РОДИМЫЙ КРАЙ | ВСЕВЕЛИКОЕ ВОЙСКО ДОНСКОЕ (Продолжение № 111).

ВСЕВЕЛИКОЕ ВОЙСКО ДОНСКОЕ (Продолжение № 111). – С. Голубинцев

Персияновские дачи — Всякие поездки по живописным окрестностям мне надоели и юнкера предложили ввести меня в местное дачное общество, расхваливая на перебой здешних барышень. И вот однажды вечером мы поехали на дачи. Переехав через деревянный мост, мы поднялись на гору и попали в область тенистых аллей, уютных балконов с шумевшими на столах пузатенькими самоварами и вообще всей прелестью дачного вечера. Вскоре юнкера свернули с главной дороги и остановили лошадей перед широкой калиткой. Ананьев открыл ворота и мы въехали в сад. Под навесом около каретного сарая мы привязали коней, ослабили подпруги и направились по направлению к уютной, утопавшей в зелени даче.

На балконе за самоваром сидела пожилая хозяйка дома. Услышав мою фамилию Александра Михайловна Клокочева радостно всплеснула руками и объявила юнкерам о появлении в моем лице ее нового племянника. Обняв и облобызав меня, тетушка засуетилась и усадила нас пить чай со свежим клубничным варением. Существование на Дону моих новых родственников меня не удивляло, так как я мало кого знал со стороны отцовской линии, проводя свою жизнь с мамой у бабушке в Орле. Кроме Александры Михайловны на балконе никого не было и потому юнкера без особых уговоров, принялись за уничтожение свежего варенья. Под конец чаепития, когда стол напоминал Русь после татарского нашествия, на террасе появилась старшая дочь Клокочевой, моя новая кузина Аленушка. Изящная брюнетка с правильными чертами красивого лица, она обращалась с юнкерами приблизительно также, как с домашними фокстерьерами, но неожиданное появление нового лица, нарушило это ее обычное времяпровождение. Осмотрев меня с головы до ног, она довольно развязно обратилась ко мне с несколько нескромным вопросом:

«Скажите мне пожалуйста, наш новоявленный кузен, почему вы в гусарской форме? Если не ошибаюсь, то все Голубинцевы служили в казачьих частях и почему вы единственный составляете исключение из общего правила?»

«Моя очаровательная кузина — ответил я в том же шутливом тоне — все это объясняется очень просто. Дело в том, что вы ошиблись, вот и все. И вот совершенно случайно из необъятных просторов Российской Империи появился неведомый вам Голубинцев, нарушивший установленную веками традицию и служивший без вашего разрешения в Изюмских гусарах! Кругом виноват и обещаю впредь ничего не предпринимать без вашего благосклонного согласия…»

Аленушка улыбнулась и на первый раз простила измену кузена. После чая мы пошли гулять в парк, любовались на берегу реки малиновым закатом солнца и трунили над влюбленными юнкерами. Должен признаться, что после знакомства с донской кузиной у меня составилось мнение определенно в пользу родного казачества. Весело и непринужденно прошел вечер на даче. При расставании хозяйка пригласила нас завтра на званный ужин. Возвращаясь в лагерь юнкера наперебой расхваливали мне красоту младшей дочери хозяйки Лиды, бывшей по их мнению настоящей донской красавицей. По их общему мнению, как только я ее увижу, то сразу забуду про всех женщин на свете.

Домашняя обстановка на даче и в особенности присутствие хорошеньких кузин заставили меня просить у сотенного командира разрешение отлучиться вечером на следующий день из лагеря. Есаул Дубенцев так же собирался ехать к знакомым и поэтому, не дожидаясь юнкеров, я поехал вместе с ним. За разговорами мы незаметно пересекли обширный луг, миновали деревянный мост и поднялись на гору. Тут мы распрощались. Темнело и сумерки быстро спускались над рекой, погружая окрестности в пелену легкого тумана. Дачи, как нарочно, походили одна на другую и я превратился в Тезея, заблудившегося в лабиринте. Опустив поводья на гриву коня, я разглядывал сквозь деревья освещенные балконы в надежде отыскать свою пропавшую дачу. Ночь спускалась над Персияновкой и вместе с туманом от реки на меня надвигалась темнота. Уже третий раз я блуждал туда и сюда по пыльной дороге, но мои поиски по-прежнему оставались тщетными. Потеряв всякую надежду, я решил вернуться в лагерь, осыпая себя упреками за поспешный отъезд с есаулом Дубенцевым. Если бы я подождал бы юнкеров, то не попал бы в такое дурацкое положение и не потерял бы зря вечер.

Вдруг мой конь неожиданно остановился. Я инстинктивно разобрал поводья и стал всматриваться вперед. На дороге стояла казачка с корзинкой в руке. По всей вероятности она запоздала и спешила домой, а я, по рассеянности чуть было на нее не наехал. Извинившись за неосторожность, я попросил ее указать мне тетушкину дачу. Девушка громко рассмеялась:

«Да вы же блуждаете как раз около того места, которое разыскиваете! Вот перед вами Клокочевская дача!» — и, не ожидая моей благодарности, казачка исчезла в темноте.

Я кое-как добрался в темноте до каретного сарая и увидал там юнкерских лошадей мирно жевавших сено в компании с конями заседланными казачьими ленчиками. Все это лишний раз напомнило мне о моем сильном запоздании. На веранде собралось масса молодежи, главным образом новочеркасских барышень и донских гвардейских офицеров. Я поздоровался с тетушкой и рассказал Аленушке про ночное странствование, чем дал повод юнкерам обвинить меня в желании «поднырнуть» к сотенному командиру.

Сегодня праздновался день рождения Аленушки и поэтому съехалось много гостей. Минут через десять после моего приезда на балконе появилась красивая брюнетка в белом платье под руку с атаманцем хорунжим Козьминым. Она выделялась среди присутствующих барышень красотой, свежестью и я бы даже сказал царственной осанкой. Тетушка подозвала меня и познакомила с вошедшей. То была ее младшая дочь Лида. Кузина взглянула на меня и смеясь, рассказала матери что мы уже знакомы и о нашей встрече на дороге. И только тогда я узнал в ней казачку, встреченную мною около их дачи. Тетушка долго смеялась и поздравляла нас с воплощением наяву пушкинской повести «Барышня-крестьянка».

Юнкера оказались вполне правы. Лида была очень красива. Ея живой ум, врожденное кокетство и манера держать себя в мужском обществе так вскружили многим из ее поклонников головы, что были даже случаи, когда эта конечность человеческого тела терялась в ее присутствии и бедняги возвращались в лагеря, совершенно ошалевшими, покрывая опустевшее место голубой или алой фуражкой, в зависимости от полка в котором служил влюбленный кавалер.

Приятно и весело проводила молодежь время на даче у Клокочевых. Беззаботный флирт, катание на лодках, прогулки по тенистым аллеям парка и возвращение в залитую лунным светом гостиную, где Аленушка садилась за пианино и пела нам модные тогда романсы Вертинского. Мы все усаживались на пушистом ковре и грезили под музыку о любви. Невольно мне вспоминалась милая орловская молодежь и вся прелесть тамошнего потонувшего мира. Величайшая революция в мире и потрясения всей капиталистической системы переставали нас интересовать, ведь мы были молоды, нам хотелось жить, любить, веселиться.

С первого же вечера я обратил внимание на свою новую кузину и немедленно вступил в борьбу с ее многочисленными поклонниками. Самую большую услугу мне оказала без сомнения наша первая встреча. Лида отдавала открыто мне предпочтение перед остальными кавалерами, чем вызвала бурю ревности у юнкеров и офицеров, сослуживцев ее старшего брата. Я стал частно появляться на даче и, ухаживая для вида за обеими кузинами, потешался над влюбленными юнкерами.

Конец июня был очень жарким. Я изнывал от духоты в полковом собрании, ехать в субботу в Новочеркасск не хотелось. Большинство офицеров разъехалось и кроме дежурного по полку хорунжего Полякова и запоздавшего Георгия Дубенцова в лагере из них никого не осталось. «Граф» пытался уговорить меня ехать в Новочеркасск на открытие нового ресторана, но я так устал от жары, что наотрез отказался от его предложения. К шести часам вечера подул со степи ветерок, стало как будто прохладнее и я приказал вестовому подать коня. От жары в степи стояла мгла, а со стороны Новочеркасска надвигались на Персияновку свинцовые тучи. Промчавшись по лугу, конь поднялся на гору и по привычке остановился около Клокочевской дачи. Машинально я отворил калитку и въехал в сад. На балконе никого не было. Если бы не открытая в зале дверь, то можно было подумать, что дача опустела. Тихонько я поднялся на веранду и заглянул в зал. На диванчике около пианино Лида читала книгу. Услышав шум она подняла голову и радостно встала мне навстречу:

«Святослав, как хорошо что вы приехали! Мама с Аленушкой в Новочеркасске, а я одна оставлена караулить дачу! Я так скучала, оставшись одна, но теперь вы должны меня развлекать. Пойдемте гулять в парк».

В саду одуряюще пахло гелиотропом и душистым горошком, их благоухание кружило мне голову. Не спеша мы дошли до реки и сели на скамейку. Весь день я был грустно настроен, хандрил и сейчас захотелось мне поделиться с кузиной своими хмурыми мыслями и немного облегчить наболевшую душу. Я рассказал ей про своих родных, маму и бабушку, оставшихся в Орле, вспомнил веселую юность и ужасы большевитского режима, погубившие быт и традиции нашего общества. Лида слушала меня с большим вниманием, глубоко вздохнула и начала меня успокаивать.

