В самом начале сентября, светлым, жарким днем Генерал Краснов прибыл в Млаву. Генерал ф. Панвиц и православный священник встретили его у ворот лагеря. Краснов, в царском казачьем мундире генерала, сидя в коляске рядом с фон Панвицем, проехал через выстроившиеся ряды войска и улицы, запруженные толпами приветствовавшими их народа. Позади их следовал эскадрон личной охраны фон Панвица, который он предоставил Донскому атаману на время его пребывания в лагере, а позади охраны — четыре эскадрона молодых казаков, выбранных из формирований лагеря Мохово.
Большинство казаков, приветствовавших их, были одеты в их лучшее обмундирование. Донские, Кубанские, Терские и Сибирские казаки с красными, голубыми и желтыми лампасами на брюках, с папахами и кубанками на головах — создавали яркую картину.
Атаман Краснов прибыл на парадную площадь перед зданием комендатуры; после того, как он вышел из коляски, оркестр сыграл Русский Национальный гимн и Казачий марш. У главного входа в комендатуру он, фон Панвиц и весь состав комендатуры опустились на колени и священник благословил их.
Это было время общего ликования. Вся дивизия, Резервный полк и формирования молодых юношей — казаков в парадной форме промаршировали мимо. Молодые джигиты исполнили лихую джигитовку, награждаемые одобрительными возгласами и аплодисментами присутствующих. По окончании торжества, Краснов обратился к казакам с речью, в которой сказал, что они отправляются не на Восточный фронт, а в Югославию для борьбы с коммунистами Тито.
Краснов был известной, легендарной личностью, пользующейся большим уважением казаков во всех войсках, и вместо того, чтобы возмущаться о переброске их в Югославию, казаки приветствовали эту новость.
Для генерала Краснова это было счастливейшим моментом в его уже заканчивающейся жизни. Он был дома… опять между своими людьми. И за то время, которое он провел в Млаве, он полюбил фон Панвица, как сына.
Такой же сердечный прием был оказан и генералу В. Науменко; он так же, как и Краснов, был легендарной личностью и за все эти годы никогда не примирился с мыслью постоянного коммунизма в России.
По окончании этих посещений и празднеств, обучение и подготовка к отбытию продвигалась гладко. Когда первое отделение было готово к погрузке, в ожидании поезда, Генерал, на сборном пункте, сказал по-русски: «Наш час настал! Задача наша — уничтожить коммунизм раз и навсегда, и добиться освобождения Казачьих земель».
Дождь лил как из ведра, захлестывая их лица, но даже и такой проливной дождь не мог умерить пыл их приветствий и возгласов одобрения, по окончании речи Генерала. После этого был зачитан приказ дня. Первый Донской полк был первым, двинувшимся к железнодорожной станции. Священник благословлял каждую компанию, проходящую мимо него.
Отъезд казаков в Югославию продолжался день и ночь. Коней, вместе с несколькими казаками, которые должны были смотреть за ними во все время этого путешествия, погружали в товарные вагоны. Артиллерийские орудия были покрыты брезентом и крепко прикреплены на открытых платформах. Понемногу учебные лагеря в Млаве пустели.
Независимо от времени — даже ночью, фон Панвиц всегда был на железнодорожной станции, желая отъезжающим казакам Божьей помощи и обещая им присоединиться к ним на новых квартирах в Югославии. Наконец, настала и его очередь прощаться.
Вместе с его личным штабом и эскадроном охраны он поехал в лагерь Мохово. При их приближении к лагерным воротам, часовой в бурке стал в положение смирно, отдавая ему честь трубач проиграл сигнал. Генерал произвел смотр Резервного полка, выстроившегося в ожидании его прибытия.
По окончании смотра фон Панвиц простился с казаками и их семьями.
«До свидания, мои дорогие казаки!» — были его последние слова. На это народ ответил ему громким дружным возгласом:
«До свидания, господин Генерал!»
После этого он пошел проститься с юношами. Прощаясь с ними, его голубые глаза были влажны. По окончании его речи, все правила дисциплины были нарушены. Юноши осаждали его со всех сторон, желая пожать его руку. Некоторые просили у него разрешения сопровождать его, но он отказал им в этом, обещая, что как только им исполнится восемнадцать лет, он будет рад видеть их в дивизии. Следующее прощание ф. Панвица было с его приемным сыном-сиротой, которого он встретил в Херсоне. При мысли о разлуке с его приемным отцом, мальчик горько плакал и даже обещание, что он вскоре присоединится к нему в Югославии, не могло остановить его слез.
Возвращаясь в обществе лагерного атамана, встречающиеся по дороге подходили к фон Паннвицу, чтобы сказать несколько прощальных слов. Под конец, лагерный священник ввел его в маленькую церковь. Они вошли в нее вдвоем; священник попросил его остаться посередине церкви.
Сотни свечей мерцали и сверкали, бросая отблеск на горы цветов. Фон Паннвиц стал на колени и склонил свою уже седеющую голову. Священник благословил его и сказал: «Да сохранит Господь Бог Наш тебя и твоих солдат и приведет тебя и всех казаков к свободе!» Лагерный хор запел; фон Паннвиц, соблюдая традицию, поцеловал крест, который священник держал в руках, после этого покинул церковь.
Весь период пребывания фон Панвица в Млаве, казаки, жившие в Новогрудке, поддерживали с ним постоянную связь. Под командой атамана Павлова, они терпеливо ждали того дня, когда дивизия присоединится к немцам на передовых линиях, и выгонит коммунистов с их земель.
Тем временем, некоторые смотрели за скотом, некоторые обрабатывали землю, чтобы пополнить их запасы продовольствия. Школы были полны. Церкви, на каждом богослужении, переполнены. Немцы предоставили им свободу жить их собственным укладом жизни. Тем не менее это не было идиллическим существованием. Далеко от их Родной земли, казаки чувствовали себя потерянными и одинокими; они не смешивались с местным населением, так как у них не было с ними ничего общего. В добавление ко всем их переживаниям, немцы вместо того, чтобы продвигаться вперед на Восток, продолжали отступать и с их отступлением пришла новая опасность: атаки на казаков вооруженных красных партизанских банд.
Вермахт ничем не мог помочь полковнику Павлову в их обороне от нападений красных партизан. Они были слишком заняты в других местах. Но это не тревожило Павлова. Наоборот, он предпочитал сам самостоятельно разрешать все проблемы. Он сформировал специальные отряды самообороны, вооруженные захваченным советским оружием, против партизанских банд. Вскоре после сформирования этих отрядов, партизаны вынуждены были оставить их набеги и мародерство и занять оборонительную позицию, так как отряды Павлова жаждали схватиться с ненавистным врагом.
17 июня 1944 года произошла большая трагедия в лагере «Маленького народа», атаман Павлов был убит, при весьма загадочных обстоятельствах.
Существует три версии этого убийства. Первая — что он, проверяя внешние посты, по ошибке якобы, был убит очень бдительным часовым. Вторая — во время рекогносцировки местности за пределами лагеря, он был убит советскими лазутчиками. И третья — что один из казаков в действительности был советским агентом, убивший его из засады по заданию, чтобы лишить казаков любимого руководителя и показать этим, что коммунисты настолько могущественны, что могут везде настичь любую жертву. Что произошло в действительности можно только предполагать, но смерть полковника Павлова была для Казачества большой потерей.
После убийства Павлова Походным атаманом был назначен донской казак полковник Т. И. Доманов. Преемник Павлова очутился перед ответственностью, которая оказалась ему не по силам.
Перед войной Доманов был учителем; без военного образования, лишенный военных знаний и организаторских способностей он оказался совершенно непригодным на этот пост.
До момента его назначения, Доманов играл незначительную роль в казачьем движении — был офицером по вербовке на военную службу для одного из казачьих соединений. В противоположность ему, его жена, обрусевшая немка с Украины, единственная в лагере владеющая немецким языком, обладала исключительными организаторскими способностями. Благодаря ее влиянию на капитана Мюллера, Доманов был назначен Походным атаманом.
Доманов не имел возможности обосноваться и научиться тому, что нужно было сделать для казаков, так как несколько месяцев спустя после его назначения, Красная армия продвинулась к польской границе, и он (после того как между немецким и фашистским правительствами было достигнуто соглашение, по которому «Маленький народ» и Казачий Резервный полк могли поселиться в местности вокруг Толмеццо, кишащей партизанами) получил приказ о вторичном отступлении казачьего лагеря на юго-запад через Альпы в Северную Италию.
Обоз в сопровождении конвоя начал вторую часть их путешествия, растянувшись на много-много километров. Казаки под пронизывающим ветром с дождем и снегом прокладывали себе путь к месту их нового назначения. В одни кибитки были впряжены лошади, в другие — верблюды с поволжских степей и почти позади каждой кибитки был привязан рогатый скот.
Всем покидающим Новогрудок было тяжело сознавать, что они еще дальше удаляются от своей Родины, но каждый из них знал, что попадись они в руки красным, им не будет никакой пощады.
После приказа Сталина, все солдаты, попавшие в плен к немцам, независимо от того как бы героически они не сражались, рассматривались как изменники Родины и заслуживали по возвращении их на Родину жестокого наказания. Этим приказом Сталин еще туже затягивал в мертвой схватке петлю на шее русского народа.
В конце концов, «Маленький народ» в значительно уменьшившемся составе прибыл в местность, отведенную для них. В этой местности немецкие войска были под начальством немецкого военного губернатора провинции Триеста. До сих пор Доманов непосредственно подчинялся Казачьему Центральному управлению. Прибыв в Италию, штаб его сначала находился в Гмоне, а потом в Толмеццо, но здесь он и его люди были в полном подчинении полковнику Глобокнику, который снабжал казаков только самым необходимым. По приказу губернатора Глобокника, жители разных деревень, которых он и итальянское правительство рассматривали, как политически ненадежными, были выгнаны из их домов, а эти дома были отданы в распоряжение казаков, что непроизвольно вызвало неприязнь итальянцев этой местности к новоприбывшим. Враждебное отношение еще более увеличилось, после того, как Глобокник приказал казакам бороться против антифашистских партизан. Сначала Казачий Резервный полк игнорировал этот приказ; казаки рассматривали себя здесь временным гостем и считали, что здешняя партизанская борьба не имеет с ними ничего общего. И только после того, как им было сказано (это до известной степени было несомненной правдой), что они будут продолжать бороться с коммунистами, казаки приняли участие в этой борьбе и беспощадно расправлялись с пойманными красными партизанами. Одним из приказов Глобокника было также, чтобы казаки обрабатывали бы всю пахотную землю, с тем чтобы кормить себя и немецкие войска. Казаки опять не подчинились этому приказу. «Как мы смеем обрабатывать землю, которая не принадлежит нам? Это будет нечестно, — говорили казаки друг другу». Казаки жили в мире фантазий. Всякий раз, как они собирались обсуждать текущие события, разговор их неизбежно переходил к воспоминаниям о Родине. Астраханский казак, который привел с собой своего верблюда, не переставая, повторял о том, как его верблюд, с тоской по далеким любимым степям, смотрел на восток. «Вчера ночью мой верблюд не пришел из леса домой», — однажды сказал он своим друзьям, сидящим вокруг горящего костра. Он — очень гордое и чувствительное животное, поэтому он никогда больше не вернется ко мне. Он не может понять, почему я даю ему так мало корма.» Однако, к большой радости хозяина, верблюд вернулся, но вскоре тот же самый казак, обливаясь слезами, застрелил животное, чтобы только не наблюдать за его медленной смертью от голода.
В самом начале 1945, многие старые эмигранты, покинувшие Россию в 1920 году, присоединились к «Маленькому народу».
Прибыли они, главным образом, из Югославии и Германии. Они были приятно удивлены, увидев как быстро их соотечественники приспособились к новым условиям жизни.
В Толмеццо опубликовывалась газета, печатавшая издания для каждого казачьего войска; читались, через регулярные промежутки времени, лекции и посещаемость их была очень высокая; библиотека, составленная из книг, пожертвованных каждым, кто смог вывезти несколько томов — процветала.
Церковь, везде где бы ни образовались новые станицы, играла главную роль. Церкви были богато украшены иконами, написанные усердными и одаренными художниками.
В Толмеццо устраивались различные художественные выставки, а также выставки домашних изделий, которые всегда играли важную роль в жизни каждой станицы на Родине.
Новые школы имели лучших преподавателей, многие из которых в мирное время были академиками, профессорами и докторами.
После приезда старой эмиграции из Югославии была открыта Кадетская школа для обучения будущих казачьих офицеров.
О кадетах этой школы, принимавших активное участие в сопротивлении против выдачи казаков Советам, будет рассказано в конце этого повествования.
П. X. БЛАЙТ
(Продолжение в следующем номере)
© “Родимый Край” № 116 МАЙ – ИЮНЬ 1975 г.
(Вашего голоса не хватает)
Loading ...Читайте также: