РОДИМЫЙ КРАЙ — орган обще-казачьей мысли

Около девяти часов вечера в барак, где находился генерал Краснов, ворвался Доманов с блуждающими глазами и возбужденно объявил офицерам, что завтра в четыре часа утра все казаки будут выданы красным. Веря с трудом тому, что он услышал, гене­рал Краснов подробно расспросил Доманова и вот тут-то выяснилось, что Доманов знал, что никакой «конференции» не будет, а вместо «конференции» они будут выданы красным.

Несколько офицеров набросились на Доманова и если бы не вмешательство генерала Краснова, вступившегося за него, они убили бы его за то, что он скрыл от них планы ан­гличан. Генерал Краснов не был заинтересо­ван в запоздалых обвинениях Доманова, и собравшись с силами составил две петиции: одну королю Англии — Георгу VI, другую — Международному Красному Кресту в Же­неве.

В петициях генерал Краснов просил, что­бы было произведено расследование о при­чинах побудивших казаков бороться бок о бок с немцами и тут же добавил, что если после расследования среди них будут об­наружены офицер или группа офицеров, якобы, виновных в военных преступлениях то пусть их судит Международный Воен­ный Трибунал.

Обе петиции заканчивались словами: «Я прошу вас, во имя справедливости, человечности и во имя Всемогущего Бога!» Капитан Бутлеров передал обе петиции английскому офицеру, командовавшему кон­воем, а тот в свою очередь пообещал пере­слать их в Лондон и Женеву, но тут же до­бавил, что времени мало, так как утро уже не за горами.

В эту ночь никто не спал. Офицеры сиде­ли группами, перешептываясь о том, что ждет их в плену у красных и обсуждали планы побега. Побег был нелегким делом, так как сильные прожектора освещали всю территорию лагеря и этим затрудняли бег­ство. Некоторые офицеры предлагали соста­вить списки старых эмигрантов, которых было приблизительно шестьдесят восемь процентов, но генерал Краснов запретил это и сказал:

«Мы все в одинаковом положении и мы спасемся или погибнем вместе».

29 мая 1945 года наступило роковое утро. Офицеры покинули свои бараки, оставив в одном из них старого эмигранта Тарусского, повесившегося ночью и Михайлова, который неудачно пытался покончить с собой.

На лагерной площади более двух тысяч офицеров опустились на колени, в то время как священник совершал богослужение. Не­сколько танков въехало в лагерь, но офице­ры, стоя на коленях, продолжали молиться.

Четыре часа наступило… и миновало. В восемь часов солдаты «Палестинской брига­ды», вооруженные винтовками с примкнутыми штыками и резиновыми дубинками во главе с офицером вошли в главные ворота лагеря. Из груди офицеров одновременно вырвался душераздирающий крик.

Один из офицеров закричал:

«Стреляйте нас здесь, так как мы никогда не вернемся от красных живыми».

Священник, высоко подняв крест над голо­вами молящихся, осенял им приближавших­ся английских солдат. Переводчики, перехо­дя от одной группы офицеров к другой, при­казывали им грузиться в грузовики, которые к этому времени прибыли в лагерь, угрожая им, в случае непослушания, расстрелом. Ни­кто не двигался… Английские солдаты при­близились… и орудуя прикладами винтовок и резиновыми дубинками, стали избивать казаков до потери сознания, а после этого бросали их в грузовики. Как только грузо­вик наполнялся бесчувственными телами ка­заков, его окружал конвой: вооруженные мотоциклисты и две танкетки, одна во главе, а другая сзади и только после этого грузовик отправлялся в сторону Юденбурга.

Некоторые офицеры, брошенные в грузо­вик в бессознательном состоянии, как только приходили в себя выпрыговали из грузовика, но для них не было никакого спасения. Их хватали и тут же, избивали опять до поте­ри сознания и бросали назад в грузовик.

Во время богослужения генерал Краснов сидел в помещении барака и смотрел в окно. Группа английских солдат, ворвавшись в барак, бросилась к нему с явным намере­нием вытащить его… Это исчерпало терпение казаков. Не вооруженные ничем казаки отбили английских солдат и с заботой и ос­торожностью помогли старому Генералу-Атаману подняться со стула, окружили его тесным кольцом, в то время как он опираясь на палку, пошел в направлении грузовиков. Видя, что дальнейшее сопротивление бес­смысленно, оставшиеся офицеры, покорив­шись своей судьбе, направились к грузови­кам.

В дороге один из офицеров попросил у английского солдата сигарету. Солдат жес­том указал на его ручные часы. Произошел «товарообмен»: одна сигарета за одни часы. К половине десятого лагерь опустел…

Только немногим удалось спрятаться и, та­ким образом, избежать общей участи. Один из офицеров, оставшихся в живых, расска­зывал, как он спрятавшись под кучей мусора в одном из бараков, после двухдневного пребывания там был обнаружен английски­ми солдатами, которые обыскивали бараки, но отдав им свои золотые часы, был остав­лен ими в покое.

В Юденбурге колонна остановилась перед каменным мостом через речку Мюр. На дру­гой стороне реки части Красной армии ожи­дали их. Английские солдаты, сопровождав­шие казаков, повыпрыгивали из грузовиков и тут же еще раз произошел «товарообмен». Сигареты обменивались на все, что имело какую-либо ценность, и так как многие из «англичан» говорили по-польски, обречен­ные поняли, что туда куда они едут им не понадобятся ни обручальные кольца, ни пер­стни с монограммами, ни фотоаппараты, ко­торые некоторые офицеры взяли с собой на «конференцию», в надежде заснять «ис­торическую встречу» казаков с английским фельдмаршалом.

Первый грузовик прошел по мосту. Вдруг раздался крик… В воздухе мелькнуло тело… Один из офицеров выбросился из грузовика в речку, которая в этом месте была настоль­ко мелка, что тело казака разбилось о камни и кровь его окрасила воду. Он не был един­ственным, который предпочел такой конец и прежде чем последний грузовик пересек мост, дно реки было усеяно бездыханными телами казаков…

Позднее английские солдаты вытащили из реки за милю от моста три трупа и похоро­нили их. В настоящее время на том месте водружен крест с английской надписью: «Здесь покоятся три неизвестных казака», и за этой могилой заботливо ухаживают местные жители.

Как только казаки вступили на террито­рию бывшего сталелитейного завода, кото­рый Красная армия оккупировала и употре­била как пересыльный пункт, к офицерам присоединился ранее прибывший туда ген. Шкуро. Каждый офицер должен был запол­нить анкету, указав в ней имя, фамилию, дату рождения, место рождения и воинское звание. После всего этого на казаков, как хищники, набросились советские солдаты, от­бирая у них часы и все ценное, не давая ничего в замен.

На сталелитейном заводе произошло сви­дание товарищей по войне и по несчастью: только что прибывших офицеров с ранее прибывшими туда офицерами Пятнадцатого Казачьего Кавалерийского корпуса и генералом Хельмут фон Панвиц, все еще носив­шим папаху. Встреча между генералами Красновым и фон Панвицем была трогатель­ной и сердечной. Генерал Краснов привет­ствовал его, как давно утерянного сына.

Шкуро не переставал возмущаться преда­тельством англичан и неоднократно выра­жал желание бросить их орден им в лицо.

Час спустя по прибытии их на сталелитей­ный завод генералы Краснов и Шкуро были вызваны к местному командующему совет­скими частями генералу Долматову, родом с Дона.

Долматов и несколько пожилых полковни­ков Красной армии встретили двух генера­лов и отнеслись к ним любезно. В разговоре с генералом Красновым Долматов выразил надежду, что теперь когда он «дома», он напишет больше о Казачестве и встанет на­ряду с советским писателем Михаилом Шо­лоховым, автором книги «Тихий Дон», ко­торая была переведена на многие языки и опубликована за границей. После этого он беседовал с генералом Шкуро о гражданской войне, вспоминая пережитые битвы, в кото­рых они оба участвовали.

Перед тем, как генералы оставили их, Дол­матов сказал им, что в период Второй Миро­вой войны в Советском Союзе произошло много перемен и что старый коммунистичес­кий режим 1917-1941 годов исчез навсегда и поэтому ни они ни их товарищи по ору­жию не должны беспокоиться о их будущем. «Вас отвезут в Москву и, конечно, допросят, но это будет простой формальностью, после чего вы будете свободны возвратиться к се­бе домой».

Позже Долматов посетил завод-тюрьму и просмотрев списки офицеров, спросил, поче­му среди них так много старых эмигрантов, так как Кремль добивался выдачи не старых эмигрантов, а только бывших советских подданных. Никто не мог ему на это ответить. Некоторые старые эмигранты, вернувшиеся на Запад из советских концентрационных лагерей рассказывали о том, как генерал Доманов, во время их пребывания на стале­литейном заводе, выступил вперед и подал советскому генералу Долматову письмо, в котором английские военные власти в Лиенце, просили оказать ему снисхождение, так как он способствовал выдаче офицеров. Из тех же самых источников стало известно, что по окончании чтения письма, на лице Долматова была нескрываемая гримаса отвращения и он тут же сказал Доманову, что он получит то, что он заслужил.

В течении всего времени, пока офицеры пребывали в Юденбурге, отношение совет­ских к старшим казачьим офицерам было вежливым и к ним обращались по их рангу с прибавлением слова господин. Центром вни­мания красных солдат были генералы Крас­нов и Шкуро. Красные хотели воочию пос­мотреть на генералов о которых они до на­стоящего времени слышали, как о легендар­ных героях гражданской войны. Шкуро был всегда окружен толпой красных солдат, ко­торые, обращаясь к нему, называли его «Атаман» или «Батько», которым он рас­сказывал как его дивизия во время граж­данской войны била красных. Советские сол­даты внимательно слушали его и восхища­лись им.

Из Юденбруга старшие офицеры были от­правлены в Грац, и после короткого пребы­вания там были переправлены в Баден возле Вены, где находился центр контрразведки Красной армии. Каждый офицер был тща­тельно допрошен, но без какого-либо физи­ческого воздействия над ними. После допро­са генералы Семен Краснов, Султан Келич-Гирей, Доманов, Васильев и Головко были отделены от других и отосланы первой пар­тией в Москву.

В Бадене, 4 июня 1945 года фон Панвица отделили от казаков и выдали назад англи­чанам, а оставшихся старших офицеров на самолетах отправили в Москву на зловещую Лубянку и в тюрьму Лефортово на смерть или продолжительные сроки заключения в рабских лагерях. Остальные казачьи офицеры из Граца были отправлены различными путями навстречу подобной судьбе.

Согласно тщательно проверенным данным, с офицерами, приглашенными на «конфе­ренцию», случилось следующее:

17 января 1947 года в совет­ской газете «Правда» было опубликовано официальное сообщение:

Сообщение Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР.

Военная Коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела дело по обвинению арестован­ных агентов германской разведки, главарей вооруженных белогвардейских частей в пе­риод гражданской войны атамана Краснова П.Н., генерал-лейтенанта Белой армии Шку­ро А.Г., командира «Дикой дивизии» — ге­нерал-майора Белой армии князя Султан Келич-Гирей, генерал-майора Белой армии Краснова С.Н., генерал-майора Белой армии Доманова Т.И., а также генерала германской армии, эсэсовца фон Панвиц Хельмута, в том, что по заданию германской разведки они в период Отечественной войны вели по­средством сформированных ими белогвар­дейских отрядов вооруженную борьбу про­тив Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористичес­кую деятельность против СССР.

Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях.

В соответствии с § 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года Военная Коллегия Верховного Суда СС CP приговорила обвиняемых Краснова П.Н., Шкуро А.Г., Султан Келич-Гирей, Краснова С.Н., Доманова Т.И. и фон Панвиц к смерт­ной казни через повешение.

Приговор приведен в исполнение.

 

В сообщении газеты «Правда» — как все­гда ложь и пропаганда. Она сообщила, что все обвиняемые признали свою вину. Если бы это было действительно так, то Сталин устроил бы показательный процесс.

Антикоммунисты были обвинены в шпио­наже и сотрудничестве с немецкой развед­кой. Такая терминология типична для Сове­тов, обвинять в шпионаже русских заграни­цей и дома, которые борятся против красно­го режима. Сейчас их называют «американ­скими шпионами».

В заключение, в «Правде» сказано, что генерал Доманов был генералом Белой ар­мии. Он не был таковым. В чин генерала он был произведен немцами во время Второй мировой войны. Но «Правда» не хотела, чтобы ее читатели знали, что советский по­данный играл видную роль в борьбе против коммунизма.

Тем временем в Лиенце 28 мая, с насту­плением сумерек, когда Офицеры не вер­нулись с конференции, многие жены и мате­ри офицеров пошли к майору Дэвису, чтобы узнать, что произошло с офицерами и поче­му они до сих пор не вернулись. Как всегда майор Дзвис в обращении с ними был любе­зен и вежлив и заверял женщин, что им совершенно не о чем беспокоиться.

На следующее утро, когда его канцелярия, в сущности, была в осадном положении, ма­йор Дэвис вышел и объявил женщинам, что офицеры задержались и опять заверял их, что им нет никакой причины беспокоиться, так как все офицеры живы и здоровы. Он извинился, что не может сообщить им их ме­стонахождение, так как это — «военная тай­на» и что нет никакой надобности посылать им продукты питания или одежду, потому что они имеют более чем достаточно для их нужд.

В заключение он сказал, что желающие могут послать небольшие пакеты с личными вещами, а он отдаст распоряжение доставить эти пакеты машиной по назначению.

Вечером в больших казачьих лагерях, а также в Лиенце распространились слухи о том, что все офицеры были выданы крас­ным. Сначала майор Дэвис решительно отри­цал это, но позднее «со слезами на глазах» признался, что слухи эти верны, и что он равным образом был обманут его началь­ством.

К этому времени, события происшедшие в Шпитале и судьба большинства офицеров стали достоверно известны в Лиенце от осво­божденных офицеров — старых эмигрантов. Но прежде чем это стало известно казакам, английские офицеры в машинах разъезжали по лагерям и по громкоговорителю объявля­ли, что все казаки находящиеся в долине реки Дравы по Ялтинскому договору будут выданы Советскому Союзу. Они тут же пре­дупреждали казаков не сопротивляться ре­патриации — в противном случае к ним бу­дет применена сила когда и где это будет нужно.

В ответ на это казаки, находящиеся в ла­гере Пегец, собрались на главной площади и в протест объявили голодовку. Донской ка­зак, отец Василий Григорьев — лагерный священник составил петиции, выражая в них протест против приказа о выдаче. Ко­пии, подписанные тысячами мужчин, жен­щин и детей были переданы майору Дэвису для пересылки их:

• английскому королю Георгу VI, кото­рый все хорошо знали, был близким род­ственником последнего русского царя Ни­колая II Александровича;
• югославскому королю Петру, в стране которого многие беженцы нашли приют в 1920 году;
• архиепископу Кентерберийскому;
• Римскому папе;
• Верховному Командующему Союзными войсками в Европе генералу Дуайту Д. Айзенхауэру.

Черные флаги были подняты на всех ба­раках лагеря, на деревьях, на телеграфных столбах, на частных казачьих повозках, а также на главных воротах лагеря Пегец.

Католический священник соседней дерев­ни Дользаха, находившейся менее чем в ми­ле от лагеря Пегец, присоединился к каза­кам в этом протесте и поднял большой чер­ный флаг на колокольне церкви и призвал свою паству молиться о спасении казаков. На следующий день по приказу местного английского командующего, флаг с коло­кольни был снят.

Казаки собирались группами и обсуждали создавшееся положение. Общее мнение было, что англичане только запугивают их и не применят силу против безоружных мужчин, женщин и детей, которые никогда не были солдатами или членами полувоенных форми­рований.

Под тем же самым впечатлением, нововыбранный атаман лагеря Пегец — сержант Кузьма Толунин, объявил майору Дэвису от имени казаков, что никто из них доброволь­но не вернется в Советский союз, так как там их ожидает верная смерть и что они все предпочитают умереть в свободной Австрии, чем в бесконечных просторах Сибири.

Безучастный к судьбе казаков, майор Дэвис посоветывал атаману не организовывать никакого сопротивления, так как оно все равно будет сломлено. После этого заявле­ния, майор Дэвис, расталкивая мужчин, про­клинавших его, и женщин, умолявших его сжалиться над ними и их детьми, отошел прочь. Некоторые женщины падали перед ним на колени и предлагали ему доброволь­но вернуться в Советский союз, лишь бы только он разрешил их детям остаться в Ав­стрии. Они все еще стояли на коленях и плакали, когда он уезжал.

Доведенные до отчаяния и физически крепкие пытались бежать, но это обстоя­тельство было предусмотрено англичанами и все естественные выходы из долины были тщательно блокированы английскими солда­тами. Во избежание массового бегства, лаге­ря были окружены английскими войсками и только очень немногим удалось проскольз­нуть мимо английской стражи и найти вре­менное убежище высоко на склонах австрий­ских гор.

Для неосведомленного наблюдателя, то что происходило в те дни в долине реки Дравы, казалось концом мира. В церкви все время совершались богослужения — люди исповедывались и приобщались Святых Тайн, под­готовляясь к смерти. Как обычно, грузовики подвозили продукты питания, но никто не разгружал их и не прикасался к ним. Английские солдаты сваливали все это в кучу и там эта пища так и оставалась.

30 мая 1945 года майор Дэвис объявил, что на следующий день начнется репатриация. Узнав об этом казаки составили план, чтобы встретить эту угрозу.

Инициатором плана безопасности многих тысяч лютей в Пегеце были: полковник Суханов, бывший член штаба генерала Доманова — один из немногих офицеров не пое­хавший на роковую «конференцию», отец Василий Григорьев и сержант Кузьма Толу­нин, исполнявший обязанности атамана.

План их был прост: на рассвете, все оби­татели лагеря и семьи, проживавшие вбли­зи должны были собраться на лагерном лу­гу. Юнкера с уцелевшими людьми Четвер­того Донского полка должны были, держась за руки окружить всех кольцом и при репа­триации оказать сопротивление англичанам. Специально выделенная группа людей Чет­вертого полка должна была находиться в толпе и в случае прорыва защитительного круга, заполнять его новыми силами. В объ­яснении деталей этого плана придавалось особое значение тому, чтобы юнкера и люди Четвертого полка во время всей этой опера­ции, независимо от провокации, которой они могут подвергнуться, ни в коем случае не поднимали бы руку на английского солдата.

На следующий день этот план не был приведен в исполнение, так как из англий­ского штаба пришел приказ, ввиду католи­ческого праздника 31 мая, отложить репа­триацию на 1 июня.

Голодовка и бегство продолжались. К тому же еще, распространился отвратительный слух, что отец Василий, которого несколько раз вызывали к майору Дэвису для перего­воров о лагерных делах, якобы, согласился помочь англичанам в выдаче казаков.

Когда эти слухи дошли до священника, он через людей связи дал знать на гнусное об­винение даст ответ после литургии.

В назначенное время в церкви и вокруг нее собрались тысячи людей… В литургии сослужили все священники лагеря. Люди исповедывались и приобщались Святых Тайн.

После литургии, во время своей проповеди отец Василий оправдал себя и заклеймил инициаторов подлого обвинения советскими агентами-провокаторами, которые пытались подорвать его авторитет с целью сломить ор­ганизованное сопротивление казаков. После богослужения, процессия во главе с духовен­ством двинулась к лагерному лугу, где отец Василий прочитал новую петицию, которую он потом передал майору Дэвису.

В этой петиции отец Василий объяснил англичанам, что обитатели лагеря были уро­женцами различных казачьих войск и не­примиримыми врагами коммунизма с самого начала его утверждения на их Родине. В пе­тиции подчеркивалось, что многие из них побывали в советских тюрьмах и концентра­ционных лагерях, их преследовали в Совет­ском Союзе, как кулаков, они были лишены права голоса и права работать на свободе. И чтобы опять не попасть в руки к красным, в последние месяцы войны они совершили длительный поход из Польши, Чехослова­кии, Югославии и других стран, оккупиро­ванных красными, и обосновались в Ав­стрии.

Дальше в петиции говорилось о казаках бывшей Белой армии, что если они и при­нимали участие в войне против Советского Союза в союзе с немцами, то они делали это, потому что считали своим долгом унич­тожить коммунизм, который является угро­зой для всего мира.

В заключение в петиции выражалось об­щее желание, если будет решено наказать их за участие в войне, то пусть приговари­вают их к самой тяжелой работе на Западе, но не отдают их на расправу жестокому врагу, который все равно замучит их медлен­ной и мучительной смертью.

По окончании чтения этой петиции, отец Василий предложил в день репатриации всем с иконами собраться на лугу, на кото­ром будет установлен временный алтарь. Толпа медленно стала расходиться, а свя­щенники, вернувшись в храм, продолжали по очереди совершать богослужения до ве­чера. Тем временем, юнкера обходили бараки и повозки в лагере и вне лагеря, призывая людей собраться рано утром на лугу, объ­ясняя всем, что если английские солдаты применят силу, казакам всем вместе легче будет оказать им сопротивление.

Под покровом ночи немногим удалось бе­жать; большинство же провело ночные часы в молитве. Никто не спал. С рассветом на­ступил день выдачи, все знали, что англича­не не потерпят дальнейшего промедления. Доказательством тому был длинный поезд, первый после окончания войны, проехавший с грохотом мимо них в направлении Лиенца.

Накануне священники испросили разреше­ние у английского коменданта лагерем от­служить богослужение на открытом воздухе. Разрешение было дано. В пять часов утра со всех сторон во главе с духовенством, потя­нулись процессии с иконами и хоругвями, певшие Пасхальные песнопения. Многие иконы были бесценным сокровищем каза­чьих семейств или целых станиц долгие годы бережно хранившиеся от уничтожения коммунистами. С приходом немцев иконы были вынуты и впоследствии взяты с собой в изгнание.

К шести часам утра на лугу собралось множество людей. Двенадцать священников совершали богослужение. Через полчаса юн­кера и казаки Четвертого полка без шума и громких приказаний оцепили живой цепью молящихся.

День обещал быть прекрасным летним днем. Жаворонки парили над головами обре­ченных, а утренние лучи солнца играли на вершинах окружающих гор, покрытых еще снегом и отражавших блеск лучей на ярко-зеленых деревьях, растущих по склонам этих гор.

В 7.30 утра, во время панихиды, подъехал в машине майор Дэвис. Никто из казаков, кроме тех кто служил защитительной це­пью, не смотрел на него. Машина постояла и уехала. Люди шепотом друг-другу переда­вали: «Майор Дэвис уехал! Может быть мы теперь вне опасности!» Но их последние надежды рухнули, когда конвой грузовиков въехал в лагерь в ближайшие ворота к железнодорожному пути. Позади грузовиков ехали «джипы», вооруженные мотоцикли­сты и легкие танкетки. Страшный стон выр­вался из груди молящихся, и поднялся гром­кий плач.

Солдаты, вооруженные автоматическими ружьями с примкнутыми штыками и дубин­ками, повыпрыгивали из грузовиков, и в то время когда одни стояли в ожидании при­каза, другие окружали луг с грех сторон. С четвертой стороны путь к бегству казакам был отрезан бурной рекой Дравой.

Английский офицер обратился к своим солдатам. В это время над головами пролете­ло два самолета, которые ревом моторов заглушили плач и рыдании людей на лугу. Минуты проходили… Вдруг раздалось пение молитвы «Отче наш…» Начали ее петь два хора: хор кубанских казаков и церковный хор, и в одно мгновение тысячи голосов при­соединились к ним.

В середине пения молитвы, английские солдаты начали наступать с двух сторон и стрелять поверх голов и под ноги казакам. Пули рикошетом попадали в беззащитных людей. Люди теснее прижимались друг к другу. Солдаты продолжали наступать и под ударами ружейных прикладов и полицейс­ких дубинок цепь юнкеров разомкнулась.

Две колонны английских солдат бросились в прорыв, оттесняли людей небольшими группами, хватали их и бросали в грузовики. Люди падали без сознания, одни от страха, другие с разбитыми черепами от сокруши­тельных ударов, нанесенных им английски­ми солдатами. Когда они падали их хватали и бесцеремонно бросали в грузовики.

Юнкера, под ударами палок, сыпавшихся на них, делали все возможное в их силах защитить стариков, женщин и детей. Были случаи, когда они выхватывали людей в полубессознательном состоянии из рук ан­глийских солдат, которые тащили тех к гру­зовикам с находившимися уже там несчаст­ными жертвами.

Стоял невообразимый шум. Англичане стреляли, но выстрелов не было слышно, а видны были только вспышки и дымки из ружейных дул. Одной из первых жертв ан­гличан, был донской казак, заколотый шты­ком. Как только грузовик наполнялся несча­стными жертвами, он сразу же трогался и направлялся в сторону железнодорожного запасного пути, где их ожидал товарный со­став, состоявший из вагонов для перевозки скота. Людей грузили в эти вагоны и наглу­хо закрывали двери, переплетенные колю­чей проволокой.

Во время рукопашной схватки невидимый голос по портативному громкоговорителю призывал казаков прекратить сопротивле­ние, повторяя, что если их совесть чиста — им нечего бояться «возвращения» на роди­ну, так как для них жизнь в СССР — лучше прозябания на чужбине.

Под напором людей алтарь был опрокинут. В общим крике ужаса тонул плач детей, они падали под ноги и их затаптывали на смерть.

Подъехала машина из казачьего госпита­ля, вероятно, вызванная майором Дэвисом и остановилась возле английского транспорта с репатриантами. Доктор Вера Петровна Казинова-Разуваева, при наличии такого боль­шого числа раненых, была не в силах сде­лать многое, тем не менее она старалась по­мочь, чем могла. Ее усилия были бесполез­ны, так как после оказания первой помощи раненому, его бросали в грузовик и отправ­ляли к железной дороге в ожидавший транс­порт.

В протест такому бесчеловечному отноше­нию к казакам, в Дользахе начался погре­бальный колокольный звон. В ответ на его призыв откликнулись все колокола окрест­ных деревень.

Вместо того, чтобы, прекратить это бес­славное побоище, англичане, получив под­крепление солдатами в сопровождении нес­кольких танков, начали избиение беззащит­ных людей с удвоенной силой.

Группа людей была прижата к берегу ре­ки Дравы, через которую был перекинут узкий деревянный мост. Одни, находившиеся вблизи перебежали через него и попали в руки английских солдат, спрятавшихся на другом берегу, другие — бросились в реку и пытались переплыть ее вплавь, но под­хваченные быстрым течением, потонули в ней. Неизвестная женщина, находившаяся на берегу реки столкнула в нее одну из сво­их дочерей, другую, крепко державшуюся за ее юбки, оторвала от себя и бросила тоже в реку, после этого, осенив себя крестным знамением, последовала за ними в ледяную могилу. Другая женщина последовала ее примеру: крепко прижав к себе ребенка, она бросилась в реку и как камень пошла ко дну.

Кубанскому казаку — средних лет, стояв­шему с иконой Божией Матери в руках, ан­гличане прикладами размозжили голову и окровавленного потащили к грузовику. У другого кубанского казака, английский сол­дат пытался вырвать из рук хоругвь Святого Николая, вывезенную им из станицы Екатериновской, но когда это ему не удалось, штыком разрезал полотно хоругви пополам. Воз­мущенный казак, ударив его древком в жи­вот, скрылся в толпе.

Священник в полном облачении с неболь­шой группой людей был прижат к деревян­ной изгороди, подняв крест, он осенял им английских солдат, старавшихся прибли­зиться к нему и схватить его. Видя безвы­ходное положение священника, юнкера и ка­заки Четвертого полка пытались помешать англичанам, но были ими отброшены. При виде священника в руках англичан, приво­лочивших его к грузовику и бросивших его туда, вопль возмущения раздался из груди казаков. Английские солдаты, увидев разъ­яренные и гневные лица людей, испугались и направили на них свое оружие. Людей объял страх и паника. Молодой казак, по­нимая, что если паника распространится — сопротивление будет сломлено, выступил вперед под направленным на них оружием и закричал, призывая всех успокоиться. Только немногие могли расслышать его сло­ва, но его поступок и жесты принесли жела­емые результаты.

В этот момент в другом месте некоторые казаки, смяв линию английских солдат, прорвались в сторону гор, повалив забор в паническом бегстве. Англичане, прятавшиеся в кукурузном поле остановили бегство, и только немногим удалось достигнуть подно­жия гор, где многие из них тут же повеси­лись на деревьях.

Английские солдаты, отрезанные толпой от своих, от страха открыли стрельбу по бе­гущим. Танкетки двигались на людей, охва­тывая их в клеши. Те, кто не успевал бежать с их дороги, погибали под их гусеницами. Одним из раздавленных был старший юн­кер. При виде этого ужаса волна само­убийств охватила людей. Казаки убивали своих жен и детей, а потом — себя. Одна из матерей бросила своего ребенка под гусени­цы идущей танкетки и прежде чем танкетка остановилась — последовала за своим ребен­ком (некоторые утверждают, что это были танки). В то же самое время два казака, по­дойдя к английскому офицеру, стоявшему в патрульной машине и наблюдавшему за по­боищем, подняв руки спокойным голосом что-то сказали. Офицер попросил перевод­чика перевести ему сказанное, но прежде чем тот успел это сделать, оба казака, пере­резав себе горло в смертельных судорогах упа­ли к ногам офицера. Их слова были: «На­ша кровь на вас и на детях ваших!» В этот день в лагере Пеггец более ста человек по­кончили жизнь самоубийством. У людей, ос­лабевших от голода и томимых жаждой, воля к сопротивлению постепенно слабела, но люди продолжали молиться.

Казачья машина Красного креста, объез­жая луг, подбирала людей лежавших без сознания. Некоторые английские солдаты, забывая о их неприятных обязанностях, да­вали потерянным маленьким детям шоко­лад и утешали их. Но их усилия были на­прасны. Дети были в ужасе и не успокаи­вались. Они потеряли своих родителей воз­можно навсегда.

Был случай, когда английский солдат, уви­дев кровь на руке ребенка вывел его с ма­терью из толпы, сделал перевязку из своей санитарной сумки и напоив ребенка водой из фляжки, несмотря на протесты матери, от­вел обоих к грузовику.

В другом случае английский солдат, нахо­дившийся в танкетке, кричал казакам по немецки: «Сопротивляйтесь выдаче и не бойтесь нас! Если нам прикажут двинуться на вас, мы, подъехав к вам, остановимся! Не бойтесь нас!»

Маленькая девочка вышла из толпы и, подойдя к солдату в танкетке, подала ему письмо, написанное ее матерью по английс­ки: «Лучше убейте меня и моих родителей здесь, но не выдавайте нас. Нас ожидает там верная смерть!» Солдат, прочитав это пись­мо, передал его своему товарищу. Они, по­гладив ее по голове, сказали ей что-то. Она не поняла ни слова. Провожая ее глазами, на их лицах отразилось искреннее состра­дание, а один из них открыто плакал.

Местные австрийцы с высоких мест на­блюдали за безжалостным избиением каза­ков, а английские военные корреспонденты работали без устали своими фотоаппаратами и навсегда запечатлели события этого дня.

По необъяснимой причине, молящиеся на лугу были оставлены в покое, а внимание английских солдат было сконцентрировано на бараках, которые они обыскивали и вы­таскивали спрятавшихся там.

В это время первый транспорт, наполненный казаками (состоявший приблизитель­но из шестидесяти товарных вагонов) про­шел мимо лагеря Пеггец, начав свое путе­шествие на Восток. Все двери вагонов были переплетены колючей проволокой и только из маленьких зарешетчатых окошек белые платочки махали последнее прости. К сожа­лению, неизвестно сколько транспортов по­кинуло в этот день долину реки Дравы.

П.Х. Блайт

© “Родимый Край” № 120 ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ 1976