го в ней вопросов. К сожалению они не соб­раны в одном месте, а разбросаны по всей статье. На многие из них были уже ответы в моих статьях в №№ 109, 103 и 104 «Род. Края». Из этого вытекает следствие, что я могу отвечать не на все вопросы, и в некото­рых теперь своих ответах буду вынужден повторяться.

Начну с того что компетентные литерату­рные критики такого отдела как «народное творчество» (былины, легенды, сказки, пес­ни и т. д.) так их характеризуют:

• I. Они принадлежат творчеству безыменного, многоликого автора того народа, где они появились впервые.
• 2. Произведения «народного творчества» не могут служить историческими докумен­тами, а являются лишь всего вехами, по ко­торым можно искать правду того или друго­го исторического события.
• 3. Они полны анахронизмов, гипербол, ме­тафор и прочих литературных приемов об­разности.
• 4. Слагались они многими лицами и разно­временно, чем объясняется отчасти присут­ствие в них анахронизмов.
• 5. Добавления к легендам и т. д. должны иметь «элементы», по которым можно было бы судить о времени добавления и стиле. За отсутствием этих «элементов» добавле­ния считаются безменными. Право опреде­лять литературную ценность какой-нибудь легенды и т. д. принадлежит компетентным лицам по этому вопросу. Таковым я себя не считаю.

Что касается «образности» других литературных приемов выражения мысли в бы­линах и легендах, то и требуется понимать их образно. Если в былине сказано: «конь бежит — земля дрожит», то это не означа­ет что действительно земля дрожит, а то, что конь бежит быстро и копытами, делает мно­го шуму. Если в разбираемой легенде о Гугнихе сказано, что в эпоху сливания отдель­ных групп казаков в Войско «они, из бояз­ни быть открытыми, убивали своих детей», то это совсем не указывает на то, что они их действительно убивали!.. Это есть прием вы­ражения мысли, гипербола, сгущающая краски безыменного автора для того, чтобы выразить его мысль на сколько казаки этой эпохи дорожили достижением намеченной ими цели.

Так же надо понимать и описание «повинной» казаков царю Грозному, где анахро­низм так поразил И. Плахова. Но в этом эпи­зоде есть все «элементы», чтобы считать его неотделимой частью легенды. Ведь на самом деле вероятно казаки не приносили с собой ни топоров, ни плах и не клали на них голо­вы, но народное творчество, опять таки не известный автор, сгустив краски, хотел пока­зать насколько казаки той эпохи были жертвенны и верны дружбе, беря вину лично на себя, ложась на плаху и просили их каз­нить, отрубить им головы, но не винить в ра­збоях все казачество в целом. В то же время этот случай является как бы характеристи­кой Грозного: оценив откровенность он про­щает все «вины».

И. Плахов сетует на то, что я написал о та­ких жестоких поступках казаков в прошлом, как убийство детей. Но «из песни слова не выкинешь!» И добавляет, что ни у одного из самых диких народов история не знает подо­бных случаев. Это последнее его замеча­ние — не обосновано. В древней Греции, в провинции Спарта был закон в силу которо­го «совет старшин» осматривал каждого но­ворожденного. И если он находил у него ка­кие либо физические недостатки, то решал его «выбросить». И таких детей «выбрасы­вали» в глубокий овраг, где их поедали ди­кие звери. Конечно, это лишь легенда и это­го безусловно не было. А автор тоже сгу­стил краски, чтобы подчеркнуть свою мысль о том насколько древние спартанцы любили и ценили силу и мужественность и ничего не жалели для улучшения своей расы, дабы добиться превосходства ее над другими. Гре­ция в свое время была самой цивилизован­ной страной в мире и не стыдилась своих ле­генд.

В древней Руси советовалось (по «Домо­строю») каждого новорожденного подвер­гать испытанию изменения температуры: сперва его клали в теплую печь, потом вы­носили на холод… И если младенец не уми­рал в раннем возрасте, а может быть и не­медленно, то вырастал здоровым и крепким.

Легенда о «прабабушке Гугнихе» не заим­ствована мною у А. К. Ленивова, как замеча­ет И. Плахов, а списана с книги «Топохра­фия Оренбургской губернии» П. И. Рычкова, изданной в 1762 году. Эта легенда явля­ется одним из шедевров народного творчест­ва, но рассказчик ее не является ее автором. Не «престарелая женщина татарской поро­ды» ее сочинила. Она когда то где-то ее слы­шала и теперь рассказала. И в ее рассказе в передаваемой легенде столько колоритно­сти, фантазии, сгущения красок, деталей, которые ярко освещают далекое прошлое. Эпический стиль этой легенды на редкость выразителен. Когда вы ее читаете, то вам невольно кажется, что вы видите, слышите, как полудикая кобыла сорвавшись с привязи, бегает по табунам, ржет, дико ревет от ис­пуга или злости, что не может сбить со сво­ей спины непривычного седла. Напуганные шумом татары вообразив, что Тимур-Аксан громит их табуны и улусы нападают на сосе­дей и убивают друг друга.

Или эпизод, когда голодные три брата та­тарина, в метель, вьюгу отбившись от своих улусов, потеряв скот, оружие убивают своих жен и пожирают их, а одной из жен отре­зывают косу, лишая ее предмета женской красоты, чтобы из волос сделать мешок для вылавливания полудохлой рыбы и тем спас­тись от голодной смерти… Это ли не драма?.. Ведь они люди!

А судьба несчастного «счастливца» тата­рина! Дважды по жребию ему доставалась красавица татарка, но… казаки утопили его в Яике, обвинив в колдовстве. Сколько фан­тазии! Сколько красок!

Когда мы читаем теперь у Гоголя: «Ша­ровары шириной в Черное море…», или «Ни одна птица не долетит до середины Дне­пра…» — мы не выражаем недоумения, мы не спрашиваем себя — возможно ли это? А только восхищаемся богатству фантазии автора и меткости его сравнений.

И. Плахов пишет, что «Донская легенда более логична». Полностью эту версию я не знаю, но «на слово» это допускаю. И еще по­тому что и Шолохов, тоже нашел ее по-видимому логичной и описал начало ее для объ­яснения происхождения семьи Мелеховых в «Тихом Дону».

Вопросов в статье И. Плахова — очень много. Он спрашивает были ли «Горынычи» до прихода на Яик казаками? Добавляя что это «вопрос капитальной важности». Вопрос поставлен сразу «на ребро»! По ка­зачьи! «Быка за рога» — На это я отвечу также прямо и откровенно, что я этого не знаю. Известно лишь, что люди, пришедшие с гор себя называли «Горынычами» как и их потомки и до последнего времени. Как пи­шет В. Правдухин (не казак) автор романа «Яик уходит в море» говорили, что они «лю­ди собственные». Верили, что предки их древние богатыри которые земли трясли и горы ворочали — поэтому они и «Горынычи», а река Яик получила от них как бы приставку, отчество и стала «Яик Горынычем».

Некто И. Орнатский в своей статье в «Но­вом Русском Слове» выходящем в США, в № от 16 июня 1964 г. пишет что Вел. князь Василий 3-ий, отец Грозного, в первом бла­годарственном письме за помощь их, Горынычей назвал «Вольным Яицким Войском казачьим». Статья эта подписана «У.М. Ата­мана 1-й В. От. Ур. Каз. В. – И. Орнатский» Казаков с такой фамилией на Яике нет, я его лично тоже не знаю. Буквы «У. М.» возможно означают «управляющий музеем», так как в своей статье он пишет еще и про исторические реликвии в Войсковом Музее.

В старой яицкой песне (песня ведь тоже народное творчество) — «Яикушка Горынович» поется: — «На острове, на Камынине, братцы, живут старики, братцы, сторожилые. Им по девяносто лет. Они в ладу живут с Золотой ордой…»

Заметим что И. Орнатский в своей статье, мною цитированной, пишет, что наши «Горынычи» помогали татарским баскакам со­бирать дань с населения русских княжеств.

Миссионер-путешественник Вильгельм Рюбрикс, посланный в 1252 г. королем Фран­ции Людовиком 9-ым в «Татарию, к Главному Великому Хану с подарками» о составе Татарской армии завоевавшей, покорившей всю восточную Европу до Дуная в своем «рапорте» королю сообщает что она была численностью в 600 000 воинов, но из этого числа татар было лишь 160 000, а остальная часть армии, то есть 440 000 состояла из християн и «неверных». Но он не указыва­ет кто же были эти християне, и кто же бы­ли «неверные». Это обстоятельство не поз­воляет делать из сообщений Рюбрикиса опре­деленные выводы, но бросает некоторый свет на понимание легенды о прабабушке Гугнихе (казаки жили мирно с татарами), на со­держание статьи И. Орнатского и главное — на содержание песни-легенды «Яикушка Горынович».

В № 102, 103 и 104 «Род. Края» я писал про время основания или образования Яицкого Войска. Даты приводимые А. К. Ленивовым и «Чужинцем» (проф. С. Г. Сватиков) — основание Нечаем Яицкого Войска в 1581 г. — необоснованы. Нечай был яицкий казак. Уже в 1552 г. яицкие казаки и дон­ские, терские, воложские приходили слу­жить в царскую рать «не за крестное цело­вание» ( то есть не приносили присяги — Ред.) И. Д. Буданов делает логичный вывод, что и до этой даты казаки были уже на сво­их вышеуказанных реках. В 1557 г. была жа­лоба ногайского князя Иоанну Грозному на яицких казаков разоривших его столицу Са­райчик. Все эти даты, а также и другие ука­зывают, что яицкие казаки обосновались на р. Яике на много раньше 1581 года.

Что же касается легенды, что Гугниха счи­талась прабабушкой яицких казаков, то это не за ее административные способности, как предполагает И. Плахов, а за то, что была первой женщиной на Яике. И «пра­бабушкой» была не та «престарелая жен­щина татарской природы», которая «о пер­вых обстоятельствах» рассказала легенду, ни жена Гугни, прибывшего на Яик позже 1581 года, а та красавица татарка, кото­рой отрезали волосы, чтобы из них сделать мешок.

Ибо 25 авг. 1586 г. татары служилых юртов доносили Астраханскому воеводе: «Что казаки приходили на Хозяин-Улис, их де было 500 человек и взяли они по­лону ногайских людей 300 душ… А на Яике де, у них три городки есть…» Все это позволяет предположить и вероятно без большой ошибки, что в это время ка­заки «обзавелись» уже и женами. Отсюда можно вывести предположение что было два «ГУГНИ». Первый из них — Василий Гугня прибыл на Яик «в те поры, когда Тимур-Аксак (т. е. Тамерлан 1336-1405, ред.) разные области громил…» Другой Гуг­ня, без имени (А.К.Ленивов его имени не указывает) попал на Яик после 1581 г., когда там уже было «три городки, суда, лошади и всякая животина…» И жены и дети…

И. Плахов подчеркивает, что в своем показании И. Г. Меркульев упоминает о нахождении среди яицких казаков «людей из ины городов русских». «Не казаки, де?» — О, да! Такие безусловно были. Позже они стали казаками, на это пока­зывают каз. фамилии Тамбовцевы, Саратовцевы, Самарцевы, Рыбинсковы, Уфимцевы и др. Заметим, что все эти фа­милии происходят от названия городов, расположенных по Волге — «колыбели казачества». Были казаки происхожде­нием и из «иных государств»: Маркобруновы пошли от италианца Марко Бруно, Хомутовы — от шведа Гамильтона. Были Турчевы, Хивинцевы, Калмыкины, По­ляковы, Казанцевы и др. В г. Уральске я лично знал семью Туминых. Это оче­видно выходцы с Дона, так же как и Донсковы.

Откуда была принесена на Яик военно-административная система управления по казачьему образцу? Атаманы, станицы, сотни? Ответы на эти вопросы нужно ис­кать в корнях этих слов. Слово «атаман» происходит от тюркского слова «ата», оз­начающего «отец», а отсюда глава семей­ства, глава той или иной группы охотничей, рыболовной, разбойничей, и т. д.

Станица? От становища, стоянки, стана, стаи (волков), станицы перелетных птиц и т. д. Все эти слова происходят от одного и того же корня.

«Сотни», «десятки» — были в старин­ных русских воинских частях.

Отсюда можно вывести заключение, что все это появилось на Яике, оттуда же, от­куда пришло и на Дон. Для точного ответа на все эти вопросы потребовалось бы на­писать толстую книгу, как и важности говора, песен в определении происхожде­ния той или иной ветви какого-нибудь народа.

В творениях Гомера «Илиаде» и «Одиссеи» нет ни одного слова правды: ни­когда не было ни «троянского коня», ни «неуязвимого Ахиллеса», ни «пре­красной Елены с Менелаем», ни бога морей Посейдона, ни «сирен», ни Пене­лопы, ни Улисса.

А была лишь одна правда — это не­обыкновенное богатство фантазии грече­ского народа эпохи Гомера (9-ый век до Р.Х.) в их верованиях-суевериях. И тем не менее эти произведения до на­стоящего времени читаются с интересом и считаются «бессмертными».

В легендах о происхождении Горынычей и о «первых обстоятельствах» (о пра­бабке Гугнихе) правды тоже нет. Это — фантазия!

Но мы, яицкие казаки, гордимся ими и хотели бы, чтобы вклад наш в общую историю казачества тоже бы уважался. Ведь казаки всех казачьих Войск — Горынычи!..

Париж. П. Фадеев

© “Родимый Край” № 116 МАЙ – ИЮНЬ 1975 г.