(Продолжение № 104)
Репная находилась много выше уровня р. Донца. От бугра, на котором она была расположена, местность шла к реке с небольшим уклоном, без рытвин, канав, кустарников, то есть была очень удобной для конной атаки. На нашей стороне красные имели большой хорошо оборудованный плацдарм с глубоким, полного профиля окопом. Перед ним — проволочные заграждения в 8 рядов кольев. Много специально оборудованных пулеметных укрытых гнезд. Этот участок по фронту был около версты с половиной с глубиной его до 200-300 сажень. Через Донец, шириной здесь в 150-200 сажень был наплавной мост. Река здесь делала очень крутой поворот к северу и так текла около двух верст, когда опять принимала свое прежнее направление.
С нашей стороны, от Репной к западу, примерно в версте, на крутом высоком берегу реки был хутор, середину которого разрезал широкий крутой овраг по дну которого проходила дорога-спуск к реке. В нем можно было скрыть целый полк. Выход к реке этого оврага со стороны красных не было видно, что было важно для нас. Почти против хутора на другом берегу реки была высокая длинная каменная скала, почему река и начинала свой поворот к северу. Со стороны красных подняться на скалу пешеходу было почти что не возможно. Но от ея верхушки к реке постепенным ровным спуском шло чистое поле. Противник мог видеть только перед собой и назад. В итоге место к переправе было выбрано очень удачно, а спуск к реке от Репной облегчал атаку нашей конницы.
Ген. Секретев решил на плечах красных переправиться через Донец, захватить мост целым и немедленно продолжать наступление всем Отрядом. Наступление начнется получасовой арт. подготовкой гранатами из 20-и орудий, за это время будут уничтожены проволочные заграждения. Прямо в лоб идут 78 № и 96-й полки, за ними моя 7-ая батарея, за ней четыре сотни 80-го Джунгарского Калмыцкого полка, затем 8-я батарея, за которой переправляется 9-ая дивизия, которая идет сейчас же вправо (восточнее) 8-ой и сменяет 96-ой полк, который переправившись через Донец наступал правее 78-го полка. После всех — резерв Отряда: бригада ген. Постовского, батарея Упорникова. Моральное и быть может главное воздействие на красных должны были оказать две калмыцкие сотни, которые с началом арт. подготовки вплавь должны были переправиться через Донец. Одна сотня должны сразу броситься на север, чтобы успеть захватить в хуторе в 2-х верстах штаб большевиков, а другая должна была отрезать красных. Они должны были показаться на верху скалы, чтобы «товарищи» видели бы и знали, что калмыки отрезали им путь к отступлению, что заставит красных скорее бросить окопы, или же плыть через реку под метким обстрелом батареи Упорникова. А при атаке на пехоту казаки все время должны были кричать: «Калмыки… Калмыки…»
Весь маневр был объявлен казакам, каждый из них знал что делать. И все было разыграно, как по нотам. Услышав крики «Калмыки..» и увидев их от себя вправо от реки, «товарищи» бросились вплавь через реку, так как мост был уже захвачен казаками. Много их погибло в реке под меткими шрапнелями Упорникова. Из двух с половиной тысяч, по сведению штаба красных, мало кого спаслось. На хуторе калмыки захватили весь штаб красных. Ускакал лишь один комиссар. Никаких резервов у них здесь не было. При опросе пленных мы узнали, что в Каменской было два полка с одной батареей. Но со станции Глубокая ожидался подход красных войск для перегруппировки и перехода в наступление. В итоге, мы опередили красных своим наступлением. 8-ая дивизия ночевала у хутора в 8-и верстах от реки. На следующий день она двинулась к Каменской, 9-ая шла самостоятельно восточнее, правее.
Навстречу нам вышел пехотный полк красных, на наш левый фланг. Он был обнаружен нашим боковым дозором и только начал разворачиваться для занятия позиции, как на него обрушился с дистанции в две версты убийственный огонь батареи Упорникова. Два конных полка атаковали красных и они сдались, не оказав большого сопротивления.
