ТРАГЕДИЯ АТАМАНА АННЕНКОВА. – С. Рождественский


I
Мы просим всех соратников атамана
Анненкова дополнить эти данные и
поделиться своими воспоминаниями.

5 апреля 1926 года Атаман Борис Влади­мирович Анненков написал, как уверяют со­ветские историки, следующее письмо Всерос­сийскому центральному исполнительном ко­митету в Москву, Кремль:

«…Я, Борис Анненков, в минувшую гра­жданскую войну принимал самое деятельное участие в борьбе на стороне белых. Я считал большевиков захватчиками власти, не спо­собными вести народ и страну к благу и про­цветанию. Суровая 3½-летняя борьба кончи­лась нашим поражением, и мы эмигрировали в Китай. Шесть лет эмиграции были самыми тяжелыми в моей жизни. Потеря родины, сознание своей вины перед людьми, которые верили мне и которых я повел за собой в скитание в Китай, сильно угнетали меня. Но эти шесть лет изгнания не прошли даром. Строгий анализ своих прошлых проступков и действий привел меня к таким выводам: Гражданская война и борьба с советами бы­ли глубоким моим заблуждением, ибо то, что сделала советская власть после того, как окончила борьбу на всех фронтах с белыми и поляками, говорит за то, что советская власть твердо и неуклонно ведет народ и страну к достижению намеченных ею идеа­лов. Тот огромный шаг по пути строитель­ства, который сделала советская власть, яв­ляется показателем того, что народные мас­сы идут за своей властью, ибо только при полной поддержке всего народа можно было достичь тех колоссальных успехов, кои до­стигнуты в СССР. Сознавая свою огромную вину перед народом и советской властью, зная, что я не заслуживаю снисхождения за свои прошлые действия, я все-таки обраща­юсь к советскому правительству с искрен­ней и чистосердечной просьбой о прощении мне моих глубоких заблуждений и ошибок, сделанных мной в гражданскую войну. Если бы советская власть дала мне возможность загладить свою вину перед родиной служением ей на каком угодно поприще, я был бы счастлив отдать все свои силы и жизнь, лишь бы доказать искренность моего заблу­ждения.

Сознавая всю свою вину и перед теми людьми, которых я завел в эмиграцию, я прошу советское правительство, если оно найдет мою просьбу о помиловании меня лично неприемлемой, даровать таковое моим бывшим соратникам, введенным в заблужде­ние и гораздо менее, чем я, виноватым.

Каков бы ни был приговор, я приму его как справедливое возмездие за свою вину. Борис Анненков».

Вскоре было написано и обращение Ата­мана к своим соратникам-партизанам с при­зывом признать советскую власть и вернуть­ся на родину из эмиграции.

Судя по стилю покаянного письма и при­зыва к соратникам, можно не сомневаться в том, что оно или было написано чекистами или же писалось под их диктовку. Что это так — достаточно сравнить письмо Анненко­ва с другими «покаянными» письмами бе­лых, перешедших на сторону советской вла­сти.

Как сообщают Сергей и Милица Мартьяно­вы в документальной повести «Дело Аннен­кова» (журнал «Простор» за 1970 год, стр. 102), это письмо якобы было написано Ан­ненковым в Калгане, в присутствии чекистов Виталия Примакова, Антонова и Карпенко. Сам Атаман уже находился в руках чекистов и, как заявил другой чекист Лихарин, Ан­ненков написал это покаянное письмо после «долгого и мучительного раздумья»…

— Это у него единственный шанс смяг­чить свою участь! Та соломинка, за которую хватаются даже такие люди, как Анненков, хотя и понимают, что это лишь соломинка, — сказал чекист Лихарин.

Это письмо-заявление Анненкова немед­ленно было помещено в советских газетах, а советский посол в Китае Карахан постарал­ся распространить его широко в Китае и за границей.

24 апреля 1926 года эмигрантская газета «Новое Шанхайское Время» сообщила: «Атаман Анненков арестован в Калгане по приказу маршала Фэн Юй-Сяна. Он содер­жится сейчас в тюрьме. Письмо о помило­вании, вероятно, написано под страхом смер­тной казни. Как первое, так и второе сооб­щение нами не проверено. Переходу добро­вольному Атамана мы лично не верим. Пись­мами об атамане завалена наша редакция».

Другая эмигрантская газета «Шанхайская Заря» от 25 апреля 1926 года писала: «Поя­вившиеся известия о «переходе» Атамана Анненкова к большевикам, естественно, вы­звали немало толков среди белых русских, но совершенно исключительное, ошеломля­ющее действие оказало это известие на пар­тизан Атамана Анненкова, находящихся в Шанхае: никто не мог поверить в правдо­подобность его. Анненков и большевики? Для партизан Атаман неизбежно ассоцииро­вался с понятием необходимости активной борьбы с большевиками… Перед белыми встал вопрос: как это могло случиться? Ан­ненков не только в стране врагов, но и сво­их партизан зовет туда же… Многие из пар­тизан не станут отрицать, что большое сму­щение внесли в их души как самый факт «раскаяния» Анненкова, так и его призыв возвращаться на родину».

Дальше «Шанхайская Заря» в редакцион­ной статье заявила, что «Атаман Анненков к большевикам сам не перешел, он был на­сильственно передан красным маршалом Фэн Юй-Сяном, на территории которого Атаман Анненков проживал в последнее время… Тогда же маршал Фэн Юй-Сян укрепил свою связь с большевиками фактически сделался их ставленником. Под влиянием директив штаба советских частей в Калгане, Фэн при­казал арестовать Анненкова, причем предва­рительно ему предложили перейти к крас­ным добровольно, на что он, по словам, офи­церов, ответил: «Лучше расстреляйте меня здесь!»…

Газета «Россия» (тоже эмигрантская) от 27 апреля 1926 года в большой статье писа­ла: «Все честные анненковские партизаны, если они действительно верят в то, что Ан­ненков не изменил, должны стиснуть зубы и молчать, чтобы не вызвать соблазна среди слабых и робких. И мы их поймем этих пар­тизан, ибо для них родина выше атамана Ан­ненкова!…».

«Читая эмигрантские газеты того времени, — писали о «Деле Анненкова» Мартьяновы, — мы видим! как заметалась, растерялась белая эмиграция в те дни, какое огромное значение сыграл призыв Анненкова возвра­щаться на родину».

Письмо Анненкова и обращение его в ВЦИК и к партизанам было издано совет­ским правительством отдельной брошюрой большим тиражом и распространялось в Ки­тае и Монголии среди эмигрантов. И потя­нулись на родину эмигранты. Это и было как раз то, чего добивались советская власть и чекисты.

Советские журналисты и историки, сооб­щая данные об Атамане Анненкове, ограни­чиваются лишь замечаниями, что он проис­ходил из старинного дворянского рода, и это — все. Кроме того Мартьяновы упомянули о декабристе Иване Александровиче Аннен­кове и его жене — француженке Полине Гебль, которая последовала за декабристом Анненковым в Сибирь. Только в 1856 году декабристу Ивану Анненкову с женой и детьми было разрешено вернуться из Сибири и он стал жить в Нижнем Новгороде. На допросе Атаман Анненков признал, что этот декабрист был его предком по прямой линии.

В книге бывшего министра адмирала Кол­чака И. И. Серебренникова «Великий отход» (издана в Харбине в 1936 году) сообщается, что Анненков действительно происходил из потомственных дворян Новгородской губер­нии и с юных лет избрал себе военную ка­рьеру. В 1908 году он окончил военное учи­лище и до 1914 года находился на военной службе в одном из сибирских казачьих пол­ков в Русском Туркестане. В 1914 году Борис Анненков оказался на русско-германском фронте, где проявил себя исключительно храбрым офицером, и получил ряд боевых наград, в частности, французский Почетный Легион и английскую золотую медаль за храбрость.

Когда фронт закопался в Пинских боло­тах, Анненков командовал партизанским от­рядом для действий на фронте и в тылу немцев. На этом посту и застала его револю­ция 1917 года и большевицкий переворот. Несмотря на развал и демобилизацию армии, партизанский отряд Анненкова оставался бо­еспособным. Анненков решил привести этот отряд в несколько сот человек с оружием в Омск, в распоряжение сибирского казачьего правительства. Несмотря на все попытки ра­зоружить его отряд на пути, анненковцы прибыли благополучно в Омск, не сдав ору­жия. С частью своих партизан Анненков скрылся из Омска, решив начать вооруженную борьбу против большевиков. За эти свои активные действия Анненков уже в начале 1918 года был объявлен большевиками вне закона.

