РОДИМЫЙ КРАЙ — орган обще-казачьей мысли

Моим героем, в данном случае, является вовсе не гимн французского народа, а сотник Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка, Ни­колай Павлович Воронин. Должен заметить, что этот полк, вопреки обще-гвардейским правилам, комплектовался офицерами из всех военных училищ, начиная от Пажей и кончая юнкерами из Новочеркасского каза­чьего училища. В отличие от Атаманцев, в данном полку служили, кроме природных донцов, так же и представители старой рос­сийской аристократии, как князья Трубец­кие, графы Орловы-Денисовы, графы Граб­бе, графы Канкрины, Нарышкины, герцоги Лейхтенбергские и князья Радзивилы.

Таким образом, из тихого Новочеркасска хорунжий Воронин окунулся по уши в при­дворный блеск императорской гвардии. На­дев алый мундир, заломив набекрень платов­ский кивер и громыхая саблей, Николай Пав­лович покорял сердца холодных северянок пылом своей безудержной казачьей натуры.

Накануне Великой войны, перепуганные военной мощью Германской Империи, фран­цузы обратили свои взоры на верную рус­скую союзницу, в надежде защитить от нем­цем Париж грудью русского солдата. Просве­щенный запад привык за последнее время вы­езжать повсюду на широкой спине «белого медведя», а высоко коммерческая Англия нажила даже на подобном предприятии со­лидные капиталы, сражаясь с Наполеоном до последней капли крови русского мужика.

Итак, летом 1914 года военный флот пре­красной Франции доставил в С.-Петербург мастистого президента союзной республики, господина Пуанкарэ. Крейсера Император­ского флота окутались дымом и салютовали на рейде высокому гостю, а столичная высо­кообразованная интеллигенция, захлебыва­лась от счастья и наслаждалась звуками доро­гой ее сердцу марсельезы. Президента и его пышную свиту принимали в Зимнем Дворце и кормили икрой на высочайших обедах, офицеров французской эскадры развлекала российская гвардия, знакомя их с кулебяками и сотней всевозможных водок, настоек и спотыкачей на обедах в полковых собраниях, а скромных гостей-матросов, гулявших по Петербургу с красными помпонами на фу­ражках, приняли в свои объятия столичные граждане и курсистки со студентами. Даже красавицы из «Виллы Роде» расточали бес­платно ласки приезжим гостям и французы веселились на славу, расхваливая на всех перекрестках таинственную «ам слав».

Красные помпоны ходили день и ночь тол­пами по улицам столицы вперемежку с рабо­чими и студентами под несмолкаемые звуки бравурной Марсельезы. Веселью и счастью передовой интеллигенции не было конца. В один из подобных ликующих дней, сотник Воронин возвращался со взводом из караула. Позавчера он здорово проигрался в карты и, надвинув на глаза алую фуражку, сумрачно размышлял о плачевном состоянии своих финансов. Французские гости мало радовали сердце молодого офицера. Проезжая по Ан­глийской Набережной, он, вдруг, услышал какой-то странный шум, музыку и крики. Из-за угла на набережную вышла толпа на­рода и Воронин собственными ушами ясно услышал мотив Марсельезы.

«Фу, ты, дьявольщина какая, это что еще за революция?» — подумал выведенный из раздумья сотник и, подав команду, повел в атаку на толпу своих лейб-казаков, разогнав в единый миг нагайками дружественную союзную процессию. Многие французские ма­тросы и русские студенты, возвращаясь в этот день по домам, ощущали на спинах не­приятное впечатление от прикосновения ка­зачьих нагаек. После этого случая, францу­зам перестал нравиться грубый «ам слав» и они предпочитали пить русскую водку на своих кораблях, воздерживаясь от непри­ятных прогулок по городу.

Разогнав «революционную» толпу, Воро­нин, как ни в чем не бывало, вернулся с победоносным видом в полк и гордо доложил о случившемся своему сотенному командиру. Удивлению его не было границ, когда он увидел возмущенное лицо есаула Оприца, а генерал Орлов вместо ожидаемой благодар­ности, отправил его на трое суток под арест. Тотчас же командир полка облачился в пол­ную парадную форму и, блистая орденами, отправился во дворец принести личное изви­нение президенту французской республики за столь неприятный инцидент.

Но зато в полковом собрании по прошест­вии трех дней было выпито много шампан­ского в честь сотника Воронина, напомнив­шего вторично французам после Лейпцигского сражения об удали славного Л.-Гв. Ка­зачьего полка. С тех пор Николай Павлович не мог без возмущения смотреть на матросов и не переносил звуков французского национального гимна, их Марсельезы.

Бразилия.

Святослав Голубинцев

Источник: РОДИМЫЙ КРАЙ № 105 — МАРТ-АПРЕЛЬ 1973 г.