«Бедный Светик, таким грустным, как сегодня, я вас еще никогда не видела. Я вполне разделяю вашу тоску и жалею вас от всего сердца. Вы живете на Дону таким одиноким, часто смеетесь сквозь слезы над окружающими, но, мне кажется больше всего над самим собой. Как мне вас жаль!» Я молча поцеловал ее руку в знак благодарности. Наступила минутная тишина и вслед за тем послышались отдаленные раскаты грома. Мне нужно было до грозы вернутся в лагерь.

«Почему вам хочется ехать под дождем? — Оставайтесь у нас ночевать, ведь тут нет ничего удивительного! Вы наш родственник и мама будет только рада, если вы составите мне компанию — уговаривала меня Лида

— Мне страшно одной оставаться на даче в грозу, прошу вас, пойдем расседлаем вашего коня и вы останетесь у нас, хорошо?»

Ее черные глаза смотрели на меня умоляюще, но мне не хотелось ее компрометировать и я отказался остаться. По саду пронеслись сильные порывы ветра и на дорожке закружились сорванные с деревьев листья. Нельзя было терять времени и мы побежали к каретному сараю. Пока я подтягивал на седле подпруги, Лида разобрала поводья и помогла мне вывести коня из под навеса. Быстро попрощавшись я вскочил в седло. Кузина проводила до калитки, похлопала коня по крутой шее и неохотно протянула мне руку. Я нагнулся и крепко поцеловал ее в губы. «Святослав, родной…» — прошептала Лида, крепко меня обнимая. А гроза надвигалась, нужно было торопиться. Я освободился из объятий, толкнул шенкелями коня, шпорой зацепился о ворога и… красавица кузина осталась одна на даче. Ярким отблеском молнии озарило мост, ветер сразу прекратился и на меня упало несколько крупных капель дождя. Под проливным дождем я вернулся в лагерь. Передав денщику мокрую одежду, я приятно вытянулся на походной койке. Дождь продолжал шуметь за окном, но на душе у меня было радостно и подобно солнцу сияло счастье.

Недопетая песня — Всю ночь я провел в блаженных мечтах и утром решил покончить с холостой жизнью и сделать Лиде официальное предложение. Кузина любит меня, тетушка безусловно не откажет и тогда я буду самым счастливым человеком на земле.

В воскресенье офицеры вернулись из Новочеркасска и я отправился за советом к корнету Говорову. Ему я подробно рассказал про свою разбитую любовь в Орле, про чувства к донской кузине и просил его помочь мне начать на Дону новую жизнь. Говоров сел на подоконник, закурил трубку и молча выслушал меня не перебивая, а когда я закончил свое повествование и вопросительно на него посмотрел, то выбил о подоконник пепел и несколько раз прошелся по комнате.

«Дорогой Голубинцев, я полюбил вас не только, как гусара, но и как человека вообще! Вы просите у меня совета, хорошо, я отвечу вам по дружески, как родному брату!

На первый взгляд ваше дело очень просто. Вы полюбили девушку, вам отвечают взаимностью. По законам логики вы должны жениться и начать счастливую семейную жизнь. Если бы в России не было бы революции, то я не задумываясь надел бы свой доломан, краповые чакчиры и в полной парадной форме присутствовал бы на вашей свадьбе в качестве шафера.

Но сейчас, должен вам сказать по совести, Боже сохрани вас от женитьбы. Если судьба уберегла вас в Орле от цепей Гименея, то вовсе не для того, чтобы вы бы повторили туже самую ошибку в Новочеркасске. Пока мы живем в Лейб Казачьем полку в обстановке мирного времени, кажется, что нет препятствий. Но, мой дорогой, не следует выпускать из виду слово «пока», а оно означает, что на Дону нет еще ничего определенного! А какого будет ваше самочувствие, если сюда вторично придут большевики и ваша молодая супруга попадет к ним в лапы? Нет, ни под каким видом не советую вам теперь жениться. Подождите, пусть сгинут красные волны и когда мы победим, тогда и попируем на вашей свадьбе…»

Морально подавленный, с разбитым сердцем вышел я от Говорова. Как не печально было сознаться, но он говорил сущую правду. В настоящее время, мы, как прокаженные, не имеем права на любовь, ни на личное счастье. Наше спасение только в победе над большевиками. Надо, во что было ни стало, победить для будущей жизни в России или… погибнуть.

С этого дня я всецело ушел в полковую жизнь и как наркотиками успокаивал себя строевыми занятиями и подготовкой молодых казаков.

Бразилия.

С. Голубинцев.

(Продолжение следует)