При выступлении чехословаков в Запад­ной Сибири, отряд Атамана Анненкова при­нимал участие во взятии Омска. К этому вре­мени в его отряде было уже до 1.000 человек. После освобождения от коммунистов Омска, отряд Анненкова был направлен на Верхне­уральский фронт, где пробыл около 2 меся­цев, а затем был отозван в тыл для подавле­ния восстания коммунистов в Славгородском уезде Томской губернии. Отсюда анненковцы были направлены в район города Семипала­тинска, где и оставались продолжительное время. Здесь отряд непосредственно попол­нялся добровольцами и отчасти мобилизо­ванными казаками. Многих привлекало оба­яние Атамана Анненкова, его отвага, хра­брость, а также и заботы о бойцах, благодаря которым отряд Анненкова был хорошо эки­пирован и обеспечен продовольствием. К концу 1918 года в его отряде было не менее 10.000 человек.

Вот как описывают Анненкова советские журналисты Мартьяновы: «…Тонкое блед­ное лицо аристократа, плотно сжатые губы, прямой с горбинкой нос, а главное глаза: темные, зрачки приподняты и снизу тонкая полоска белка придавала взгляду какую-то особую остроту и даже ярость… Стройный, худощавый, с отличной выправкой кадро­вого офицера, он сразу останавливал на себе взгляды… Анненков был тщеславен, не ку­рил, не пил спиртных напитков, чуждался женщин и друзей не имел. Был большим знатоком и любителем лошадей».

На суде и, особенно, в протоколах общих собраний трудящихся, собранных, конечно, по приказу советских властей, в Семипала­тинске, Петропавловске и Усть-Каменогорске, говорилось о «необычайных жестокостях» Анненкова — о расстрелах и казнях коммунистов во всех этих городах, о беспо­щадном подавлении Черкасского восстания, о расстрелах своих же белых в Орлином гне­зде, о грабежах и насилиях. Мы не будем и не смеем оправдывать некоторые поступ­ки и действия Атамана Анненкова. Он безу­словно был представителем «атаманщины» в Белом движении. Той вольницы, авантю­ризм и тщеславие, которой и стали одной из причин неудачи Белого Движения.

В «Деле Анненкова» имеется характер­ный для него ответ-телеграмма сибирскому правительству в Омске: «…Подчиняться ми­фическому вашему правительству я не на­мерен. Задачу выбрал сам. О моем подчине­нии и не мечтайте. Подчинюсь тому, кто сво­ими действиями этого заслужит. Анненков». Ответ типичный для всех «атаманов» того времени.

В Сибири гражданская война заканчива­лась — белые под натиском Красной армии и многочисленных партизан отступали на Восток. В марте 1920 года Атаман Анненков отдал приказ по Отдельной Семиреченской армии об отходе всех своих войск в соседний Китай. К границе потянулись конные отря­ды и пехотные колонны, на телегах и повоз­ках многочисленные беженцы с пожитками и войсковые обозы. Семиреченская армия от­ходила тремя колоннами: Северной, в кото­рой была остатки колчаковских частей и большинство беженцев, — эту группу воз­главлял генерал Вакич, герой Сызранского восстания, бывший командир Сызранской дивизии Народной армии. Южной группой командовал Атаман Семиреченского казачье­го Войска генерал Щербаков — она состояла преимущественно из семиреченских казаков и их семейств. Центральную группу, состояв­шую из анненковцев — партизанских пол­ков, возглавлял сам Анненков, которому только что- исполнилось тридцать лет. Он, уже в чине генерал-майора, командовал От­дельной Семиреченской армией. Вместе с ним находился и его начальник штаба, пол­ковник Генерального штаба Денисов, двадца­ти девяти лет отроду…

Отряд Анненкова, покинув Семиречье, стал уходить в горы Алатау. В этих горах на значительной высоте, недалеко от русско-ки­тайской границы, отряд расположился лаге­рем на стоянку. С китайцами шли перегово­ры. Здесь анненковцы простояли около двух месяцев. Местность, где был разбит лагерь, получила у партизан Анненкова название «Орлиного гнезда».

«…Страшный урон наносили отряду бо­лезни и начавшийся голод, — пишет белый историк И. И. Серебрянников («Великий от­ход»), — тиф вырывал одну жертву за дру­гой. Во время стоянки в «Орлином гнезде» погибло от болезней несколько сот человек. Питались в лагере плохо, почти голодали… Привезенные продукты были на исходе. Чи­сленность отряда заметно уменьшалась. Еще во время продвижения к горам Алатау было объявлено по отряду, что желающие могут возвратиться домой в Россию. Этим разреше­нием сразу воспользовалось свыше полутора тысяч человек. Из «Орлиного гнезда» от Анненкова отделился целый полк оренбургских казаков, который ушел к Атаману Дутову, стоявшему со своим отрядом лагерем вблизи китайского города Суйдина.

Пребывание отряда Анненкова в «Орли­ном гнезде» и в горах Алатау сопровожда­лось рядом ненужных и ничем не оправдан­ных жестокостей, которые были учинены некоторыми лицами из числа соратников Атамана по отношению к отдельным парти­занам и особенно беженцам, желавшим вернуться в Россию».

Все эти жестокости над своими же белыми позже фигурировали на суде над Анненко­вым в Семипалатинске. В мае 1920 года от­ряд Анненкова покинул «Орлиное гнездо».

«… В 3 часа дня мы поднялись на послед­ний горный перевал перед Китаем, — вспо­минает один из участников похода, — чтобы проститься с исчезавшими вдали русскими пределами. В этот момент многие горько пла­кали, некоторые целовали покидаемый ими последний кусок родной земли». При пере­ходе границы анненковцы сдали свое оружие китайцам, которые обещали за это кормить интернированных партизан. Однако, часть оружия анненковцами была все же припря­тана для себя на всякий случай.

После перехода границы анненковцы рас­положились лагерем по реке Бартала. Всего в отряде тогда насчитывалось не более ты­сячи человек. Это были наиболее преданные Атаману Анненкову партизаны: конвойцы, лейб-атаманцы, артиллеристы, а также весь состав военного оркестра и трубачи. В этом лагере, прозванном «Веселье», отряд про­стоял три с половиной месяца. За это время все хорошо отдохнули, купались, ловили ры­бу и отошли от тяжелых походов в горах Алатау.

В августе 1920 года, с разрешения генерал-губернатора Китайского Туркестана генерала Яна, остатки отряда Анненкова начали поэшелонно, тремя группами двигаться к горо­ду Урумчи, столице провинции Синьцзяна. Первый эшелон, как сообщали участники по­хода, вступил в Урумчи с оркестром музыки и с пением казачьих песен. В Урумчи парти­заны Анненкова разместились в бывших русских казачьих казармах Пограничного отряда. Генерал Ян устроил в честь Аннен­кова торжественный банкет, на который бы­ли приглашены и старшие офицеры отряда.

В Урумче отряд Анненкова простоял около трех месяцев и поздней осенью двинулся дальше на восток к городу Гучену.

«…Добравшись до Гучена, — пишет И. Серебренников со слов Г. В. Степанова, одно­го из партизан Анненкова, — в конце октя­бря, отряд сделал остановку. Партизаны Ан­ненкова расположились за городской стеной, в предместье, разместившись по китайским постоялым дворам. Еще в пути, по мере про­движения отряда на восток, настроение пар­тизан заметно повышалось. Теперь же, сидя в Гучене, они стали мечтать о том, как хо­рошо было бы, сохранив у себя то оружие, что было ранее припрятано ими, пробраться во Внешнюю Монголию, а оттуда в Маньч­журию и Русское Приморье, чтобы вновь принять участие в антибольшевицкой борьбе на русской территории, где были каппелевцы и остатки армии Колчака и Семенова».

Но этим мечтам и планам не суждено было осуществиться.

Неожиданно китайское командование от­казалось снабжать продовольствием анненковцев. Тогда партизаны схватились за ору­жие (у кого оно было припрятано на себе), разоружили китайских солдат и началась перестрелка. Китайцы укрылись в городе за крепостной стеной и закрыли городские во­рота. В течение трех дней анненковцы дер­жали Гучен в осаде. Одновременно шли пе­реговоры между атаманом Анненковым и китайскими властями.

Китайцы, наконец, согласились продол­жать выдавать продовольствие по-прежнему, однако, при условии, что анненковцы окон­чательно сдадут все свое оружие. Это усло­вие, волей-неволей, было принято Анненко­вым. Вновь состоялась сдача оружия, но и на этот раз анненковцам удалось кое-что спрятать и закопать в землю.

Наконец, анненковцы начали свой поход на восток сначала на Ланьчжоу, столицу провинции Ганьси, а затем на Калган. Дви­гались поэшелонно. Второй эшелон (остатки Кирасирского полка) провожали сам Аннен­ков, весь персонал третьего и четвертого эшелонов и вооруженные китайцы. И когда второй эшелон скрылся из виду, китайские вооруженные солдаты неожиданно окружи­ли анненковцев и объявили их под арестом.

Атаману Анненкову было предложено про­ехать в город к губернатору Гучена для объ­яснений. Анненков с двумя конвойцами от­правился в город. Вскоре партизаны Аннен­кова узнали, что их Атаман арестован. Они хотели немедленно броситься ему на выруч­ку, но получили приказ от своего начальства сохранять спокойствие. Через два дня после ареста Анненков тайно и под сильным конво­ем китайцев был отправлен в Урумчи.

Оставшимся партизанам было сказано, что если они не двинутся на восток из Гучена то китайцы не освободят Атамана Анненко­ва. После совещания начальников, остатки анненковцев решили продвигаться на восток, но человек тридцать пошли на запад с целью вернуться в Советский Союз.

Первый и второй эшелоны (лейб-атаманцы и кирасиры) двигались на восток в походном порядке, большинство на лошадях. Они бла­гополучно перевалили через хребет Тянь-Шань и пришли в город Хами. Здесь остано­вились и узнали об аресте китайцами Ата­мана Анненкова. Партизаны не знали, что им делать: часть считала, что нужно немедлен­но вернуться в Урумчи и силой освободить Атамана, другие считали, что такое высту­пление может лишь ухудшить положение Анненкова. Было решено ожидать дальней­ших действий китайцев.

Китайцы же усиленно предлагали анненковцам двигаться дальше на восток. В кон­це концов, это предложение было принято и анненковцы из Хами двинулись в город Аньсичжоу в провинции Ганьсу. Здесь ки­тайские власти предложили партизанам ос­тановиться не в городе, а около ламаитского монастыря Ченьфадуна. «…Анненковцы про­жили здесь около месяца, — пишет И. Сере­бренников, — затем китайцы разрешили им двигаться дальше на восток, но только не­большими группами. Анненковцы продали своих лошадей, кой-какие свои вещи, на вы­рученные деньги купили запас продовольст­вия на дорогу и начали двигаться группами по 20-30 человек, выезжать на китайских арбах дальше на восток. Двигались к городу Ланьчжоу, а затем к городам Гуйхуачену и Баотоу, откуда уже по железной дороге можно было проехать в Пекин и Тяньцзин… Так произошло рассеяние по Китаю двух первых самых лучших полков отряда Ата­мана Анненкова. Несколько позже, прибли­зительно в том же порядке, рассеялись по Китаю и другие остатки отряда Атамана Ан­ненкова».

А сам Атаман Анненков в это время сидел в китайской тюрьме.

В «Деле Анненкова» сообщается, что ата­ман был арестован китайцами в 1921 году за «неподчинение и за нападение его людей на китайских солдат». Его держали в строгой изоляции в тюрьме и никого к нему не пу­скали, никаких сношений с внешним миром не позволяли.

«Но вмешались японские, английские и прочие влиятельные особы, — замечает со­ветский журналист Мартьянов, — заинтере­сованные в Анненкове и в феврале 1924 года он был освобожден из китайской тюрьмы».

К этому времени у Анненкова из 18.000 солдат и офицеров, перешедших с ним в 1920 году русско-китайскую границу, оставалось лишь 18 конвойцев. Все остальные разъеха­лись и разошлись, а частью вернулись в Со­ветский Союз.

«Во время пребывания Анненкова в ки­тайской тюрьме в Урумчи, — пишет Мар­тьянов, — китайцы усиленно старались при­учить его к курению опиума, чтобы погубить его таким образом, но атаман курить опиум наотрез отказался».

По выходе из китайской тюрьмы, Аннен­ков совершенно серьезно произвел полков­ника Денисова в генерал-майоры «за верную службу», а подхорунжего Александра Яркова в хорунжего и наградил «Партизанским крестом» за мужество и храбрость…

Из города Турфана, где Анненков встретил Денисова, оба они, в сопровождении 18 чело­век, оставшихся верными атаману, верхами двинулись вглубь Китая. 2 мая 1924 года они прибыли в город Ланьчжоу и здесь ре­шили остановиться. Несколько позднее они приобрели недалеко от города заимку в два одноэтажных домика с длинной глинобитной конюшней. Анненков решил, вместе с Дени­совым, разводить племенных лошадей и… ждать событий. Отсюда он стал переписы­ваться с деятелями русской эмиграции.

В сентябре 1924 года руководители ОГПУ Менжинский и Артузов получили из Китая от своих агентов сообщение: «Атаман Ан­ненков — человек быстрого и хорошего ума, громадной личной храбрости, жестокий и ловкий. Он хорошо владеет китайским язы­ком (выучил китайский прилично, сидя в китайской же тюрьме), имеет средства и хо­рошо себя держит — тип лихого казака… Может быть для нас весьма опасным». Даль­ше следовали агентурно-разведочные сведе­ния о переписке Анненкова с лидерами бе­лой эмиграции, о его встречах.

Менжинский и Артузов, получив исчерпы­вающую информацию о своем противнике, приняли решение во что бы то ни стало обез­вредить или уничтожить Анненкова, кото­рый действительно мог снова начать и воз­главить антисоветское движение из Китая или Монголии.

«В те далекие годы, — сообщается в «Деле Анненкова», — когда Китай был охвачен пламенем освободительной войны, в Кантон самим Сунь Ят-Сеном был приглашен на пост главного военного советника маршал Василий Блюхер. Политическим советником Гоминдана тогда работал Михаил Бородин, видный деятель Коминтерна. Первым совет­ским послом в Пекине был образованнейший коммунист-ленинец Лев Михайлович Карахан, подписавший весной 1924 года соглаше­ние об аннулировании всех кабальных цар­ских договоров с Китаем. Военным атташе у него был Александр Егоров, будущий мар­шал СССР. Северо-Калганской группой во­енных советников, по приглашению маршала Фэн Юй-Сяна, руководил полководец и ли­тератор Виталий Маркович Примаков с группой чекистов».

Вот ему, Виталию Примакову (он же гене­рал Лин) и было поручено из Москвы от ОГПУ ликвидировать Атамана Анненкова. За Анненковым и Денисовым была установлена слежка. К тому времени чекисты уже имели «своих людей» как среди китайцев, так и среди русских эмигрантов.

На заимку Анненкова под Ланьчжоу шли письма, телеграммы. Почти все они станови­лись известными Примакову. Но ни Аннен­ков, ни Денисов не любили много писать и вели переговоры устно и устно отдавали рас­поряжения своим людям, казакам, рассеян­ным по всему Китаю. Для советской агенту­ры это было почти недоступно, но, в конце концов, благодаря агентам и предателям мно­гие разговоры и устные приказы стали из­вестны резидентам ОГПУ в Китае.

В «Деле Анненкова», конечно, пока не сообщены имена агентов чекистов в ближай­шем окружении Атамана но таковые безу­словно были.

В ноябре 1924 года ночью с заимки Атама­на Анненкова бежали два «вернейших» казака-конвойца в Советский Союз…

***

В судебном деле Анненкова отведено не­сколько страниц его переписке с эмигрант­скими антикоммунистическими деятелями. Часть переписки была захвачена при аресте атамана, большая часть — перехвачена (сня­ты копии) советскими агентами. Тут и пись­мо от Казакова, главы шанхайской монархи­ческой организации «Богоявленское брат­ство», от Остроухова из Харбина, от Н. Мер­кулова из штаба войск Чжан Цзолина, от генерала Нечаева, полковника Михайлова и многих других.

На допросе 22 апреля 1926 года в Москве на Лубянке Анненков показал:

«В 1924 году я неоднократно получал от разных лиц предложения участвовать в по­литической антикоммунистической работе… От Николая Остроухова который возглавлял монархическую организацию и был предста­вителем великого князя Николая Николае­вича в Китае и от других. Все они звали меня возглавить антисоветское движение, вести разведывательную работу и партизан­ское движение».

Но Анненков молчал или отказывался. «Он понимал, что имя Атамана Анненкова, — писали Мартьяновы, — все еще имело вес среди всей массы русских эмигрантов в Ки­тае и Маньчжурии. Кроме того, он не хотел никому подчиняться, а быть по-прежнему Атаманом. Он отказывался и потому, что своим отказом надеялся набить себе цену».

В ноябре 1925 года в Ланьчжоу приехал человек под видом агента английской тор­говой фирмы по закупкам пушнины. Жил он в лучшем отеле города, сорил деньгами и действительно ездил по провинции для скуп­ки пушнины. Это был бывший начальник личного конвоя Анненкова — Федор Кон­стантинович Черкашин. При первой встрече с Анненковым (а это была главная цель при­езда Черкашина в Ланьчжоу), Атаман не уз­нал своего бывшего конвойца.

— Здравствуйте, Борис Владимирович! Не узнали меня сразу. Это хорошо. Я на­рочно так вырядился: усы сбрил, и бакен­барды отрастил — полная конспирация. По­ручение у меня вам весьма важное.

— Здравствуйте, Черкашин. Действитель­но сразу не узнал, но теперь рад встрече. Прошу ко мне.

Черкашин, действительно, очень изменил­ся за это время. Из бравого казака он пре­вратился в коммерсанта, самоуверенного, хо­леного и нагловатого. Черкашин согласился пойти в дом атамана, но заметил:

— Только надо сделать так, чтобы меня не узнали ваши… наши казаки. Особенно мой бывший друг Ярков.

— Ярков сегодня в отъезде, — ответил Анненков. — В доме сейчас только повар-ки­таец и Денисов.

В кабинете Анненкова Черкашин открыл небольшой чемоданчик, вытряхнул оттуда образцы меха и осторожно вынул с самого дна несколько листков бумаги.

Это было письмо от полковника Михайло­ва, начальника штаба группы русских в армии маршала Чжан Цзао-лина, бывшего начальника штаба одной из дивизий адми­рала Колчака. Михайлов предлагал Аннен­кову сформировать отряд партизан для борь­бы с Советским Союзом на территории мар­шала Чжан Цзо-Лина и писал, что необходи­мые средства и оружие будут даны Аннен­кову.

Черкашин, после того как Анненков прочи­тал письмо Михайлова, стал рассказывать ему новости. По поручению Н. Меркулова, он добавил, что сам великий князь Николай Николаевич из Франции выразил желание видеть именно Атамана Анненкова во главе объединенных партизанских отрядов белых в Китае.

— Завтра будет ответ. Встретимся в 9 ча­сов утра в семи верстах от заимки, в рощице у перекрестка дорог. Там рядом есть селение и харчевня, где вам можно переночевать. К себе не зову, не хочу, чтобы видели вас.

Утром на встречу с Черкашиным Атаман привез три письма: полковнику Михайлову, Павлу Димитриевичу Иларьеву, служивше­му при штабе Чжан-Цзо-лина, и Димитрию Иосифовичу Казакову в Шанхай.

В этих трех письмах Анненков, наконец, соглашался на предложение Михайлова при­ступить к формированию партизанского от­ряда. В письме к Михайлову Анненков до­вольно подробно излагал свой план начать сбор верных людей в районе Кульджи, где имелась большая группа белых бойцов, «хо­рошо организованная и не разложившаяся», которая держит связь с тайными антисовет­скими организациями в Семиречье.

Повеселевший Анненков, насвистывая, скакал к заимке, чтобы еще раз обсудить с Денисовым план организации белых парти­занских отрядов. Он и не подозревал, что эти его три письма не были доставлены адре­сатам, а попали в руки чекистов.

С. Рождественский

(Продолжение следует)


© Родимый Край № 106 май-июнь 1973 года


Оцените статью!
1 балл2 балла3 балла4 балла5 баллов! (Вашего голоса не хватает)
Loading ... Loading ...




Читайте также: