5 апреля 1926 года Атаман Борис Владимирович Анненков написал, как уверяют советские историки, следующее письмо Всероссийскому центральному исполнительном комитету в Москву, Кремль:
«…Я, Борис Анненков, в минувшую гражданскую войну принимал самое деятельное участие в борьбе на стороне белых. Я считал большевиков захватчиками власти, не способными вести народ и страну к благу и процветанию. Суровая 3½-летняя борьба кончилась нашим поражением, и мы эмигрировали в Китай. Шесть лет эмиграции были самыми тяжелыми в моей жизни. Потеря родины, сознание своей вины перед людьми, которые верили мне и которых я повел за собой в скитание в Китай, сильно угнетали меня. Но эти шесть лет изгнания не прошли даром. Строгий анализ своих прошлых проступков и действий привел меня к таким выводам: Гражданская война и борьба с советами были глубоким моим заблуждением, ибо то, что сделала советская власть после того, как окончила борьбу на всех фронтах с белыми и поляками, говорит за то, что советская власть твердо и неуклонно ведет народ и страну к достижению намеченных ею идеалов. Тот огромный шаг по пути строительства, который сделала советская власть, является показателем того, что народные массы идут за своей властью, ибо только при полной поддержке всего народа можно было достичь тех колоссальных успехов, кои достигнуты в СССР. Сознавая свою огромную вину перед народом и советской властью, зная, что я не заслуживаю снисхождения за свои прошлые действия, я все-таки обращаюсь к советскому правительству с искренней и чистосердечной просьбой о прощении мне моих глубоких заблуждений и ошибок, сделанных мной в гражданскую войну. Если бы советская власть дала мне возможность загладить свою вину перед родиной служением ей на каком угодно поприще, я был бы счастлив отдать все свои силы и жизнь, лишь бы доказать искренность моего заблуждения.
Сознавая всю свою вину и перед теми людьми, которых я завел в эмиграцию, я прошу советское правительство, если оно найдет мою просьбу о помиловании меня лично неприемлемой, даровать таковое моим бывшим соратникам, введенным в заблуждение и гораздо менее, чем я, виноватым.
Каков бы ни был приговор, я приму его как справедливое возмездие за свою вину. Борис Анненков».
Вскоре было написано и обращение Атамана к своим соратникам-партизанам с призывом признать советскую власть и вернуться на родину из эмиграции.
Судя по стилю покаянного письма и призыва к соратникам, можно не сомневаться в том, что оно или было написано чекистами или же писалось под их диктовку. Что это так — достаточно сравнить письмо Анненкова с другими «покаянными» письмами белых, перешедших на сторону советской власти.
Как сообщают Сергей и Милица Мартьяновы в документальной повести «Дело Анненкова» (журнал «Простор» за 1970 год, стр. 102), это письмо якобы было написано Анненковым в Калгане, в присутствии чекистов Виталия Примакова, Антонова и Карпенко. Сам Атаман уже находился в руках чекистов и, как заявил другой чекист Лихарин, Анненков написал это покаянное письмо после «долгого и мучительного раздумья»…
— Это у него единственный шанс смягчить свою участь! Та соломинка, за которую хватаются даже такие люди, как Анненков, хотя и понимают, что это лишь соломинка, — сказал чекист Лихарин.
Это письмо-заявление Анненкова немедленно было помещено в советских газетах, а советский посол в Китае Карахан постарался распространить его широко в Китае и за границей.
24 апреля 1926 года эмигрантская газета «Новое Шанхайское Время» сообщила: «Атаман Анненков арестован в Калгане по приказу маршала Фэн Юй-Сяна. Он содержится сейчас в тюрьме. Письмо о помиловании, вероятно, написано под страхом смертной казни. Как первое, так и второе сообщение нами не проверено. Переходу добровольному Атамана мы лично не верим. Письмами об атамане завалена наша редакция».
Другая эмигрантская газета «Шанхайская Заря» от 25 апреля 1926 года писала: «Появившиеся известия о «переходе» Атамана Анненкова к большевикам, естественно, вызвали немало толков среди белых русских, но совершенно исключительное, ошеломляющее действие оказало это известие на партизан Атамана Анненкова, находящихся в Шанхае: никто не мог поверить в правдоподобность его. Анненков и большевики? Для партизан Атаман неизбежно ассоциировался с понятием необходимости активной борьбы с большевиками… Перед белыми встал вопрос: как это могло случиться? Анненков не только в стране врагов, но и своих партизан зовет туда же… Многие из партизан не станут отрицать, что большое смущение внесли в их души как самый факт «раскаяния» Анненкова, так и его призыв возвращаться на родину».
Дальше «Шанхайская Заря» в редакционной статье заявила, что «Атаман Анненков к большевикам сам не перешел, он был насильственно передан красным маршалом Фэн Юй-Сяном, на территории которого Атаман Анненков проживал в последнее время… Тогда же маршал Фэн Юй-Сян укрепил свою связь с большевиками фактически сделался их ставленником. Под влиянием директив штаба советских частей в Калгане, Фэн приказал арестовать Анненкова, причем предварительно ему предложили перейти к красным добровольно, на что он, по словам, офицеров, ответил: «Лучше расстреляйте меня здесь!»…
Газета «Россия» (тоже эмигрантская) от 27 апреля 1926 года в большой статье писала: «Все честные анненковские партизаны, если они действительно верят в то, что Анненков не изменил, должны стиснуть зубы и молчать, чтобы не вызвать соблазна среди слабых и робких. И мы их поймем этих партизан, ибо для них родина выше атамана Анненкова!…».
«Читая эмигрантские газеты того времени, — писали о «Деле Анненкова» Мартьяновы, — мы видим! как заметалась, растерялась белая эмиграция в те дни, какое огромное значение сыграл призыв Анненкова возвращаться на родину».
Письмо Анненкова и обращение его в ВЦИК и к партизанам было издано советским правительством отдельной брошюрой большим тиражом и распространялось в Китае и Монголии среди эмигрантов. И потянулись на родину эмигранты. Это и было как раз то, чего добивались советская власть и чекисты.
Советские журналисты и историки, сообщая данные об Атамане Анненкове, ограничиваются лишь замечаниями, что он происходил из старинного дворянского рода, и это — все. Кроме того Мартьяновы упомянули о декабристе Иване Александровиче Анненкове и его жене — француженке Полине Гебль, которая последовала за декабристом Анненковым в Сибирь. Только в 1856 году декабристу Ивану Анненкову с женой и детьми было разрешено вернуться из Сибири и он стал жить в Нижнем Новгороде. На допросе Атаман Анненков признал, что этот декабрист был его предком по прямой линии.
В книге бывшего министра адмирала Колчака И. И. Серебренникова «Великий отход» (издана в Харбине в 1936 году) сообщается, что Анненков действительно происходил из потомственных дворян Новгородской губернии и с юных лет избрал себе военную карьеру. В 1908 году он окончил военное училище и до 1914 года находился на военной службе в одном из сибирских казачьих полков в Русском Туркестане. В 1914 году Борис Анненков оказался на русско-германском фронте, где проявил себя исключительно храбрым офицером, и получил ряд боевых наград, в частности, французский Почетный Легион и английскую золотую медаль за храбрость.
Когда фронт закопался в Пинских болотах, Анненков командовал партизанским отрядом для действий на фронте и в тылу немцев. На этом посту и застала его революция 1917 года и большевицкий переворот. Несмотря на развал и демобилизацию армии, партизанский отряд Анненкова оставался боеспособным. Анненков решил привести этот отряд в несколько сот человек с оружием в Омск, в распоряжение сибирского казачьего правительства. Несмотря на все попытки разоружить его отряд на пути, анненковцы прибыли благополучно в Омск, не сдав оружия. С частью своих партизан Анненков скрылся из Омска, решив начать вооруженную борьбу против большевиков. За эти свои активные действия Анненков уже в начале 1918 года был объявлен большевиками вне закона.
При выступлении чехословаков в Западной Сибири, отряд Атамана Анненкова принимал участие во взятии Омска. К этому времени в его отряде было уже до 1.000 человек. После освобождения от коммунистов Омска, отряд Анненкова был направлен на Верхнеуральский фронт, где пробыл около 2 месяцев, а затем был отозван в тыл для подавления восстания коммунистов в Славгородском уезде Томской губернии. Отсюда анненковцы были направлены в район города Семипалатинска, где и оставались продолжительное время. Здесь отряд непосредственно пополнялся добровольцами и отчасти мобилизованными казаками. Многих привлекало обаяние Атамана Анненкова, его отвага, храбрость, а также и заботы о бойцах, благодаря которым отряд Анненкова был хорошо экипирован и обеспечен продовольствием. К концу 1918 года в его отряде было не менее 10.000 человек.
Вот как описывают Анненкова советские журналисты Мартьяновы: «…Тонкое бледное лицо аристократа, плотно сжатые губы, прямой с горбинкой нос, а главное глаза: темные, зрачки приподняты и снизу тонкая полоска белка придавала взгляду какую-то особую остроту и даже ярость… Стройный, худощавый, с отличной выправкой кадрового офицера, он сразу останавливал на себе взгляды… Анненков был тщеславен, не курил, не пил спиртных напитков, чуждался женщин и друзей не имел. Был большим знатоком и любителем лошадей».
На суде и, особенно, в протоколах общих собраний трудящихся, собранных, конечно, по приказу советских властей, в Семипалатинске, Петропавловске и Усть-Каменогорске, говорилось о «необычайных жестокостях» Анненкова — о расстрелах и казнях коммунистов во всех этих городах, о беспощадном подавлении Черкасского восстания, о расстрелах своих же белых в Орлином гнезде, о грабежах и насилиях. Мы не будем и не смеем оправдывать некоторые поступки и действия Атамана Анненкова. Он безусловно был представителем «атаманщины» в Белом движении. Той вольницы, авантюризм и тщеславие, которой и стали одной из причин неудачи Белого Движения.
В «Деле Анненкова» имеется характерный для него ответ-телеграмма сибирскому правительству в Омске: «…Подчиняться мифическому вашему правительству я не намерен. Задачу выбрал сам. О моем подчинении и не мечтайте. Подчинюсь тому, кто своими действиями этого заслужит. Анненков». Ответ типичный для всех «атаманов» того времени.
В Сибири гражданская война заканчивалась — белые под натиском Красной армии и многочисленных партизан отступали на Восток. В марте 1920 года Атаман Анненков отдал приказ по Отдельной Семиреченской армии об отходе всех своих войск в соседний Китай. К границе потянулись конные отряды и пехотные колонны, на телегах и повозках многочисленные беженцы с пожитками и войсковые обозы. Семиреченская армия отходила тремя колоннами: Северной, в которой была остатки колчаковских частей и большинство беженцев, — эту группу возглавлял генерал Вакич, герой Сызранского восстания, бывший командир Сызранской дивизии Народной армии. Южной группой командовал Атаман Семиреченского казачьего Войска генерал Щербаков — она состояла преимущественно из семиреченских казаков и их семейств. Центральную группу, состоявшую из анненковцев — партизанских полков, возглавлял сам Анненков, которому только что- исполнилось тридцать лет. Он, уже в чине генерал-майора, командовал Отдельной Семиреченской армией. Вместе с ним находился и его начальник штаба, полковник Генерального штаба Денисов, двадцати девяти лет отроду…
Отряд Анненкова, покинув Семиречье, стал уходить в горы Алатау. В этих горах на значительной высоте, недалеко от русско-китайской границы, отряд расположился лагерем на стоянку. С китайцами шли переговоры. Здесь анненковцы простояли около двух месяцев. Местность, где был разбит лагерь, получила у партизан Анненкова название «Орлиного гнезда».
«…Страшный урон наносили отряду болезни и начавшийся голод, — пишет белый историк И. И. Серебрянников («Великий отход»), — тиф вырывал одну жертву за другой. Во время стоянки в «Орлином гнезде» погибло от болезней несколько сот человек. Питались в лагере плохо, почти голодали… Привезенные продукты были на исходе. Численность отряда заметно уменьшалась. Еще во время продвижения к горам Алатау было объявлено по отряду, что желающие могут возвратиться домой в Россию. Этим разрешением сразу воспользовалось свыше полутора тысяч человек. Из «Орлиного гнезда» от Анненкова отделился целый полк оренбургских казаков, который ушел к Атаману Дутову, стоявшему со своим отрядом лагерем вблизи китайского города Суйдина.
Пребывание отряда Анненкова в «Орлином гнезде» и в горах Алатау сопровождалось рядом ненужных и ничем не оправданных жестокостей, которые были учинены некоторыми лицами из числа соратников Атамана по отношению к отдельным партизанам и особенно беженцам, желавшим вернуться в Россию».
Все эти жестокости над своими же белыми позже фигурировали на суде над Анненковым в Семипалатинске. В мае 1920 года отряд Анненкова покинул «Орлиное гнездо».
«… В 3 часа дня мы поднялись на последний горный перевал перед Китаем, — вспоминает один из участников похода, — чтобы проститься с исчезавшими вдали русскими пределами. В этот момент многие горько плакали, некоторые целовали покидаемый ими последний кусок родной земли». При переходе границы анненковцы сдали свое оружие китайцам, которые обещали за это кормить интернированных партизан. Однако, часть оружия анненковцами была все же припрятана для себя на всякий случай.
После перехода границы анненковцы расположились лагерем по реке Бартала. Всего в отряде тогда насчитывалось не более тысячи человек. Это были наиболее преданные Атаману Анненкову партизаны: конвойцы, лейб-атаманцы, артиллеристы, а также весь состав военного оркестра и трубачи. В этом лагере, прозванном «Веселье», отряд простоял три с половиной месяца. За это время все хорошо отдохнули, купались, ловили рыбу и отошли от тяжелых походов в горах Алатау.
В августе 1920 года, с разрешения генерал-губернатора Китайского Туркестана генерала Яна, остатки отряда Анненкова начали поэшелонно, тремя группами двигаться к городу Урумчи, столице провинции Синьцзяна. Первый эшелон, как сообщали участники похода, вступил в Урумчи с оркестром музыки и с пением казачьих песен. В Урумчи партизаны Анненкова разместились в бывших русских казачьих казармах Пограничного отряда. Генерал Ян устроил в честь Анненкова торжественный банкет, на который были приглашены и старшие офицеры отряда.
В Урумче отряд Анненкова простоял около трех месяцев и поздней осенью двинулся дальше на восток к городу Гучену.
«…Добравшись до Гучена, — пишет И. Серебренников со слов Г. В. Степанова, одного из партизан Анненкова, — в конце октября, отряд сделал остановку. Партизаны Анненкова расположились за городской стеной, в предместье, разместившись по китайским постоялым дворам. Еще в пути, по мере продвижения отряда на восток, настроение партизан заметно повышалось. Теперь же, сидя в Гучене, они стали мечтать о том, как хорошо было бы, сохранив у себя то оружие, что было ранее припрятано ими, пробраться во Внешнюю Монголию, а оттуда в Маньчжурию и Русское Приморье, чтобы вновь принять участие в антибольшевицкой борьбе на русской территории, где были каппелевцы и остатки армии Колчака и Семенова».
Но этим мечтам и планам не суждено было осуществиться.
Неожиданно китайское командование отказалось снабжать продовольствием анненковцев. Тогда партизаны схватились за оружие (у кого оно было припрятано на себе), разоружили китайских солдат и началась перестрелка. Китайцы укрылись в городе за крепостной стеной и закрыли городские ворота. В течение трех дней анненковцы держали Гучен в осаде. Одновременно шли переговоры между атаманом Анненковым и китайскими властями.
Китайцы, наконец, согласились продолжать выдавать продовольствие по-прежнему, однако, при условии, что анненковцы окончательно сдадут все свое оружие. Это условие, волей-неволей, было принято Анненковым. Вновь состоялась сдача оружия, но и на этот раз анненковцам удалось кое-что спрятать и закопать в землю.
Наконец, анненковцы начали свой поход на восток сначала на Ланьчжоу, столицу провинции Ганьси, а затем на Калган. Двигались поэшелонно. Второй эшелон (остатки Кирасирского полка) провожали сам Анненков, весь персонал третьего и четвертого эшелонов и вооруженные китайцы. И когда второй эшелон скрылся из виду, китайские вооруженные солдаты неожиданно окружили анненковцев и объявили их под арестом.
Атаману Анненкову было предложено проехать в город к губернатору Гучена для объяснений. Анненков с двумя конвойцами отправился в город. Вскоре партизаны Анненкова узнали, что их Атаман арестован. Они хотели немедленно броситься ему на выручку, но получили приказ от своего начальства сохранять спокойствие. Через два дня после ареста Анненков тайно и под сильным конвоем китайцев был отправлен в Урумчи.
Оставшимся партизанам было сказано, что если они не двинутся на восток из Гучена то китайцы не освободят Атамана Анненкова. После совещания начальников, остатки анненковцев решили продвигаться на восток, но человек тридцать пошли на запад с целью вернуться в Советский Союз.
Первый и второй эшелоны (лейб-атаманцы и кирасиры) двигались на восток в походном порядке, большинство на лошадях. Они благополучно перевалили через хребет Тянь-Шань и пришли в город Хами. Здесь остановились и узнали об аресте китайцами Атамана Анненкова. Партизаны не знали, что им делать: часть считала, что нужно немедленно вернуться в Урумчи и силой освободить Атамана, другие считали, что такое выступление может лишь ухудшить положение Анненкова. Было решено ожидать дальнейших действий китайцев.
Китайцы же усиленно предлагали анненковцам двигаться дальше на восток. В конце концов, это предложение было принято и анненковцы из Хами двинулись в город Аньсичжоу в провинции Ганьсу. Здесь китайские власти предложили партизанам остановиться не в городе, а около ламаитского монастыря Ченьфадуна. «…Анненковцы прожили здесь около месяца, — пишет И. Серебренников, — затем китайцы разрешили им двигаться дальше на восток, но только небольшими группами. Анненковцы продали своих лошадей, кой-какие свои вещи, на вырученные деньги купили запас продовольствия на дорогу и начали двигаться группами по 20-30 человек, выезжать на китайских арбах дальше на восток. Двигались к городу Ланьчжоу, а затем к городам Гуйхуачену и Баотоу, откуда уже по железной дороге можно было проехать в Пекин и Тяньцзин… Так произошло рассеяние по Китаю двух первых самых лучших полков отряда Атамана Анненкова. Несколько позже, приблизительно в том же порядке, рассеялись по Китаю и другие остатки отряда Атамана Анненкова».
А сам Атаман Анненков в это время сидел в китайской тюрьме.
В «Деле Анненкова» сообщается, что атаман был арестован китайцами в 1921 году за «неподчинение и за нападение его людей на китайских солдат». Его держали в строгой изоляции в тюрьме и никого к нему не пускали, никаких сношений с внешним миром не позволяли.
«Но вмешались японские, английские и прочие влиятельные особы, — замечает советский журналист Мартьянов, — заинтересованные в Анненкове и в феврале 1924 года он был освобожден из китайской тюрьмы».
К этому времени у Анненкова из 18.000 солдат и офицеров, перешедших с ним в 1920 году русско-китайскую границу, оставалось лишь 18 конвойцев. Все остальные разъехались и разошлись, а частью вернулись в Советский Союз.
«Во время пребывания Анненкова в китайской тюрьме в Урумчи, — пишет Мартьянов, — китайцы усиленно старались приучить его к курению опиума, чтобы погубить его таким образом, но атаман курить опиум наотрез отказался».
По выходе из китайской тюрьмы, Анненков совершенно серьезно произвел полковника Денисова в генерал-майоры «за верную службу», а подхорунжего Александра Яркова в хорунжего и наградил «Партизанским крестом» за мужество и храбрость…
Из города Турфана, где Анненков встретил Денисова, оба они, в сопровождении 18 человек, оставшихся верными атаману, верхами двинулись вглубь Китая. 2 мая 1924 года они прибыли в город Ланьчжоу и здесь решили остановиться. Несколько позднее они приобрели недалеко от города заимку в два одноэтажных домика с длинной глинобитной конюшней. Анненков решил, вместе с Денисовым, разводить племенных лошадей и… ждать событий. Отсюда он стал переписываться с деятелями русской эмиграции.
В сентябре 1924 года руководители ОГПУ Менжинский и Артузов получили из Китая от своих агентов сообщение: «Атаман Анненков — человек быстрого и хорошего ума, громадной личной храбрости, жестокий и ловкий. Он хорошо владеет китайским языком (выучил китайский прилично, сидя в китайской же тюрьме), имеет средства и хорошо себя держит — тип лихого казака… Может быть для нас весьма опасным». Дальше следовали агентурно-разведочные сведения о переписке Анненкова с лидерами белой эмиграции, о его встречах.
Менжинский и Артузов, получив исчерпывающую информацию о своем противнике, приняли решение во что бы то ни стало обезвредить или уничтожить Анненкова, который действительно мог снова начать и возглавить антисоветское движение из Китая или Монголии.
«В те далекие годы, — сообщается в «Деле Анненкова», — когда Китай был охвачен пламенем освободительной войны, в Кантон самим Сунь Ят-Сеном был приглашен на пост главного военного советника маршал Василий Блюхер. Политическим советником Гоминдана тогда работал Михаил Бородин, видный деятель Коминтерна. Первым советским послом в Пекине был образованнейший коммунист-ленинец Лев Михайлович Карахан, подписавший весной 1924 года соглашение об аннулировании всех кабальных царских договоров с Китаем. Военным атташе у него был Александр Егоров, будущий маршал СССР. Северо-Калганской группой военных советников, по приглашению маршала Фэн Юй-Сяна, руководил полководец и литератор Виталий Маркович Примаков с группой чекистов».
Вот ему, Виталию Примакову (он же генерал Лин) и было поручено из Москвы от ОГПУ ликвидировать Атамана Анненкова. За Анненковым и Денисовым была установлена слежка. К тому времени чекисты уже имели «своих людей» как среди китайцев, так и среди русских эмигрантов.
На заимку Анненкова под Ланьчжоу шли письма, телеграммы. Почти все они становились известными Примакову. Но ни Анненков, ни Денисов не любили много писать и вели переговоры устно и устно отдавали распоряжения своим людям, казакам, рассеянным по всему Китаю. Для советской агентуры это было почти недоступно, но, в конце концов, благодаря агентам и предателям многие разговоры и устные приказы стали известны резидентам ОГПУ в Китае.
В «Деле Анненкова», конечно, пока не сообщены имена агентов чекистов в ближайшем окружении Атамана но таковые безусловно были.
В ноябре 1924 года ночью с заимки Атамана Анненкова бежали два «вернейших» казака-конвойца в Советский Союз…
***
В судебном деле Анненкова отведено несколько страниц его переписке с эмигрантскими антикоммунистическими деятелями. Часть переписки была захвачена при аресте атамана, большая часть — перехвачена (сняты копии) советскими агентами. Тут и письмо от Казакова, главы шанхайской монархической организации «Богоявленское братство», от Остроухова из Харбина, от Н. Меркулова из штаба войск Чжан Цзолина, от генерала Нечаева, полковника Михайлова и многих других.
На допросе 22 апреля 1926 года в Москве на Лубянке Анненков показал:
«В 1924 году я неоднократно получал от разных лиц предложения участвовать в политической антикоммунистической работе… От Николая Остроухова который возглавлял монархическую организацию и был представителем великого князя Николая Николаевича в Китае и от других. Все они звали меня возглавить антисоветское движение, вести разведывательную работу и партизанское движение».
Но Анненков молчал или отказывался. «Он понимал, что имя Атамана Анненкова, — писали Мартьяновы, — все еще имело вес среди всей массы русских эмигрантов в Китае и Маньчжурии. Кроме того, он не хотел никому подчиняться, а быть по-прежнему Атаманом. Он отказывался и потому, что своим отказом надеялся набить себе цену».
В ноябре 1925 года в Ланьчжоу приехал человек под видом агента английской торговой фирмы по закупкам пушнины. Жил он в лучшем отеле города, сорил деньгами и действительно ездил по провинции для скупки пушнины. Это был бывший начальник личного конвоя Анненкова — Федор Константинович Черкашин. При первой встрече с Анненковым (а это была главная цель приезда Черкашина в Ланьчжоу), Атаман не узнал своего бывшего конвойца.
— Здравствуйте, Борис Владимирович! Не узнали меня сразу. Это хорошо. Я нарочно так вырядился: усы сбрил, и бакенбарды отрастил — полная конспирация. Поручение у меня вам весьма важное.
— Здравствуйте, Черкашин. Действительно сразу не узнал, но теперь рад встрече. Прошу ко мне.
Черкашин, действительно, очень изменился за это время. Из бравого казака он превратился в коммерсанта, самоуверенного, холеного и нагловатого. Черкашин согласился пойти в дом атамана, но заметил:
— Только надо сделать так, чтобы меня не узнали ваши… наши казаки. Особенно мой бывший друг Ярков.
— Ярков сегодня в отъезде, — ответил Анненков. — В доме сейчас только повар-китаец и Денисов.
В кабинете Анненкова Черкашин открыл небольшой чемоданчик, вытряхнул оттуда образцы меха и осторожно вынул с самого дна несколько листков бумаги.
Это было письмо от полковника Михайлова, начальника штаба группы русских в армии маршала Чжан Цзао-лина, бывшего начальника штаба одной из дивизий адмирала Колчака. Михайлов предлагал Анненкову сформировать отряд партизан для борьбы с Советским Союзом на территории маршала Чжан Цзо-Лина и писал, что необходимые средства и оружие будут даны Анненкову.
Черкашин, после того как Анненков прочитал письмо Михайлова, стал рассказывать ему новости. По поручению Н. Меркулова, он добавил, что сам великий князь Николай Николаевич из Франции выразил желание видеть именно Атамана Анненкова во главе объединенных партизанских отрядов белых в Китае.
— Завтра будет ответ. Встретимся в 9 часов утра в семи верстах от заимки, в рощице у перекрестка дорог. Там рядом есть селение и харчевня, где вам можно переночевать. К себе не зову, не хочу, чтобы видели вас.
Утром на встречу с Черкашиным Атаман привез три письма: полковнику Михайлову, Павлу Димитриевичу Иларьеву, служившему при штабе Чжан-Цзо-лина, и Димитрию Иосифовичу Казакову в Шанхай.
В этих трех письмах Анненков, наконец, соглашался на предложение Михайлова приступить к формированию партизанского отряда. В письме к Михайлову Анненков довольно подробно излагал свой план начать сбор верных людей в районе Кульджи, где имелась большая группа белых бойцов, «хорошо организованная и не разложившаяся», которая держит связь с тайными антисоветскими организациями в Семиречье.
Повеселевший Анненков, насвистывая, скакал к заимке, чтобы еще раз обсудить с Денисовым план организации белых партизанских отрядов. Он и не подозревал, что эти его три письма не были доставлены адресатам, а попали в руки чекистов.
С. Рождественский
(Продолжение следует)
Читайте также: