РОДИМЫЙ КРАЙ — орган обще-казачьей мысли

Казачья станица, уменьшившаяся в соста­ве во время переселения «маленького наро­да», по прибытии в Северную Италию нача­ла быстро пополнятся беженцами. Кроме ка­зачьих семейств, генерал Доманов имел под его командой около двадцати тысяч казаков строевых и это представляло собою серьез­ную проблему. Во время переселения Ре­зервный Казачий полк частично был демора­лизован и утратил былую дисциплину. Поло­жение ухудшилось еще тем, что немцы пере­бросили в Резервный полк, казачьи форми­рования не поддающиеся контролю, среди которых находилась хорошо вооруженная орда кавказских горцев. Горцы настолько разочаровались в немцах и их обещаниях, что стали почти бандитами, одетыми в воен­ную форму. Они занимались мародерством на дорогах, разоряли деревни и насиловали итальянских женщин, попадавшихся им в руки.

Доманов и командующий горцами Султан Келич-Гирей не могли ничего сделать для улучшения создавшегося положения, так как ежедневно все больше и больше беженцов наводняло эту местность. Многие, чтобы присоединиться к своим соотечественникам, пришли пешком из Франции. Лагерь также сделался убежищем для тысяч советских пе­ремещенных лиц, бежавших с заводов, на которые они были силой привезены немца­ми.

Однако, не все новоприбывшие или стро­евые казаки представляли собою проблему. Небольшие подразделения из Югославии, присоединившиеся к Полку, а также Рус­ский Охранный Корпус вместе с другими батальонами сослужили большую службу в борьбе со все увеличивавшимися нападения­ми партизан. Чувство отчаяния и безнадеж­ности, охватившее всех, продолжалось до марта 1945 года, то есть до прибытия гене­рала П.Н. Краснова с женой и другими чле­нами Казачьего Центрального Управления. Генерал Краснов обладал авторитетом, ко­торого не было у генерала Доманова, и вос­становил относительную дисциплину и по­рядок.

В честь генерала Краснова в Каваццо со­стоялся военный парад; после парада Крас­нов в сопровождении генерала Доманова, его адъютанта, немецкого офицера связи, а так­же другого немецкого офицера направились в деревню Вилла Сантина, где находилась Казачья Кадетская школа.

Кадеты приняли своих гостей, как пола­галось их будущему военному званию; когда Доманов и немецкие офицеры удалились, ос­тавив генерала Краснова и его адъютанта наедине с ними, их сдержанность оставила их и они окружили его. Генерал Краснов, в противоположность другим старым эмигран­там, которые думали только о своей судьбе, говорил кадетам об их цели — освобожде­ние России, которое он был уверен совер­шится если не при его жизни, то при их обя­зательно. Он сказал им также, что после освобождения их Родины, они должны ста­раться, чтобы новая Россия была бы постро­ена на здоровом политическом фундаменте, с тем, чтобы предотвратить что-нибудь по­добное, как повторение коммунизма.

«Это все хорошо для некоторых псевдо­интеллектуальных людей говорить вам: все что произошло перед февральской револю­цией 1917 года нужно отбросить и забыть. Только посмотрите, что произошло, когда Керенский пренебрег нашей длинной и слав­ной историей, он дал волю волне террора и наша Россия перестала существовать».

«Чтобы преуспеть в перестройке нашей Святой и Славной Родины после ее освобож­дения, вы должны никогда не забывать, что не может быть будущего без прошлого и что Россия не в феврале 1917 года была созда­на»…

Молодая аудитория, окружавшая его, мол­чала в то время как он продолжал рассказы­вать им о некоторых особенно вдохновляю­щих эпизодах Русской и Казачьей истории; когда он покинул их, прощальные привет­ствия кадет продолжались даже тогда, когда он уже скрылся из вида.

В конце апреля 1945 года, вскоре по при­бытии в город Олессо генерала Шкуро, город был разбомблен Западными союзниками и при этом налете погибло много людей. Это было началом конца Казачьей станицы. Не ожидая приказа, индивидуально или целыми группами семьи запрягали лошадей и двига­лись на север.

27 апреля, группа местных партизанских главарей, оперировавших возле Толмеццо, прибыли в город для переговоров с генера­лом Домановым. Они потребовали от него: во-первых, сдачу всего оружия, а во-вторых, немедленную эвакуацию в Австрию всех ка­заков с их семьями.

Доманов понимал, что его позиция была очень слабая. Его казаки, при мысли о не­избежном конце войны, были деморализова­ны. Большинство казаков было озабочено своей собственной судьбой и о борьбе больше не думали. Однако, если бы он согласился сдать все оружие, он оставил бы всех на сом­нительное милосердие партизан, большин­ство из которых были коммунистами и про­советскими. Поэтому он отказался принять их ультиматум.

После долгих переговоров, они пришли к компромиссу: казаки сохранят свое оружие, и будут применять его только в том случае, если на них будут нападать; и Доманов дол­жен приказать немедленное выступление в поход всей Казачьей станицы в направлении Австрии. Партизаны же, в свою очередь, обе­щали не препятствовать отступлению ка­заков.

Этот компромисс был принят и одобрен все­ми казаками, а особенно старыми эмигранта­ми, боровшимися во время Гражданской вой­ны с коммунистами и убеждавшими всех, что казаки должны искать поддержку и за­щиту у англичан — прежних союзников, ко­торые, они были уверены, поймут их как борцов за освобождение России от коммуни­стов.

Вскоре поле того, как «парламентеры» по­кинули Толмеццо, большие отряды партизан открыто заняли наблюдательные позиции вблизи тех мест, где находились лагеря ка­заков, не предпринимая никаких вылазок, выжитая сдержит ли Доманов свое слово.

В полдень 28 апреля 1945 года кибитки, крытые повозки и пешие с их немногим иму­ществом на их спинах, вместе с различными казачьими формированиями, двинулись на северо-запад. Генерал Доманов остался руко­водить массовым отъездом и покинул Толмеццо только в начале мая.

На следующий день, т. е. 29 апреля, по­следние части Казачьей станицы около пя­тисот донских и кубанских семейств, рас­квартированные недалеко от Толмеццо, дви­нулись в путь. И вот тут-то партизаны не сдержали своего слова. Думая, что им нечего бояться тыловой охраны, они ринулись на Вилла Сантина. Но они забыли о хорошо обученных кадетах, которые схватились с ними, и несмотря на то, что их командир был убит во время схватки, заставили партизан отступить с большими потерями.

После этого Доманов приказал кадетам и небольшому казачьему подразделению, на­ходившемуся в Удине, остаться в охране ты­ла растянувшейся колонны и отражать воз­можные атаки партизан.

Последний этап похода на запад был са­мым тяжелым. Из-за недостатка транспорта, многие должны были идти пешком, но нес­мотря на это никто не был оставлен. Все по­могали друг другу. Раненые, старики и ма­ленькие дети были посажены на повозки, в то время как владельцы их шли рядом. Ник­то не приказывал делать этого. Чувство са­мопожертвования преобладало в станице с тех, пор, как они покинули их Родину, боль­ше двух лет тому назад.

Первые дни перехода шел проливной дождь, что и без того усугубляло их тяжелое положение, но несмотря на это казаки мед­ленно продолжали продвигаться вперед. Днем и ночью они с трудом поднимались вы­ше в Альпы к горному перевалу.

Самой большой бедой для них был недо­статок пиши. Передовые разъезды собирали все что могли с крестьянских ферм, встре­чавшихся им по пути и добытая ими скудная пища делилась между всеми поровну.

Вскоре погода переменилась к худшему. Когда казаки взошли на горный перевал, поднялась снежная мятель и через несколь­ко часов, колонна, растянувшаяся на много миль, была покрыта холодным белым покро­вом. Люди и лошади были погребены под снегом и многие остались там в снежных мо­гилах.

Оставшись без фуража, лошади и верблю­ды обессилев падали и были пристрелены. Это еще больше увеличило число людей, бредущих пешком и тративших свои послед­ние силы. Кибитки оставлялись здесь же во­зле павших лошадей, и многие ручные по­возки были брошены их владельцами, ко­торые не имели больше сил тянуть их даль­ше. Несколько недель спустя, когда насту­пила оттепель, партизаны, которые продол­жали устраивать засады и обстреливать ка­заков, вынуждены были заняться разборкой повозок и погребением сотен и сотен тел…

В то время, как снежная мятель была в самом разгаре, и колонна взошла на верши­ну перевала, произошло знаменательное про­исшествие. Около полуночи,, 3 мая 1945 года, кто-то вспомнил, что это был Страстной Чет­верг. Потрясенная колонна остановилась, и высоко в итальянских Альпах, во время снежной бури, было совершено Богослуже­ние. Все, даже те, которые предавались от­чаянию и роптали обнажили их головы и опустившись в снег на колени, горячо моли­лись Богу.

Их молитвы были услышаны… Снегопад прекратился… Казаки продолжали поход, но уже спускаясь, так как они вступили в Ав­стрию и приближались к долине реки Дра­вы.

Перейдя австрийскую границу и достигнув города Кетшаха, генерал Доманов послал ге­нерала Васильева с переводчицей назад в город Толмеццо, где был расположен ан­глийский штаб, к командующему Тридцать Шестой бригады, бригадир-генералу Мэйсону.

Генерал Мэйсон принял генерала Василье­ва с переводчицей в присутствии другого ан­глийского генерала (предполагают, что это был генерал Арбутнот) командира Семьде­сят Восьмой дивизии. Мэйсон и его коллега внимательно выслушали Васильева, который объявил им, что Казачья Станица и прико­мандированные к ней формирования желают сдаться в плен англичанам и просят о предо­ставлении политического убежища у англий­ского правительства. Генерал Васильев пы­тался объяснить им, что казаки не являются немецкими наемниками, а антикоммуниста­ми, которые воспользовались первой пред­ставившейся им возможностью со времен Гражданской войны, подняться на вооружен­ную борьбу для освобождения их Родины от марксистских угнетателей.

Во время этой встречи с Васильевым и его путницей обращались хорошо. В должное время Васильев вернулся к Доманову с из­вестием, что несмотря на то, что генерал Мэйсон не мог ничего сказать об окончатель­ной судьбе казаков, он заверил их, что ни­когда и никакой выдачи казаков Советам не будет.

Пока Васильев находился в Италии прои­зошло два важных события. Во-первых, Доманов имел серьезное разногласие с его но­вым немецким офицером связи, (капитан Мюллер уже не занимал эту должность) из-за продвижения казаков в Австрию без по­лучения на то приказа от немецкого высшего командования. Немец грозил Доманову ужасным последствиями. В конце концов До­манов потерял терпение и ответил немцу, что он не находится всецело в распоряжении немцев, что он — русский офицер, единст­венная цель которого сохранить жизни его людей, и если бы он считал необходимым посоветоваться с кем-нибудь, то это был бы не немец, а командующий Русскими Освобо­дительными силами — генерал Андрей Вла­сов.

Во-вторых, генерал Краснов, не принимав­ший до сих пор никакого участия в управле­нии Казачьей станицей, написал письмо фельдмаршалу Александеру. R нем он на­поминал ему о совместной борьбе против большевиков во время Русской Гражданской войны и просил, чтобы подразделения, на­ходящиеся под его командой защитили бы Казачью станицу от Советов. Кроме того, он также просил Александера передать их про­сьбу английскому правительству — предоставить всем казакам политическое убежи­ще, как не имеющим гражданства беженцам. Письмо осталось без ответа.

Не смущаясь молчанием фельдмаршала Александера, народ ликовал, так как они все знали, что генерал Мэйсон обещал, что ника­кой насильственной выдачи не будет.

5 мая 1945 года, главная сила казаков до­стигла города Лиенца и в исполнение прика­за англичан расположилась лагерем вдоль шоссе Обердраубург — Лиенц. Все еще без продовольствия, казаки ожидали прибытия английских войск. 9 мая, после марша через горы, английские войска достигли Лиенца. Это были люди Восьмого шотландского ба­тальона и подкрепления, под командой лей­тенанта-полковника А.Д. Малколма, кото­рому генерал Мэйсон поручил разоружение казачьих подразделений.

Престарелые, больные и раненые, а так­же семьи численностью в несколько тысяч были быстро расквартированы в открытом лагере Пеггец, а остальные казачьи полки и плюс те семьи, которые отказались быть разделенными с их мужчинами, остались в лагерях близ шоссе.

На следующий день, после прибытия ан­глийских войск в Лиенц, Доманов поручил группе офицеров организовать доставку про­довольствия для голодающей массы. Их по­пытки не увенчались успехом, и они вернулись с пустыми руками. И только на пятый день им был выдан сухой паек и сухие га­леты, консервы, сахар и чай, после чего нас­троение казаков улучшилось.

16 мая казакам было приказано сдать их оружие, но несмотря на это, они еще верили в благополучный исход их судьбы. Правда, в самом начале, после этого приказа они за­беспокоились, но как только узнали, что офицеры могут оставить при себе их личное оружие они не протестовали против разору­жения. Было еще другое явление, которое помогло усыпить их подозрение: прошел слух, что вскоре казаки будут перевооруже­ны новейшим английским оружием.

Впоследствии, генерал Науменко постарал­ся проверить источники этих слухов. Многие казаки, бывшие там подтвердили ему, что им лично было сказано английскими офицера­ми, что они получат новое оружие.

После разоружения они были предоставле­ны самим себе и не один из лагерей не был охраняем или окружен колючей проволкой, им была разрешена полная свобода перед­вижения в радиусе этой местности. Благо­даря этому казаки предполагали, что им как беженцам предоставлено политическое убе­жище. Они настолько были уверены в этом, что очень немногие воспользовались возмож­ностью уйти из лагеря и скрыться.

С 22 мая 1945 года ежедневный рацион на каждого человека был увеличен, что еще больше укрепило их надежды. Вера эта, впоследствии, еще более укрепилась слуха­ми, которые циркулировали среди них, а именно, что казаки должны держаться все вместе и позднее будут переселены за океан, или же, что только старики, женщины и де­ти будут переселены в Австралию и Канаду, а мужчины пройдя курс обучения в пользо­вании английским современным оружием, будут объединены в Освободительную Рус­скую армию, которая будет использована против Советов. Те, кто в то время находи­лись в Лиенце, а теперь проживают на За­паде, ссылаются на таинственную телеграм­му, якобы, посланную Винстоном Черчиллем фельдмаршалу Монтгомери, в которой он говорил последнему, содержать все немецкие войска в полной боевой готовности для похо­да против Советов, это является доказатель­ством, что информация казаков не была пу­стым предположением, но частью предатель­ского плана англичан.

23 мая 1945 года английский генерал-лейтенант совершил инспекционную поездку по всем казачьим лагерям и провел некоторое время в Казачьей Кадетской школе. Он шутил с юношами; говорил о значении Свобод­ной России в будущем мировом содружестве государств. Перед отъездом он попробовал их пишу и затем распорядился увеличить их рацион так как, по его мнению, они были в таком возрасте, когда им необходимо усилен­ное питание. По окончании смотра, он поз­дравил Доманова и присутствовавших офи­церов с блестящей дисциплиной, соблюдае­мой казаками, и поблагодарил их за их гос­теприимство.

Все остались довольны результатом его посещения, и пребывали под этим впечатле­нием до следующего дня. Однако, 25 мая, когда Доманов посетил того же самого гене­рала с жалобой на некоторых английских солдат, забравших у казаков лошадей без разрешения на то их собственников, а также просил генерала прекратить это безобразие, генерал оказался не тем добродушным чело­веком, каким был накануне.

«Казачьих лошадей больше нет, — отве­тил он. Кони являются теперь собственно­стью короля Англии и являются таковыми с того момента, как вы стали военнопленны­ми!» До настоящего момента слово «военно­пленный» нигде и никогда не произносилось. С тяжелым чувством озабоченности и трево­ги Доманов пошел посоветоваться с генера­лом Красновым о такой резкой перемене со стороны английского генерала по отношению к казакам.

Несмотря на то, что Краснов не имел ника­кой власти, от которой он отказался в Ита­лии, Доманов прежде чем принять какое либо решение всегда обсуждал все дела с ним. По прибытии из Кетшаха в Лиенц, ге­нерал Краснов и его жена Лидия Федоровна вместе с Домановым и его женой обоснова­лись на вилле, предоставленной англичанами в их распоряжение.

Выслушав Доманова, генерал Краснов сел и написал второе письмо фельдмаршалу Алекса деру, жалуясь в нем на то, что люди Казачьей станицы классифицируются как военнопленные. В этом письме он повторил все то, что писал уже раньше: казаки не предатели России, а русские патриоты, ста­равшиеся освободить страну, которую ком­мунисты захватили и заменили Союзом Со­ветских Социалистических республик; каза­ки боролись за свободу всех народов России, обещанную миру в 1941 году декларацией по договору Атлантического пакта, провозгла­шенного Англией и Соединенными Штатами Америки. В заключение, он выразил свою веру в справедливость Англии, которая, он был уверен, не выдаст казаков их врагам, потому что казаки никогда не воевали про­тив Англии или Соединенных Штатов, а яв­лялись борцами против поработителей их Родины.

Во избежание беспорядков, Доманов согла­сился не упоминать о том, что ему было ска­зано английским генералом, до получения Красновым ответа от фельдмаршала Александера. За исключением этого инцидента, оставшегося секретом небольшой группы до­веренных старших офицеров, англичане про­должали обращаться с казаками вежливо и с уважением.

26 мая произошло два зловещих события:

1) Без предварительного предупреждения, грузовик с английскими солдатами подъехал к казачьему банку. Англичане, от имени старшего офицера, уполномочившего их, по­требовали ключи от несгораемого шкафа и в присутствии директора банка проверили содержимое сейфа, а затем, несмотря на его протесты и заверения, что несгораемый шкаф содержит деньги частных лиц, вло­живших туда свои сбережения и что эти деньги не являются собственностью каза­чьей казны, англичане заперли несгораемый шкаф, погрузили его на грузовик и уехали прочь…

Эта весть быстро облетела все лагеря, и вкладчики поспешили в город, чтобы вер­нуть хотя бы часть своих потерь, но сейф был пуст… Шесть миллионов немецких ма­рок и сумма, равнозначущая шести миллио­нам немецких марок, в итальянских лирах исчезли бесследно. Стоя группами, казаки обсуждали причину английского грабежа их сбережений. Некоторые из них пошли к коменданту города, майору Дэвису, в надеж­де, что он поможет им вернуть их деньги, но тот отказался принять их…

2) В этот же день в Лиенц прибыл генерал Шкуро и после краткого разговора с Домановым, направился в лагерь Пеггец. Стоя в машине во весь рост, он медленно проезжал среди тысяч собравшихся приветствовать его казаков. В толпе он узнавал знакомые лица и останавливался, чтобы поговорить с ними лично. Его прибытие приподняло по­давленное настроение казаков, вызванное грабежом их денежных сбережений.

«Теперь, когда генерал Шкуро с нами, все будет хорошо!..» «Он присмотрит за на­ми!..» «Англичане уважают его!» «Знаете ли вы, что во время Гражданской войны, англичане наградили его высшим англий­ским орденом…!» «Да, они выслушают его и он спасет нас!..»

Генерал Шкуро оставался в лагере Пеггец несколько часов, а затем вернулся в отель «Золотая Рыба» в Лиенце, в котором гене­рал Доманов расположил свой штаб, с тем чтобы предоставить виллу генералу Крас­нову и его жене, дав им этим больше свобо­ды и уединения. Доманов заказал в отеле комнату для генерала Шкуро и его жены и в этот вечер в честь генерала устроил ужин.

Ужин прошел очень хорошо. Они беседо­вали о прошлом: Гражданской войне, в ко­торой Шкуро наносил большие потери Крас­ной армии и о будущем исходе их настоя­щего положения. После праздничного ужи­на, на котором было выпито много напитков, генерал и его жена удалились на отдых.

Рано утром Шкуро разбудил жену и об­ливаясь слезами сказал: «Знаешь, ведь До­манов предал меня!» «Он пригласил нас сюда с тем, чтобы англичанам было бы лег­че поймать меня и выдать Советам».

Жена пыталась успокоить его и уверяла, что он ошибается.

«Доманов никогда не предаст тебя, — ут­верждала она, но она глубоко ошибалась». Вскоре Шкуро обнаружил что во время ужи­на исчез его револьвер, а когда они выгля­нули из окна своей спальни, они увидели, что все выходы охранялись часовыми, пре­данными Атаману.

Во время завтрака в комнату генерала Шкуро вошел офицер с вооруженным кон­воем и приказал ему и его адъютанту, чтобы они укладывали свои вещи, так как их «пе­реселяют на новые квартиры». На вопрос Шкуро. где находятся эти новые квартиры, офицер с сарказмом ответил: «Там, где мы находим нужным!..»

Такой ответ еще больше усилил страх ге­нерала Шкуро. И тут же своему адъютанту и другому офицеру, вошедшему в это время в комнату, посмотреть, что там происходит, Шкуро с уверенностью сказал, что его сна­чала посадят за колючую проволку, а затем выдадут красным.

Оба офицера старались успокоить его тем, что такое предательство со стороны англичан недопустимо и было бы позорным пятном для английской традиции человеческой спра­ведливости и честности. Но Шкуро оставал­ся непоколебим в своем убеждении. Когда его увозили, он был уверен что никогда не увидит провожавших его казаков, которые махали и кричали ему, что они вскоре уви­дятся. Шкуро вместе с его адъютантом были отвезены в Шпитталь, в лагерь под усилен­ной охраной, а затем, как он и подозревал, был выдан в Юденбурге красным.

В тот же вечер было объявлено, что все люди казачьей станицы получат такой же паек, как и английские солдаты. Это сооб­щение было встречено одобрительно, и, даже последовавший после этого приказ всем офи­церам сдать их личное оружие, не омрачил их праздничного настроения. Офицеры ожи­дали приказа о сдаче оружия, так как четы­ре тысячи кавказцев, находившихся под ко­мандованием генерала Султана Келич-Гирея и расположившихся лагерем около Обердраубурга, бесчинствовали с момента их прибы­тия в Австрию.

Кавказцы были простым народом, говоря­щим между собой на пятнадцати кавказских наречиях. Они верили обещаниям немцев об освобождении их Родины от коммунистиче­ского ига и для достижения этой цели во­евали бок о бок с Вермахтом. Во время от­ступления, они поняли, что для них все по­теряно и без всякого угрызения совести ста­ли прибегать к разбою. Они возненавидели Запад за то, что тот причинил им и по своему прибытию в Австрию на Запад, были полны ре­шимости заставить людей Запада заплатить им за утерянное.

Генерал Гирей пытался сдерживать их и верные ему части повиновались его приказу о поддержке дисциплины. Остальные же иг­норировали его. И даже, изданный приказ о наказании смертной казнью уличенных в грабежах и насилиях над австрийским насе­лением, не останавливал их.

Согласно словам генерала Семена Н. Крас­нова, бывшего начальника штаба генерала Петра Н. Краснова, англичане знали, что ка­заки не были ответственны за набеги на местное население и что как только кавказ­цы будут усмирены, оружие будет возвра­щено им.

27 мая 1945 года майор Дэвис, комендант города Лиенца, посетил генерала Доманова в отеле «Золотая Рыба» и сказал ему и его адъютанту капитану Бутлерову, что все ка­зачьи офицеры, находившиеся в различных казачьих лагерях, должны быть готовы к часу следующего дня к отправке на конфе­ренцию с командующим Восьмой армии фельдмаршалом Александером, который, «якобы», хочет поговорить с ними.

«Почему все офицеры, — спросил Доманов? Не забывайте, что я имею более двух тысяч офицеров и для вас будет трудно дос­тавить всех на эту конференцию. Не лучше ли собрать только командиров полков, бата­льонов и отдельных частей».

«Нет, — категорически ответил майор Дэ­вис. Не беспокойтесь о транспорте. Это наше дело и мы позаботимся об этом сами. Командующий приказал провести эту конферен­цию со всеми офицерами. Ничего не подела­ешь…» Уходя, майор Дэвис добавил: «По­жалуйста, не забудьте предупредить гене­рала Петра Н. Краснова. Командующий очень заинтересован встречей с ним». После этого он посоветовал Доманову не беспокоить офицеров ночью, а сообщить им о приглаше­нии на конференцию завтра утром. «Поду­майте только, какая честь будет оказана вам, — сказал майор Дэвис».

Утром Доманов зателефонировал или разо­слал нарочных в разные подразделения с сообщением офицерам о конференции. К ге­нералу Краснову Доманов послал специаль­ного нарочного. Генералу Краснову в то вре­мя было семьдесят шесть лет, он терял зре­ние и страдал болью в ногах.

В назначенное время офицеры собрались возле отеля «Золотая Рыба» и наблюдали, как на городскую площадь въехали англий­ские машины и автобус. Прибыл майор Дэ­вис и через переводчика попросил генерала лейтенанта Соломахина, начальника штаба, предложить офицерам занять их места в автобусе. На вопрос жен некоторых офице­ров, нужны ли будут их мужьям шинели, плащи и продовольствие, майор Дэвис заве­рил их, что это совершенно лишнее, так как они через несколько часов вернутся назад.

В два часа сорок пят минут с площади отбыла первая машина с генералом Красно­вым. Вслед за ней в сопровождении английского конвоя, последовала другая с генера­лом Домановым, капитаном Бутлеровым и ординарцем. Майор Дэвис наблюдал как ко­лонна, под командованием майора Ли, отъ­ехала в направлении Шпиталя. После этого он прошел через небольшую толпу женщин, заверяя их, что офицеры вернутся домой, до наступления ночи.

По официальным данным в Казачьей ста­нице числилось две тысячи семьсот пятьде­сят шесть (2756) казачьих офицеров. Но на «конференцию» поехало только две тысячи двести один офицер плюс двести кавказских офицеров, находившихся под командовани­ем генерала Султана Келича Гирея. В число двух тысяч двести одного офицера входили священники, доктора, а также гражданские должностные лица, имевшие офицерское звание.

Когда колонна проезжала через лагерь Пеггец и другие поселения казаков, число грузовиков в колонне все увеличивалось. На грузовиках находилось по два английских солдата с автоматами.

В конце концов, колонна состояла из четы­рех автобусов, пятидесяти восьми грузовиков и восьми малых грузовиков и трех машин Красного креста. Английский военный пер­сонал состоял из: ста сорока шоферов, трид­цати офицеров, пятнадцати переводчиков, а также двадцати пяти танкеток, нескольких «джипов» с пулеметами и множеством мо­тоциклистов с автоматами.

Как только они выехали на главную дорогу, к колонне присоединились бронированные автомобили и моторизованная пехота, во главе с несколькими офицерами на «джи­пе». Бронированные автомобили врезались между грузовиками, в то время как воору­женные автоматами мотоциклисты, как осы роем окружили их.

Когда любознательные офицеры спросили сопровождавших их солдат: «Но почему же танки? Зачем вооруженный конвой?» Им было сказано:

«На всякий случай. В лесах все еще блу­ждают вооруженные отряды немецких эс­эсовцев, которые могут напасть на невоору­женную колонну».

Через два часа после отъезда из Лиенца, они приблизились к Шпиталю и подъехали к большому лагерю, окруженному двумя рядами колючей проволки со сторожевыми вышками и часовыми у изгороди, расстав­ленными на небольшом расстоянии друг от друга. Это был бывший немецкий лагерь для военнопленных. Их высадили возле глав­ных ворот лагеря и каждый офицер был по­верхностно обыскан. После обыска им разре­шили войти в лагерь и разместиться по бара­кам по своему усмотрению. К ним присоеди­нились генералы Васильев, Соломахин, Го­ловко и адъютант генерала Краснова — пол­ковник Моргунов.

Краснова окружили офицеры и спрашива­ли его, что он думает о заключении их в лагерь военнопленных? Краснов старался успокоить их и повернувшись к своему вну­ку капитану Николаю Краснову сказал:

«Не беспокойся, все сегодня же выяснит­ся на конференции».

«Конференция» не состоялась… Вместо этого им было приказано составить поимен­ные списки с точным указанием их чинов и частей в которых они служили и вместо обе­да с фельдмаршалом Александером им были выданы ящики с консервами, бисквитами и папиросами. Исключением были генерал До­манов, генерал Тихоцкий и капитан Бутле­ров, которые были приглашены на ужин к англичанам.

П.Х. Блайт

(Продолжение следует)

© “Родимый Край” №119 НОЯБРЬ – ДЕКАБРЬ 1975