У Каменской нас, 8-ую дивизию, встретил второй полк красных с батареей. Начавшийся бой длился недолго. При обходе конной бригадой ген. Постовского, пехота красных начала сдаваться, нами в плен было захвачено более 1500 красных, батарея в 4 орудия. В станице были захвачены склады винтовочных и орудийных патронов, наши запасы пополнились, у меня в 7-ой батарее на подводах было более тысячи снарядов.
В Каменской мы пробыли три дня. Вели глубокую разведку и ожидали атаку красных со стороны Глубокой, где, по сведениям разведки и перебежчиков, было около трех тыс. пехоты и две 4-ех орудийные батареи. Пехота рыла для себя глубокие скопы. Ждут еще подхода своих войск от станции Миллерово.
Ген. Секретев решил продолжать наше движение. У Глубокой был большой бой, красные оказали сильное сопротивление, но обходным движением бригады ген. Постовского и одновременным ударом всей конницы (четыре полка) — сдались. В плен к нам попалось около двух с половиной тысяч, две батареи с большим запасом снарядов. Но и у казаков были большие потери, особенно в конском составе.
С нашим продвижением на север, мы постепенно сменяли подводчиков, чаще всего женщин или подростков с их подводами для снарядов и заменяли другими, так что когда подошли к восставшим, то и подводы были у нас из ближайших к ним мест. Все подводчики питались своими средствами, сами же кормили своих лошадей. Были среди них и подводы на быках.
Хотя Миллерово и оказалось в стороне от нас, но ген. Кучеров послал туда полк с артиллерией. Тогда красных там не оказалось. Но после нашего прохода подошли эшелоны красных и нам пришлось возвращаться обратно в Миллерово, чтобы их ликвидировать. Здесь мы увидали, что все ЖД пути были забиты награбленным красными имуществом и пшеницей в мешках. Все это ген. Секретев приказав немедленно отправить в Новочеркасск, а мы продолжали выполнять свою задачу. Недалеко от Миллерово наш конный разъезд захватил еще обоз из сорока подвод на быках, груженных мешками пшеницы, которую везли на ст. Миллерово. Никакой охраны не было, сопровождал обоз с подводчицами казачками только один матрос, который по жалобам казачек «измывался над всеми». Вот над обозом пролетел аэроплан, казачки со злобой говорили матросу: «хоть бы Господь Бог послал бы на тебя с неба управу…». Матрос «матерился» и злобно смеялся, но вдруг появился каз. разъезд и матрос попал в его руки. Когда обоз привели к ген. Кучерову и он узнал от казачек о поведении матроса, был созван здесь же военно-полевой суд и его приговорили к разстрелу.
В дальнейшем красные пытались задержать движение нашего отряда, но не смогли. Против нас была брошена бригада курсантов, об этом мы узнали от возвращавшихся с помолы пшеницы на мельнице казачек. Оне говорили: что какие-то курсанты заняли позицию за болотистой речкой, пушек у них нет, говорят: «пущай идут кадеты, мы им покажем как нужно воевать..» Их много, тысячи три. Речка болотистая, через нее можно пройти лишь по одному мосту, который сильно охраняется курсантами. И действительно, когда подошли наши разъезды, то сразу понесли потери от их меткого огня.
Моя батарея стала на закрытой позиции, в лощине. Я с телефонистами пошел по высокой, густой траве выбирать себе наблюдательный пункт. Но оба моих спутника сразу были ранены, к счастью легко. Все мы трое упали в траву; осмотревшись не поднимая головы я увидал, что лежу на скате бугра, и что мне хорошо видна позиция курсантов. На противоположной стороне речки — отдельные постройки с деревьями. С правой стороны — высокое здание, вальцовая мельница. В окопах за рекой — курсанты. Подход к мельнице мне был хорошо виден, здесь не было деревьев. Я решил, что с этого места я и буду вести свое наблюдение и управлять стрельбой. Мои раненые уползли назад. Курсанты стреляли очень метко по всем появляющимся целям, но, как мы узнали позже, стреляли только по команде своих офицеров — у них было мало патронов. Все время я держал курсантов в окопах под огнем своих орудий, мне хорошо было видно, как из окопов иногда на мельницу шло по два по три человека, но назад возвращался всегда один. Было ясно что там у них перевязочный пункт. Туда я не стрелял, боясь что там были женщины или дети.
К вечеру один из наших полков попробывал переправиться через эту речку – мне было все отлично видно. Как только курсанты поняли намерение казаков — они выслали пулемет с тремя обслуживающими на параконной подводе. Дабы не дать ему возможность стрелять по казакам, я начал стрелять одним орудием по пулемету, но не прекращая стрелять другими орудиями по курсантам в окопах. Переправиться казакам не удалось — лошади сразу глубоко вязли в болотистой речке. Но и пулемет красных не мог «открыть огня» из-за моей стрельбы по нему.
Вечером, во время ужина, наш начальник штаба Отряда полк. Соколовский, артиллерист, говорил при мне ген. Кучерову: «Сегодня, во время боя с курсантами, мне пришлось наблюдать необычайное зрелище: одновременную арт. стрельбу по двум различным целям, далеко отстоящими друг от друга. Даже в «Правилах стрельбы» для офицеров артиллерийстов такой случай не указан, ибо считается, что это не возможно. А сегодня днем М. К. Бугураев доказал, что невозможное в теории возможно в жизни. И не каждый артиллерист может так стрелять…» Начальник дивизии ген. Кучеров отметил эту стрельбу в приказе по дивизии и мне обьявил особую благодарность за необыкновенную стрельбу. Может быть некоторые из артиллерийстов усомнятся в этом, но это факт, такой случай действительно был.
С наступлением темноты курсанты оставили свою позицию и ушли. Когда казаки переправились через речку, там их ждало три курсанта, перешедших к нам и показавшим, что на нашем участке их было тысяча бойцов, на другом к западу — две тысячи, но там казаки к вечеру их обошли и обе группы должны были оставить свои позиции. Всех своих раненых курсанты бросили вместе с тремя сестрами милосердия, у которых была записка их командира «оставляем всех своих раненых в расчете на ваше благородство». Конечно им не причинили никакого вреда.
На следующий день мы выступили очень рано, надеясь догнать курсантов на походе. Так оно и случилось. Курсанты строили «каре», чтобы отбить атаки нашей конницы, но под огнем нашей артиллерии и многочисленных конных атак казаков гибли, не желая сдаваться. Обе группы были уничтожены. В дальнейшем мы двигались более свободно.
Про то, что было на Донском фронте ген. Деникин писал: «В середине мая началось наступление и Донской Армии. Правая группа ген. Мамантова, форсировав Дон выше устья Донца, в четверо суток прошла 200 верст, преследуя противника, отчищая правый берег Дона и поднимая станицы. 25 мая он уже был на р. Чир… Другая группа переправилась у Белой Калиновке. Третья форсировала Донец по обе стороны ЮВ Ж.Д. и преследовала отступающую 8-у армию красных на Воронеж…» («Очерки русской смуты» том 5, стр. 1067). Группа ген. Секретева была в тылу у красных. В начале мая кубанцы конной группы ген. Врангеля начали успешное наступление на Маныч, Сал, заняли ст. Великокняжескую и успешно наступали на Царицын.
Что же происходила на фронте у восставших? — Конечно красное командование знало о целях нашего похода и прилагало все усилия, чтобы не допустить нашего соединения с восставшими казаками. Но ни нашего продвижения к ним, ни уничтожить их — тоже не могло. Борьба была жестокой и неравной. Пощады не было ни с той ни с другой стороны, не миловали ни старых, ни малых, ни женщин. У красных неограниченные запасы всего: людей, оружия, снаряжения, у восставших — всего не хватало. Постоянной связи с донским командованием не было.
С 16 мая шли очень упорные бои за переправы через Дон. Красные стремились переправиться на правый берег и захватить Вешенскую, где находился штаб восставших казаков. В ночь на 17 мая красным удалось захватить переправу «Обрыв», у восставших здесь кончились патроны. Красная артиллерия в упор расстреливала казаков. Переправился пехотный полк при 18-и пулеметах и эскадрон конницы. Все они повели наступление на хут. Безбородов, ст. Еланской. К вечеру они были отброшены конными атаками казаков, потеряв 12 пулеметов и 170 пленных, остальные были изрублены при атаках. Но красным потери были не страшны, у них всего было вдоволь.
19 мая от летчика кап. Веселовского, прилетевшего к восставшим, их предводитель ес. Кудинов узнал, что конница ген. Секретева запоздала, ибо дойдя до слободы Дегтево была возвращена обратно для ликвидации красных занявших Миллерово, но теперь она опять идет на север на помощь восставшим и прибудет не позже, чем через пять дней. Кудинов немедленно сообщил об этом по всему своему фронту, это сильно подняло дух восставших.
На рассвете 21 мая красные, 15-я Инзенская пех. дивизия, 3-ий Московский латышский, 3-ий Богучарский пех. полки, сводная бригадах московских и ленинградских курсантов, два батальона матросов, несколько карательных отрядов и крестьянских дружин, повели наступление на фронте в 60 верст, соприкасаясь со станицей Акишеевской. Шли очень ожесточенные, упорные бои, горели хутора, переходившие не раз из рук в руки. До 23 мая бои шли с переменным успехом. 24-го красная пехота энергично наступала по всему фронту 3-й и 4-й дивизии восставших. Не смотря на многочисленные конные атаки казаков, к вечеру «товарищи» смогли занять хут. Попов и Матюшкин. прервав связь между ст. Казанской и хут. Шумилиным, то есть между 3-ей и 4-ой дивизиями. С наступлением ночи во всех хуторах занятых красными начались грабежи, насилия и расстрелы женщин, стариков и детей, оставшихся на хуторах.
На участке 5-ой дивизии восставших, красные были отбиты и их правый фланг отброшен за р. Хопер.
24 мая в Отряде ген. Секретева, при подходе к хут. Сетракову, в руки 8-ой дивизии, да и всего отряда, попали громадные обозы «товарищей» удиравших от ген. Мамантова, наступавшего в районе ст. Усть-Медведицкой. К вечеру мы ночевали в 6-8 верстах от Дона. Хутор Сетраков был нами занят без боя. Пехота красных ушла и заняла позиции в камышах у реки. При занятии хутора нас сильно удивило полное отсутствие жителей, даже детей. Но вскоре причина этого явления стала понятна. Наш левый боковой дозор, пройдя версты полторы от хутора, обнаружил, недалеко от «шляха» крутую, глубокую и широкую балку. Вся она была заполнена расстрелянными стариками, женщинами, детьми, не исключая и грудных младенцев. Не допускалась возможность такой безсмысленой жестокой расправы даже над ни в чем не повинных младенцев… Все это сильно ожесточило наших казаков.
При приближении к Дону нашей 8-ой дивизии большое сопротивление оказал пехотный полк, которым командовал гвардейский капитан царской службы Козлов. Он был взят в плен со своим полком — около 2000 человек. Сражался полк очень упорно. Его поддерживала тяжелая батарея с другой стороны реки, которую я хорошо видел в бинокль, но «достать» ее не мог из-за дальности расстояния. Позиция полка была в густых камышах. Он успешно отбил три конных атаки 78-го полка. Ген. Кучеров отправил 96-ой полк для захвата батареи красных. А мы, 7-ая и 8-ая батарея, по собственному почину заняв позиции ближе к камышам и развернувшись под ружейным огнем красных, открыли по ним в упор убийственный огонь. И когда наша конница вновь атаковала их, они подняв руки, вышли из камышей и сдались. Многие из них были ранены. Часам к 12-ти бой у реки был закончен и наши полки бросились вплавь через Дон.
Я присутствовал при допросе командира полка красной пехоты капитана Козлова. Он держал себя очень свободно и независимо, доказывая ген. Кучерову, что сдал полк добровольно.
«Добровольно? — спросил ген. Кучеров — А кто отбил конные атаки казаков, ведь ваш полк сдался лишь, когда наша артиллерия стала его расстреливать в упор? Кстати, а где ночевал ваш полк?»
«В хуторе Сетракове» — совершенно спокойно ответил капитан Козлов.
Тогда ген. Кучеров также спокойно задал ему вопрос: «Кто же расстрелял там стариков, женщин, даже грудных детей? И всех сбросил в глубокую балку?»
Красный командир на этот вопрос ничего не ответил, понурил голову и тяжело вздохнул…
При опросе пленных солдат полка ими были выданы все, кто участвовал в этом ужасном преступлении. Таких извергов было не мало, все они понесли заслуженное наказание, так же как и их командир.
Кудинов так описывает последний бей восставших казаков. К 9-и часам утра 25 мая половина станицы Казанской и хут. Шумилин были заняты красными. До 12-ти шел ожесточенный бой на улицах станицы, красные постепенно теснили казаков, неоднократные конные атаки которых не давали значительного успеха. Казаки, из-за недостатка патронов, начали отходить. К 2-ум часам дня послышался подоблачный шум нескольких пропеллеров. Четыре самолета, первые предвестники приближения помощи, быстро опустились, каждый в своем направлении. Кап. Веселовский быстро разыскал ближайшую телефонную связь и сообщил в штаб восставших: «Конная группа ген. Секретева оставлена мною на хут. Федоровском в 5-ти верстах от ст. Казанской. Сейчас ген. Секретев наступает на Казанскую». И в то время, когда красные жгли все в Казанской, над их цепями стали рваться снаряды группы ген. Секретева. И по всему фронту восставших, по телефону было передано радостное известие о приходе конной группы ген. Секретева, который, не задерживаясь, бросил вплавь свою конницу через Дон, 26-го мая она обрушилась на Мигулинскую, 28-го была взята Усть-Медведицкая…
В свое время инициаторы восстания конечно предпологали получить скорую помощь от Донской Армии. Но дальность расстояния до донского фронта (300-350 верст) и отсутствие связи помешали этому. Еще больше мешало этому то, что ген. Деникин, главнокомандующий В. С. Ю. Р. при ген. Краснове не разрешил дон. командованию, как оно хотело, сразу оказать помощь восставшим. Но это стало возможно при новом Атамане ген. А.П. Богаевском.
Мне трудно описать те чувства, которые переживали мы, чины отряда ген. Секретева, при своем соединении с восставшими… А еще труднее передать, выразить словами, то волнение, те чувства, ту неограниченную радость, охватившую восставших, особенно стариков, женщин. Всех нас встречали, как спасителей, как избавителей от верной, лютой жестокой смерти…
Генерала Секретева окружили особенным вниманием, ему целовали руки, коня его украшали цветами, по земле стелили ковры. Женщины останавливали его коня, поднимая своих детей говорили: «Смотри и запомни, это наш спаситель от безбожных товарищей…» Древние седые старики, опираясь на «байдики», подходя к нему «гутарили»: «Спасибо! Спасибо, наш сынок! Нас ты спас от верной смерти, Бог тебя вознаградит за этот подвиг. А наше Войска и мы также не забудем тебя!»
Ликование было неописуемо, хотя жестокие бои не были закончены и продолжались. Мало кто спасся из красных, но и казаки несли большие потери: красные дрались очень упорно, в плен не сдавались.
Три дня наш отряд отдыхал, а восставшие казаки приводили себя в порядок. Вскоре дон. командование переформировало их полки и влило в Дон. Армию. Наш же отряд продолжал наступление на север, выполняя новую задачу командования. К 20-му июля 19 года мы заняли Бутурлиновку, 23-го передали этот район пех. дивизии ген. Гусельщикова, а сами вошли в подчинение к ген. К. К. Мамантову. 25 июля начался знаменитый поход-рейд по тылам красных ген. «Мамы», как говорили «товарищи». Но об этом рейде надо писать отдельную статью.
Нью-Йорк
М. Бугураев
Источник: РОДИМЫЙ КРАЙ № 105 — МАРТ-АПРЕЛЬ 1973 г.
Читайте также: