Но это только в песне так поется, а на самом деле сидим мы очень уютно на террасе и настроение у нас прекрасное, ведь «еще весной благоухает сад». Все цветет, летают и чирикают птички, на лужайке играют зайчики.
Мы окружены заботами очаровательной и гостеприимной Неонилы Николаевны.
Я погружен в интереснейшую беседу с ее мужем и глубоко взволнован.
Ведь передо мной один из последних представителей славной плеяды выдающихся русских людей, покинувших свою родину после революции и так много давших западному миру в области науки, музыки, искусства, театра, литературы, техники, — словом во всех областях творческой деятельности.
Передо мною всемирно прославленный регент Донского Казачьего Хора Сергей Алексеевич Жаров.
Внешний облик Жарова памятен всем и мало изменился. Он маленького роста. Ведет себя очень просто и скромно. Движения мягкие. В нем нет ничего нарочитого и искусственного. Улыбка добродушная, но тонкие губы несомненно властны, подбородок энергичен, — они говорят о настойчивости и силе воли, хотя взгляд еще как бы детских глаз кроткий и почти усталый.
Несомненно на сцене его внешность на фоне крупных певцов производила впечатление и содействовала его личной популярности.
Мы погружены в прошлое. Так живо, просто и интересно описывает Жаров отдельные этапы его блестящей карьеры. Любопытно, что и мне удалось присутствовать на некоторых этапах. Мы соприкасались, не зная друг друга, и расходились «как в море корабли».
Уже в детстве Жаров любил петь в церковном хоре. Он рано потерял мать. Отец, перед своей смертью отвез его в Москву и отдал в знаменитое Императорское Синодальное Училище, выпускавшее высококвалифицированных регентов церковных хоров и преподавателей хорового пения.
Директор училища, известный композитор А.Д. Кастальский, сразу оценил способности Жарова и всячески ему покровительствовал.
В 1911 году Синодальный хор. в котором пел и молодой ученик Жаров, совершил большую поездку по Европе с концертами в Дрездене, Вене и Риме.
Лично я учился в это время в Дрездене и был на этом концерте. У меня осталось воспоминание об огромном успехе хора у немцев, и я был очень горд, так как в общем отношение немцев к русским в это время было свысока.
В марте 1917 года, Жаров окончил Синодальное Училище. Вот, что он сам рассказывает о выпускном экзамене. «Стою за пюпитром перед оркестром. Это было мое первое публичное выступление. Дирижирую сюиту Аренского. Увлекаюсь… Порывисто взмахиваю правой рукой и чувствую, что манжетка не прикрепленная к рубашке, соскальзывает мне на руку. Задержать ее не могу — в руке дирижерская палочка. Еще мгновение и я вижу как она, соскользнув по палочке, дугой летит в оркестр и звучно ударяется об виолончель. Смущение… Среди музыкантов — моих коллег, учеников Училища — заглушённый смех. У меня все темнеет в глазах, хочу все бросить и выбежать из зала. Стараюсь найти потерянное место сюиты, нервно перелистываю партитуру. Не нахожу… И вот меня охватывает решимость отчаяния. Невероятным усилием беру себя в руки и дирижирую наизусть. Моя воля побеждает. Оркестр в моих руках, и я веду его с увлечением, для меня до этого дня незнакомым. Рукоплескания наполнили зал. Экзамен был сдан блестяще. Меня похвалили. Во мне открыли новый талант!»
На следующий же день Жаров явился для службы в Александровское Военное Училище. Провел конец войны в ударном батальоне, а затем гражданскую войну в казачьих частях. С ними и эвакуировался в Турцию, очутился в мрачном лагере Чилингире. Жизнь там была безнадежно тяжелой, питались плохо, впроголодь. Возник грозный призрак холеры. Не даром прозвали Чилингир лагерем голода и смерти.
В 1921 году начальник дивизии отдал приказ собрать лучших певцов из полков к празднику Николая Чудотворца.
Руководителем и регентом естественно был назначен Жаров. Спевки начались в маленькой тесной землянке. Певцы в большинстве случаев были офицеры. Многие из них так и остались в составе хора.
Дивизию затем перевели на остров Лемнос, но и там жизнь была очень тяжелой. Все же, помимо пения в местной церкви городка Мудроса, устраивались выступления и под открытым небом.
И вдруг неожиданно был назначен переезд в Болгарию. В портовом городе Бургасе казаки были встречены торжественно и накормлены досыта. Там хор и дал свой первый публичный концерт и имел свой первый серьезный успех. Выручили за концерт 240 лев или… два доллара.
Начальник дивизии, генерал Гусельщиков покровительствовал хору и предложил певцам основаться при штабе в Софии, где им позже была предоставлена казарма. Хор стал постоянно петь в маленькой посольской церкви.
В январе 1923 года я попал в Софию с русской группой из Парижа и Лондона, заинтересовавшейся в разработке лесных концессий Алексея Ивановича Рубцова. Помню очень хорошо, что в годовщину смерти моего дяди я отслужил панихиду. Надо сказать, что я был большим любителем церковного пения, а ведь какие хоры были у нас в Москве, а хор Афонского в Париже! Во время панихиды меня поразило необычайно проникновенное исполнение песнопений. Такого исполнения я еще никогда не слышал. Был я, конечно, и на блестящем концерте в Военном клубе. Вскоре мы уехали.
Пение хора привлекало в церковь много молящихся.
Подготовка и спевки проводились только по вечерам, несмотря на усталость певцов, ведь днем они были вынуждены зарабатывать на жизнь.
Начались выступления — духовный концерт в Кафедральном соборе, концерты в Софийском Свободном театре, в Военном Клубе. Проходили они неизменно с большим художественным успехом. Начало было положено, и хор стоял на ногах.
Очень помогла хору знаменитая балерина Тамара Карсавина. Благодаря большим связям она добивалась приглашений хора на рауты дипломатического корпуса и давала советы для подготовки хора к концертам в Европе.
Неожиданно хор стал получать предложения на концерты из разных стран.
Стали готовиться усиленно к отъезду из Болгарии. Наконец, 23 июня 1923 года хор покинул Софию и через Белград доехал до Вены. Здесь представитель Лиги Наций Ван дер Говен заинтересовался хором и направил Жарова к директору концертного бюро в Вене, Геллеру.
И вот 4 июля 1923 года в роскошном зале Императорского Дворца состоялся первый публичный концерт хора перед венской публикой, известной своим вкусом и пониманием музыки. Этот концерт прошел с невероятным успехом. Сияющий директор Геллер воскликнул: «Господин Жаров, вы будете петь с вашим хором не один раз, а тысячу раз!» И действительно хор уже был на два месяца ангажирован в Австрии и подготовлялась поездка по Швейцарии.
Началось необычайно успешное, просто триумфальное шествие хора почти по всем странам мира. Свыше 8.000 концертов было дано за эти 50 с лишним лет существования хора и почти всюду с огромным, небывалым успехом.
Где только не выступал хор — и по всей Германии, и в Австрии, Франции, Англии, Югославии, Чехословакии, Латвии, Швейцарии, Голландии, Новой Зеландии, Австралии, Японии, в Соединенных Штатах в странах Южной Америки, в Африке, — и всюду с неизменным успехом. Но надо сказать, что нигде не встречали хор так бурно и восторженно, как в Германии и в Австрии.
Хорошо помню концерты хора в Данциге, во второй половине тридцатых годов. Взволнованные немцы кричали, вскакивали на стулья, стучали ими по полу, требовали повторений и никак не хотели покидать зал.
А для нас, русской колонии, это был большой светлый праздник. Конечно, мы восторженно принимали хор, наслаждались чудесным исполнением и переживали душевные и духовные взлеты. А после концерта мы разбирали певцов и чудно и приятно проводили с ними время.
Сам Жаров бывал на специальном приеме у генерал-майора Василия Абрамовича Дьякова командира Лейб-Казачьего полка, а потом и дивизии.
К сожалению Василий Абрамович, как и генерал-майор Александр Николаевич Моллер, последний командир лейб-гв. Финляндского полка остался в Данциге в конце Второй мировой войны, и оба они трагически погибли.
Следует добавить, что хор был особенно дорог для рассеянных по всему свету русских. Выступление хора в любом городе для проживающих там русских было поистине большим событием. Принимали Жарова и хор восторженно, ведь это было наше, будило в душе что-то светлое, трогательное и бесконечно родное.
В Англии хор был приглашен на специальный концерт перед королем Георгом Пятым в Виндзорском Дворце и затем на придворный обед. Король и королева очень любезно беседовали с Жаровым и просили исполнить русский гимн. Переводчицей при этом свидании была Великая Княгиня Ксения Александровна.
Пел хор также у Императрицы Марии Феодоровны в Копенгагене, во дворце японского императора, на специальном приеме у сербского короля Александра, во дворце у румынской королевы Марии, перед высочайшими особами Скандинавских стран, у королевы неаполитанской Марии, всегда подносившей особые подарки хору.
До 1940 года хор имел местом своего пребывания Германию. Жаров и хор до сих пор пользуются там неизменным уважением и огромным успехом. Так, например, сам Жаров записан там в Союз Композиторов.
Затем хор переехал в Соединенные Штаты, где и выступал во время Второй мировой войны, также как и в разных странах Южной Америки.
В 1945 году хор был приглашен в Ю.С.О. петь для Американской Армии. Певцы были одеты в американскую военную форму и получали жалование по чину капитана.
Однажды генерал Айзенхауэр приказал хору выступить в главном штабе во Франкфурте на торжественном приеме, устроенном для высших чинов всех союзных армий. Айзенхауэр потребовал, чтобы певцы были одеты в казачьи формы. Он очень любезно встретил Жарова, беседовал с ним по-немецки и поднес бокал шампанского. Потребовал обязательно спеть «Полюшко» и «Эй ухнем».
Некоторые из союзников с недоумением смотрели на казачьи формы, а особенно, конечно, высшие представители советского командования. Однако, никто из них не подошел к певцам. Только на другой день, при случайной встрече в кафетерии Штаба некоторые из них довольно дружественно разговаривали с певцами, бывшими уже в американской форме, распрашивая их об их жизни.
Уже в 1946 году хор выехал на гастроли в Европу… Останавливались иногда в Германии в полуразрушенных городах, в гостиницах, устроенных еще в бункерах.
Так опять началось триумфальное шествие почти по всему миру.
Кроме бесчисленных концертов хор снимался в кинофильмах и напел для разных фирм в разных странах огромное количество пластинок, имеющих неизменный успех у публики.
Так, например, несколько лет тому назад, Жаров получил специальный граммофон как подарок по случаю продажи 4.500.000 пластинок.
Поразительно, что хором восторгалась не только, так сказать, музыкальная элита, как Рахманинов, Пуччини, Шаляпин и многие другие, но имел он постоянный большой успех и у широкой публики во всех странах мира, где бы не выступал.
Действительно, было что-то необычайно захватывающее в исполнении хора. Поражал уже внешний вид певцов и самого регента, дисциплина хора и вдохновенное дирижирование Жарова. Разнообразие ритмов, переходы от нежнейших пианиссимо к потрясающим фортиссимо, изумительные оттенки звучаний, поразительная тонкость интерпретации, особенно духовных песнопений, переход от этих проникновенных песнопений к грустным или безудержно веселым светским песням и в конце программы живо поставленные танцы.
Следует сказать, что ведь все певцы были артисты, а особенно солисты, поражавшие прекрасными голосами и особой тонкостью исполнения.
С напряженным интересом я слушал рассказы Жарова, — он так живо и увлекательно описывал отдельные этапы в жизни хора и в то же время так мало говорил о самом себе — создателе, вдохновителе и душе хора. А личность его так ярко чувствовалась и выражалась на фоне хора.
Как он выходил на сцену и как сразу захватывал и певцов и слушателей всегда поражало. Как он сам говорит, он вдохновлял певцов своим энтузиазмом, извлекая их них все, на что они способны. Не даром знаменитый пианист Александр Зилоти сказал ему после концерта в Нью-Йорке. «Какой чорт в вас сидит. Такой маленький, щупленький, а сколько силы, чорт возьми! Вы не обижайтесь на крепкие слова — старая привычка».
Жаров никогда не гонялся за сенсациями сегодняшнего дня, ведь они мимолетны и ничтожны рядом с постоянным успехом хора вот уже свыше пятидесяти лет.
Вот, что он сам говорит о своих идеях хорового пения: «Венские концерты прошли, научив меня многому. Они показали мне, что я был прав ища новых путей хорового пения. Я всегда избегал скуки в исполнении, искал разнообразия выражения и звучания, которые не всегда достижимы в однородном хоре. Построив свой хор уже раньше на новых принципах, я ввел в него подражание струнному оркестру и венские концерты показали, что я был на правильном пути. Предшественников у меня в этом направлении еще не было. В России к этим новшествам относились скептически. Между тем, как я давно заметил, что достигал особого эффекта, когда заставлял, например, одну половину хора петь с закрытым, другую с открытым ртом. Введение фальцетов значительно расширило диапазон хора придав ему свежесть Развивая партии первых теноров (фальцетистов) удалось дать хору звучность смешанного хора.
В России главным образом были смешанные хоры, а потому интерес к однородному хору мал. Естественно, что и композиторы в большинстве случаев писали для смешанных хоров. Работу по созданию нового репертуара я всецело взял на себя. Арранжировка духовных песнопений, исполняемых хором, принадлежит исключительно мне. Арранжировка светских вещей большей частью сделана также мною, небольшая часть сделана еще А.Т. Гречаниновым, И.А. Добровейном и К.Н. Шведовым. Я опасался превращения хора в машину. Опасение это увеличилось позже, когда концерты стали почти ежедневными. Поэтому я всегда держал хор в некотором напряжении, меняя оттенки в одних и тех же вещах, изменяя ускорения и замедления. Благодаря этому я всегда держал хор в своих руках, не давая ему привыкнуть к определенному шаблону. При этом даже часто расходился с замыслами самого автора. Одновременно я научился применяться к акустике зала. С первого аккорда знаю, что лучше звучит — высокие или низкие голоса, скорый или замедленный темп. Любопытно, что когда я во время дирижирования ощущал холод в затычке, слыша покашливание в публике, я понимал, что исполнение не дошло и надо было его как-то срочно изменить — или характер или темп».
В заключение хочу привести слова, сказанные Жарову одним из друзей-певцов после концерта в Вене в 1923 году: «Помнишь Сережа? Это было в Болгарии, мы шли по шпалам. Идем — вдруг шлагбаум. Как пророк остановился ты перед неожиданным препятствием и сказал, почти закричал «С этим хором можно завоевать свет. Дайте мне его в руки! Певцы не верят еще, но им можно привить эту веру! Они поверят и успех и признание будут!»
Это были вещие слова! Пророчество полностью сбылось!
В сентябре этого, 1976 года, Жаров с хором летит в Германию, где немецкая концертная дирекция организует юбилейное турне по Германии и некоторым странам Европы по случаю восьмидесятилетия Жарова. Все организационные хлопоты дирекция взяла на себя. Ведется уже усиленная подготовительная пропаганда в прессе, по радио и телевидению.
Вечно молодой и полный энергии Жаров с энтузиазмом готовится к этим выступлениям.
Пожелаем дорогому Сергею Алексеевичу доброго здоровья и полного успеха в этом турне!
М. Валди
«Русская Жизнь» от 29 июля 1976 года.
(Вашего голоса не хватает)
Loading ...Читайте также: