20 июля — Жаркий настоящий июльский день. Утром с начальником штаба поехал осмотреть, что сделано в окопах. Они, конечно, оказались не исправленными: кое где поковыряли землю, набросали соломки и успокоились: авось сойдет! Обычная русская лень даже там, где дело идет о сохранении своей же собственной жизни… Большинство казаков, разморенные жарой, дрыхнут, сняв рубахи и сапоги. Немного работают девушки из ближайшей деревни под надзором наших сапер.
Какие здесь дивные ночи! Светло, тепло, тихо… Не хочется верить, что с утра снова загремят безпощадные пушки и красивая, вся в зелени д. Иванувка сделается, может быть, добычей пламени.
23 июля — Последнюю ночь провожу в этой милой зеленой деревушке: завтра приказано нам перейти в д. Качанувку.
Вчера, поздно вечером привели ко мне пленного немца 167 пех. полка. Пруссак, с разбитым лицом и раной в спину пикой, защищался, как лев против девяти казаков и сдался только тогда, когда расстрелял все патроны и был ранен пикой. Когда я начал с ним говорить — он протянул мне руку и горько разрыдался… Я пожал руку побежденного, но храброго врага и успокоил его: он думал, что я прикажу его расстрелять.
Сердобольная дочка хозяйки дала ему молока и хлеба и он совсем повеселел; долго мне говорил, что их офицеры уверяют солдат, что как только он вытеснят русских из Галиции и Буковины — будет заключен мир.
От семьи уж месяц, как нет писем. Наша почтовая контора во время отхода куда-то сбежала, а часть почты сгорела у Езерны вместе со старым штабным автомобилем.
24 мюля, д. Качанувка — Получено ужасное известие, что несчастный ген. Эрдели, после Тарнопольской драмы принявший Особую Армию, убит каким то солдатом в то время, когда он уговаривал один из своих полков идти в бой… Убит предательски подло — в спину из револьвера. Бедный Иван Егорович! А давно ли я писал про него, что он сделал блестящую карьеру… Царствие ему Небесное!
Арестован ген. Гурко, бывший Главнокомандующий Западным фронтом по обвинению в «заговоре против революции». Главнокомандующим Ю.З. фронтом назначен ген. Черемисов, Балуев остается Командармом XI. Не завидую ни Корнилову, ни Черемисову, несмотря на их головокружительное возвышение. Судьба Гурко, Эрдели еще на глазах…
А дела наши — все хуже и хуже. Уже пали Черновицы, скоро падет Хотин. Немцы неудержимой лавиной текут в направлении на Одессу, разъединяя нашу и румынскую армии. Пехота наша попрежнему не желает сражаться. У нас на участке солдаты говорят, что уйдут при первом же выстреле немцев… Пусть попробуют! Мои пулеметы готовы… Но что же будет дальше?
Правительство все еще не может сговориться. Керенский собирался уйти. Уговорили пока остаться. Ленину, когда он уже удрал, и Ко предъявили, наконец, обвинение в измене… Поздно!
25 июля. Д. Качанувка. — Ген. Эрделли жив. Его начальник штаба ген. Вальтер в «Киевской Мысли» напечатал опровержение слуха о покушении на него. Искренно радуюсь. Но кому нужно было распространять такие слухи с точным описанием подробностей убийства?
26 июля. — Сегодня получил известие, что командир Гвардейского Кавалерийского Корпуса ген. Арсеньев возбуждает ходатайство о назначении меня начальником одной из трех дивизий его корпуса. Прислал мне запрос.
В мирное время я был бы очень обрадован этим. Но в настоящее время, когда гвардейская кавалерия не принимает участия в боях, — меня такое назначение, если оно состоится, не очень радует. Придется стоять где-нибудь далеко в тылу и ловить дезертиров — занятие не из веселых, хотя по нынешним временам и очень нужное. Однако отказываться не придется, хотя мне будет и очень жаль расставаться с моими забайкальцами, с которыми я столько пережил за время своего командования. Послал свое согласие.
27 июля. Д. Кривачинцы. — Моя боевая страда, по-видимому, закончилась надолго. Всю конницу почему-то приказано отвести в тыл, оставил только разведовательные части. Пехота заняла окопы. На фронте наступило какое-то затишье.
Я со штабом расположился в старом помещеньем доме с прекрасным запущенным парком вековых деревьев. Живется тихо и спокойно. Со штабом подвожу итоги боевому периоду действий дивизии.
29 июля. Кривачинцы. — Сидим в резерве. Отдыхаем и чистимся. Слухи о моем предполагаемом уходе уже распространились в дивизии и я со всех сторон (не знаю искренно ли?) слышу выражение сожаления по этому поводу.
С фронта — мало утешительных вестей. Наши войска, хотя и медленее (нет решительного напора немцев), но все-таки отходят назад, в наших руках остался уже только маленький клочек Галиции. Случаи неповиновения начальникам, отказа идти в бой и братания — продолжаются.
1 августа. — Сегодня князь Кекуатов по секрету сообщил мне, что полки моей дивизии и артиллерия решили поднести мне солдатский Георгиевский крест на основании недавнего приказа по Военному и Морскому Ведомствам за мое руководство дивизией в боях под Тарнополем.
Для меня это — приятный сюрприз, тем более ценный, что я ни подлаживался ни к комитетам, ни к казакам и не раз говорил им очень неприятные вещи, требуя исполнения долга и службы.
4 августа. — Сегодня исполнилось 25 лет моей офицерской службы. Сколько и хороших и грустных воспоминаний за эту четверть века! Я радовался, что живу в такой интересный период мировой жизни, когда на моих глазах сделано столько величайших открытий, изобретений, и вместе с тем — трагедия, переживаемая Россией, заставляет меня думать, что лучше бы родится на 50 лет позднее настоящего ужасного времени!
В газетах пишут, что Государя с семьей Временное Правительство, по требованию большевиков Совдепа, отправило в Тобольск. Какая подлая и жестокая месть зазнавшегося хама, который ныне правит нами! Сюда, в нашу глушь доходили слухи, что английский король и, кажется Франция предлагали Государю свое гостеприимство. Неужели же он по своей воле не захотел им воспользоваться и предпочел Сибирь относительно спокойной жизни частным человеком в Англии или во Франции?
Зачем это новое унижение бедному Государю? Да, и только ли одни унижения ждут его с семьей там? Кто его защитит среди обезумевшего моря большевизма? Мрачные предчувствия и горькие думы о непрочности земного величия не оставляют меня…
5 августа. — Мой начальник штаба полк. Эверт получил 32-й пехотный Печорский полк и сегодня же уехал к новому месту службы. Очень сожалею об его уходе: он был всегда прекрасным помощником, спокойным и распорядительным в боях. Вместо него назначен моей же дивизии казак — Ген. Штаба полк. Тонких.
6 августа. — Чудный солнечный день после бури и дождя третьего дня. Наш запущенный парк очарователен. В свободное время я с удовольствием брожу по нем, вспоминая только недавно пережитые боевые дни. Так все тихо и мирно кругом, как будто бы и не было совсем войны! Полки моей дивизии стоят по окрестным деревням и ведут занятия почти мирного времени. Крестьяне спокойно убирают хлеб с полей. В нынешнем году хороший урожай.
Сегодня же мой новый начальник штаба доложил мне, что получена телеграмма ген. Арсеньева о том, что он представил меня на командование 1-ой гвардейской кав. дивизией. Как казак, я предпочел бы получить 3-ю дивизию в которую входят гвардейские казачьи полки, но в виду того что эта дивизия уже занята, я не откажусь и от 1-ой в. кав. дивизии, с многими офицерами которой у меня были хорошие отношения по службе в гвардии. В этой же дивизии я начал свою службу: Л. Гв. Атаманский полк тогда входил в ея состав.
7 августа. — Стоят очаровательные ясные дни. В особенности хорошо утром и вечером. Давно уже не слышно пушек. Мы отведены от фронта верст на тридцать. Службу на позиции (связь и разведку) несет по очереди один полк. Уходят лучшие дни для боевых действий: не за горами и осень.
Не понимаю причин этой бездеятельности: ведь каждый день войны стоит России 53 миллиона рублей!
Несмотря на затишье, бедные забайкальцы на фронте все же несут потери, хотя ведется только мелкая перестрелка. Вчера убит отличный урядник 1-го Верхне-Удинского полка партией немецких разведчиков. Бывший с ним казак, видя свое отчайное положение, выскочил на шоссе и начал кричать ура. Немцы подумали, что за ним идут наши войска быстро убежали.
Привожу дословно только что полученный приказ по Армии и Флоту от 2 августа:
«Казаки! В такие дни, которые переживает теперь Россия, вы перед лицом всего мира являете пример безпредельной любви к родине и глубокую преданность идеалам свободы и демократии. В смутные дни 3-7 июля, когда в Петрограде был затеян безумный заговор против великой русской революции, вы, по первому зеву Временного Правительства рыцарски стали на страже свободы и порядка. С великой отвагой, спаянные крепкой сознательной дисциплиной, вы честно выполнили волю большинства революционной демократии, оросив своей кровью улицы столицы. На фронте вы не запятнали себя позором измены. С безпримерной храбростью, сражаясь с врагом, вы увлекли своим живым примером всех малодушных, удерживали трусов, клеймили своим презрением подлых предателей. В февральские дни государственного переворота вы одни из первых присоединились к возставшему народу. С этого момента вы оставались и, я верю, останетесь неизменно верными революции, отважно защищая от всяких посягательства завоевания революции и великую будущность нашей свободной России. Рад оценить ваш благородный порыв. От имени всей революционной армии объявляю вам спасибо.
Приказ этот прочесть во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и командах. — Военный министр Керенский».
Странное впечатление произвел на меня этот приказ… Да, казаки доблестно сражались за Родину и порядок в ней. Но чужды им громкие слова — «идеалы свободы и демократии», «завоевания революции» и т. д.! Казак никогда не был крепостным, в самые мрачные годы крепостного рабства он был свободен и не за свою свободу боролся он. А «завоевания революции»? Что они дали казаку и в чем собственно они заключаются?
Не завидую офицерам, которым придется читать и разъяснять казакам этот приказ!
9 августа — За эти грустные, позорные дни, так называемого, «отхода» сколько удивительных подвигом мужества и преданности долгу проявили офицеры! К сожалению, я не знаю имен этих героев долга, эти сведения получены от одного из чинов Ставки в письме, но без указания частей и фамилий героев. Вот примеры:
1. Рота Н-ского полка отказалась наступать. Ея командир стал перед ней на колени и умолял солдат идти вперед. На это унижение рота ответила руганью и издевательствами. Нашелся только один солдат который пошел за ротным командиром. Они «перешли в атаку» вдвоем и оба были убиты.
2. Рота другого полка бежала из окопов. Остался в них один ея командир, который отстреливался до прихода другой роты, которой и «сдал» окоп.
3. Н-ская пехотная дивизия отказалась наступать. Тогда ея начальник собрал всех офицеров (около 200 человек) и с ними перешел в атаку. Большая часть погибла, но пример подействовал и дивизия двинулась вперед.
А вот примеры иной «доблести»:
1. При отступлении от Тарнополя бежавшие солдаты занялись неистовым грабежом и насилиями. Было расстреляно 14 негодяев.
2. При оставлении Станиславова и особенно Калуша — творилось что-то ужасное: помимо грабежа, солдаты, как звери набросились на женщин: насиловали 70-ти летних старух и 8-и летних девочек по очереди; очереди в хвостах ждали по 30-40 человек. Если жертвы не умирали — их убивали. Говорят даже, буквально четвертовали, отрубали кисти рук у женщин отрезывали груди…
В Калуше будто был такой случай: офицер, проходивший мимо одного дома услышал страшный крик женщины, вбежав в дом, он увидал ужасную картину . озверевший солдат схватил грудного ребенка за ножку и собирался разбить ему голову о стену: перед ним на коленях стояла мать и умоляла пощадить ребенка. Выстрелом из револьвера офицер застрелил солдата и тем спас жизнь ребенка. Мать ему рассказала, что солдат требовал от нее денег, а так как их у нее не было, то мерзавец схватил ея дите со словами: «Вот я разобью голову твоему щенку, так ты найдешь деньги…»
Между этими двумя полюсами было, конечно, много переходов от высокой доблести до безграничной подлости… Но все-таки — мало надежды на то, что наша Армия «выздоровеет», слишком уж ее развратили… Недавно, говорят, опять был случай убийства командующего полком за убеждение наступать. И это сделали гвардейские стрелки. Неужели это правда? Кроме Петровской бригады — почти вся гвардейская пехота опозорила свои седые знамена трусостью, изменой и предательством…
Бедные офицеры! Что им пришлось пережить, видя нравственную гибель своих старых полков? Велика была роковая ошибка высшего командования, двинувшего с самого начала войны в бой гвардейские полки, действительно — цвет нашей Армии Их следовало бы оставить в Петрограде, не разбавляя огромной массой плохо обученных и мало воспитанных в военном духе запасных. Тогда не было бы и ужасной нашей революции. Старые гвардейские полки сумели бы удержать в порядке разнузданный тыл и быстро бы прекратили всякие попытки наших революционеров-предателей. А вместо этого, в первый же период войны старый состав кадровых офицеров и солдат гвардейской пехоты был в значительной степени уничтожен. Гвардия дралась прекрасно и вполне понятно, что потери в ней были велики. С конца 1915 г. состав гвардейских полков был уж далеко не тот, как перед выступлением на войну и разлагающая пропаганда наших предателей нашла среди них такую же подготовленную почву, как и в армейских полках.
Каким то чудом относительно еще до сих пер держится Петровская бригада — Л. Гв. Преображенский и Семеновский полки. Под Тарнополем моя дивизия дралась рядом с ними, и мы видели, что сравнительно с армейскими полками, гвардейцы были выше, хотя и там уже чувствовалось, что они долго не продержатся. Я вспомнил свое негодование и отчаяние во время одновременного отхода с моей дивизией: под Тарнополем они сначала заняли найденный длинный окоп и решили задержать здесь немцев, а затем, после первой же немецкой гранаты через голову, как один, быстро встали из них и не слушая никаких уговоров и приказаний офицеров и моих проклятий, с шумом и гамом стали отходить назад. Только появление сотни забайкальцев, вызванных мною из резерва и спешенных впереди семеновцев заставило их остановиться и поддержать сотню своим огнем. Армейцы и этого не сделали бы.
Как эта гвардейская пехота была мало похожа на ту стойкую, как скала, Гвардию, с которой я уже в 1915 г. сражался с немцами в Холмском районе, командуя Л. Гв. Сводно-Казачьим полком! Какие чудеса храбрости и удивительной стойкости проявляла она тогда!
10 августа — Сегодня получена телеграмма из штаба XI армии о том, что я «допущен к командованию» 1-й Гвардейской кавалерийской дивизией.
Вопрос решен! Переворачивается еще одна страничка истории моей жизни… Помоги Господь, чтобы и здесь моя служба прошла благополучно!
13 августа — Кривичинцы — Сегодня утром торжественно, с оркестром музыки, в присутствии всех командиров полков и председателей Георгиевских дум частей дивизии, кн. Кекуатов поднес мне постановления всех полков, стрелкового и артиллерийских дивизионов об удостоении меня солдатским Георгиевским крестом 4-й степени. Князь, сильно волнуясь, произнес длинную речь, где очертил мою боевую деятельность, «военный талант и спокойствие в боях». В заключении, после ура всех собравшихся, он передал мне Георгиевскую ленточку: креста здесь не нашли. На время дал мне свой крест мой вестовой Иван Козел, полученный им за то, что он мне спас жизнь в одном из боев в Восточной Пруссии в 1914 году.
Итак — я Георгиевский кавалер! Хоть у меня и солдатский крест, но он мне тем более дорог, что его присудила мне вся моя дивизия, с которой я скоро расстанусь, быть может, навсегда. Ценю свой крест также и за то, что при нынешнем отношении солдата и казака к офицеру и в особенности к генералу — присуждение этого знака отличия является доказательством тех добрых отношений, какие мне удалось установить с моими забайкальцами.
14 августа — Каждый день постепенно прощаюсь с частями дивизии, одновременно поздравляя новых георгиевских кавалеров. Третьего дня простился со 2-ой бригадой, вчера с 1-ой и стрелками, сегодня ездил на позиции проститься с артиллерией. Все по-видимому искренно сожалеют о моем уходе, говорят мне теплые речи; дивизионный комитет поднес мне трогательное постановление, назвав меня «гражданин казак». Завтра предстоит прощальный обед, а послезавтра — еду на автомобиле (120 верст) к новому месту службы. Когда я прощался со стрелками, с которыми у меня было столько недоразумений, я в своей речи к ним вспомнил о них и просил стрелков быть такими же верными защитниками Родины, какими они показали себя в наших последних боях, в особенности пулеметная команда Кольта. Вышел бравый молодой унтер-офицер, только что поздравленный мною георгиевский кавалер, и от имени всех стрелков сказал мне: «Мы — честные люди, г. Генерал, и верные дети России. Мы, может быть, расходимся с вами в политических убеждениях, но мы дали вам слово быть храбрыми солдатами и мы сдержим его, как и держали до сих пор в боях. Очень сожалеем о прошлых недоразумениях». Все это было сказано складно и с достоинством. Я поцеловал его и мы расстались с стрелками друзьями.
15 августа, 3 часа дня. — Простился со всеми полками и другими частями дивизии. Выслушал много хороших слов и пожеланий. Сейчас будет обед, на котором будут «провожать» меня начальники частей и штаб моей бывший дивизии. Не хочется уезжать мне отсюда. Бог знает что ждет меня впереди, а здесь, среди хотя уже и тронутых революцией, но все еще не потерявших порядка и сознания долга казаков — я очень скоро почувствовал себя в свой семье. Под скромней внешностью моих соратников я нашел много чистых сердцем людей, глубоко преданных долгу, верных слуг России. Вместе пережитые дни тяжкой боевой страды еще больше скрепили мою духовную связь с полками.
Уеду с искренним сожалением, но с спокойной душой и чувством исполненного долга: слава Богу все части дивизии теперь в полном порядке и представляют собой надежное оружие в руках начальника. В боях казаки показали себя молодцами, и я буду всегда гордиться, что имел честь командовать такими доблестными частями. О внутренних недразумениях в полках уже не слышно: перед лицом смерти — все стали «демократами» в лучшем смысле этого слова. Уверен, что дивизия будет хорошо служить, если ей снова дадут боевую работу. Но, если она будет долго бездействовать в тылу, то, вероятно, опять скоро начнется разложение, которое сделало такие страшные успехи во всей русской армии…
В тот же день — полночь. — Итак день закончен. Обед прошел в удивительно теплом сердечном настроении. Не под влиянием вина, которого было не много, а, видимо, с открытой душой провожали меня мои ближайшие соратники и помощники, большинство которых я, вероятно, не увижу больше никогда. Я с ними пережил много и хороших и тяжелых дней, видел искреннюю помощь и усердную службу.
Дай Бог им всем счастья, бодрости духа и тела — нести свой тяжкий крест на благо обшей Матери — России.
Прощай, 1-ая Забайкальская казачья дивизия! Да хранит тебя Бог, верная защитница измученной Родины!…
Старший бригадный командир генерал-майор кн. Кекуатов вступил в командование дивизией. Завтра рано утром еду к новому месту службы.
Ген. А.П. Богаевский
(Вашего голоса не хватает)
Loading ...Читайте также: