Спереди по колонне передают: «Когда впереди крикнут «Ура!» — всей колонне кричать…» Минуту спустя впереди слышим Ура-а! и вся колонна тоже орет во все горло, даже не двигаясь с места.
Продолжаем наш путь и через некоторое время проходим полянку, на которой еще горят костры. Узнаем, что здесь только что была застава зеленых. Наш полковник спешил человек пятнадцать и, приказав всем кричать «Ура», бросился на заставу, которая в панике бежала.
Вскоре после этого въезжаем в селение Афони, где даже захватываем какой-то обоз, который зеленые не успели вывести. Передают команду: «Два часа отдыха». Понятно, с одной стороны мы не должны терять времени, но с другой и лошади и люди сильно измучены перевалом. После короткого отдыха двигаемся дальше, все так же темно и все так же идет дождь. Начинает светать. Дорога узкая и пробираться вперед очень трудно. Но почему наша колонна вдруг остановилась? Вижу, что два всадника отъезжают от головы колонны, остальные остаются на месте. Добираюсь до адъютанта нашей дивизии, который мне сообщает, что наш передовой разъезд наткнулся на двух парламентеров зеленых, которые предложили кому-либо из наших проехать вперед и осмотреть их позиции, которые по их словам неприступны и, отказавшись от напрасного кровопролития, согласиться на сдачу. Полковник, назвав себя начальником разъезда с одним из этих парламентеров поехал вперед осматривать позицию. Последним его распоряжением было: «Если через два часа не вернусь — расстрелять оставшегося заложника».
Спешиваемся и начинаем собираться группками. Уже на побережье, а потом при переходе через перевал все люди перемешались, а теперь начинаем собираться каждый по своим частям. Вот собрались Атаманцы, собрались и мои; не много их, но все славные ребята и с каждым из них связано какое-то воспоминание о совместной службе. Ведь каждого из них я знаю не только по службе. Я с ними сжился и знаю, например, что один из них месяцев пять тому назад наскоро женился во время отпуска. А вот у другого — недавно умерла мать. Вот седобородый старик и два его сына. Старик присоединился к нам еще на Дону, вынырнув откуда-то и заявил: «Не могу оставаться с коммунией, два сына моих у вас служат, дозвольте и мне вступить в батарею». Приняли, славный старик, хранитель старых казачьих традиций, любил я с ним поговорить о старине и послушать его старые, чисто казачьи обороты речи и обращение «Ты — Ваше Благородие!»
Ждем, время тянется медленно. Наконец показывается полковник. «Отпустить парламентера. Передай еще раз, что через два часа дадим ответ. Господ офицеров прошу собраться сюда, ко мне!…»
Как он изменился за эти последние два дня! Лицо серо-синее, в глазах безнадежность и страшная боль.
«Господа офицеры! — начал полковник — Я осмотрел позицию зеленых и понял, что взять ее можно только с хорошей пехотой, а нам — ее не взять. По словам зеленых, из Кабардинки и со стороны Новороссийска уже высланы отряды чтобы запереть нас в ущелье, что считаю вполне возможным. Остается один из двух выходов: или сдаваться, или бросив лошадей уходить в горы, причем шансов на то, чтобы пробиться в Крым или в Туапсе, учитывая то, что все горы заняты красно-зелеными, почти нет. Предлагаю вам рассказать все это вашим казакам и пускай они сами решают что делать? Если найдутся желающие уходить в горы, я поведу, свой долг я исполню до конца…»
Иду, рассказываю все своим ребятам и, чтобы не мешать рассуждениям и обсуждениям, отхожу в сторону и присаживаюсь. Конец!… Сдаваться не хочу… Уходить в горы? Но надежды на спасение никакой нет, а главное я смертельно устал и физически и морально, нет больше желания бороться… Стреляться? Но только не в сердце… в висок или лоб, а то еще пуля скользнет или рука дрогнет. Нет, лучше всего вложить дуло в рот зажать его зубами и… нажать на курок, так это надежнее… Решение казаков, заранее мне известно: «Сдаваться!» Значить, докурим последнюю крюченку и…
От группы казаков отделяется старик, подходит ко мне и остановившись в двух шагах внимательно на меня смотрит: «Ты что ж, Ваше Благородие, думаешь?»
«А что?»
«Дык я тебя наскрозь вижу, стреляться думаешь, а только я тебе скажу, что никаких правов ты на это не имеешь!»
«То есть как?»
«Очинно даже просто, которые господа офицеры нас побросали, да уехали, ихние имена по станицам и хуторам передадим, а вот такие как ты, што до края с нами шел, постреляться хотит, а мы с кем останемся? Ты думаешь это — конец? Н-еее, казачество с коммунией никогда не помирится, так вот я тебе и говорю, что правов ты, Ваше Благородие стреляться не имеешь. Шел с нами, ну и иди до конца, а потом — што Бог даст… На все Его Святая Воля…»
Слова старика, который меня «наскрозь» увидал и освещение вопроса со стороны, о которой я последнее время не думал, произвели на меня сильнейшее впечатление. «Ты прав отец. Что решили казаки? Сдаваться? Скажи им что я иду с ними до конца, на все Его Святая Воля…»
Иду к полковнику: «Господин полковник, мои казаки решили сдаваться, я иду с ними». Полковник молча протянул мне руку, мы глянули друг на друга и больше я его не видал.
Возвращаюсь к казакам, снимаю револьвер, забрасываю его в кусты и тут в коем мозгу мелькает фраза из какой-то книги: жизнь — это сцена, а мы все — артисты, плохо или хорошо играющие какую-то роль. Попробую сыграть роль офицера идущего до конца. Боюсь? Еще и как; если просто расстреляют, то на это иду, а вот если лампасы будут вырезать или гвоздями погоны прибивать, как бывало во время гражданской войны?
Ко мне подходит урядник: «Дозвольте доложить, как значить ребята решили сдаваться и вы, значить, с нами, так просим вас принять удостоверение писаря. Его и по ряжке видать, кто он, а вас никто не выдаст, потому ребята отговорили и другим сейчас передают, что в случае чего, если кто только подумает чего такого, так глотку перервем враз!… Дозвольте Ваше Благородие?» и он наклоняется к моим защитным погонам с ножичком. В голове моей мелькает: «Взялся за роль, так играй ее честно, иначе сам себя уважать не будешь. Я отклоняю руку урядника: «Скажи ребятам спасибо, а только был я у вас офицером, таковым и дальше пойду. Писарем же у вас не был». Урядник вытягивается — «Слушаюсь!»
Казаки наблюдают за нашими переговорами, вижу, как переглядываются. Старик поглаживает серебрянную бороду и оттуда доносится: «я ж тибе говорил!» Значить, пока что играю роль правильно.
Садимся на лошадей и идем, сперва шагом, но потом под нажимом идущих сзади, так как оттуда слышны отдельные выстрелы, переходим на рысь. Маленький поворот ущелья и вдруг нас осыпает град пуль, они щелкают по камням, свистят над нашими головами. «Да выбрасывайте скорее белый флаг, зеленые думают, что мы их атакуем!» Передние казаки лихорадочно роются в сумах, один из них побыстрее других, находит что-то белое и надев на винтовку размахивает над головой. Стрельба прекращается, зеленые делают нам знаки приблизиться и мы продолжаем наш путь. Теперь я вполне понимаю мнение полковника. Ущелье в этом месте круто заворачивает влево и весь склон, покрытый кустарником и камнями, преграждающий нам путь в несколько ярусов занят позициями зеленых.
На переезде через ручей стоит на хорошем рыжем коне всадник, как видно, начальник, окруженный группой пеших зеленых. Его лицо, небольшая золотистая бородка расчесанная надвое, посадка на коне, все ясно показывает что это бывший офицер. «Не бойтесь, товарищи — кричит он — Никому ничего не будет! Казаки, сдавайте винтовки, а шашки можете оставить на себе. Офицерам сдать все. Проезжайте в станицу и становитесь по 20 человек на двор».
Въезжаем в станицу Шапсугскую и я с группой людей заезжаю в один из дворов, слезаю с коня и становлюсь столбом, мыслей, как будто никаких. Сколько времени стою — не знаю, но всевидящее око одного из моих урядников это замечает и с соседнего двора, через заборчик слышу: «Ваше Благородие, а где же ваш Муров?»
«Не знаю, брат ты мой, я его еще сегодня не видал».
«Ага! Сейчас…» Через очень короткое время появляется мой вестовой Муров. Глаза его бегают, а левая щека будто слишком красная.
«Дозвольте коня, Ваше Благородие, сейчас вареной картошки принесу, больше ничего нельзя было расстараться».
После узнаю, что он, было, решил, что его обязанности кончились, но моя строевая публика быстро и решительно «внушила» ему, что пока что все остается по прежнему.
Вхожу в дом. Вскоре появляется картошка в мундире и соль в тряпочке. Вспоминаю, что сегодня ем впервые, вчера кто-то сунул мне кусок хлеба, позавчера кто-то дал плитку шоколада из разграбленных складов Новороссийска. В эту ночь спал час, в прошлую — два. Пробираюсь между людьми и ложусь на пол, головой в угол. Стоящие надо мной, о чем-то оживленно спорят. Начинаю понимать — это офицеры 1-ой батареи, у них казначеем поручик Каяндер из прибалтийцев, у него остались батарейные суммы, которые офицеры предлагают разделить, а он говорит, что должен их сдать красным. Вот чудаки, думаю, за несколько часов до расстрела о деньгах заботятся. Засыпаю сразу и просыпаюсь только рано утром. По давней привычке проверяю в каком состоянии мой конь, здороваюсь и разговариваю с уже вставшими казаками. Узнаю, что зеленые называют свою часть полком, состоящим из двух батальонов. Один батальон называется «Гром», другой — «Молния», а весь полк значить «Гром и молния».
Нам приказано выстроиться в конном строю на площади. Выстроившись, — мы заняли всю площадь. На крыльцо станичного правления выходит комиссар, он в штатском, на груди — большой красный бант, на рукаве тоже что-то красное. С первых же слов слышится странный акцент, и вообще, сразу видно, что он не казак: — «Товарищи!… Теперь когда засияло солнце свободы… вас обманывали… Вы — трудовой народ… все ваши вины прощаются… в армии товарища Буденного вы докажите преданность трудовому народу…» Речь продолжалась долго, комиссар заглядывал в какие-то листовки, выбирая из них отдельные фразы. Наконец речь окончена. — «Товарищи бывшие офицеры, врачи и чиновники выходите сюда!» Нас вышло 14 офицеров и врач нашей дивизии Мокрицкий, который немедленно был взят врачем в полк «Гром и молния», а нас ввели в корридор станичного правления, где уже стоял столик и тот же комиссар начал опрос: чин, часть, имя, отчество, фамилия и т. д. Я проходил пятым. Скрывать было нечего, но когда он спросил «где живет ваша семья?» — то я быстро ответил: «Пенза, Московская 26». Опрос окончен и я вхожу в комнату, которая охраняется зеленоармейцами. Это холодная арестантская комната, окно без стекол, но с солидными решетками, …штукатурка стен исковеркана, побита как бы следами пуль. Окно выходит в сторону от площади, но прижимаясь головой к решетке я вижу край площади и одного из своих казаков. «Вощиников!» — кричу я. Он, сперва не может понять откуда его зовут, но на второй мой окрик бежит сюда и каким-то образом очутился около окна.
«Послушай дорогой, ты знаешь где я живу, ты заезжал за мной в Новочеркасске. Так вот, если Бог даст — заезжай к моему отцу и скажи что мне здесь пришел конец!»
«То есть как?»
«Да вот загляни сюда и поймешь…»
Окно находится выше его головы, но он ухватившись за решетку, подтягивается на руках и оглядывает комнату. Казак он понятливый, и видно сразу понял: «Да это не могет быть! Я — сичас!…» и убежал.
Постепенно комната заполняется остальными допрошенными, мы переглядываемся и… молчим. С площади доносятся какие-то крики, временами наступает тишина, но после вдруг раздался прямо рев многих голосов. Странно!… Что это?.. Вот уже крики слышны через дверь, топот многих ног уже в корридоре, щелкает замок нашей двери, она открывается и мы видим радостные, смеющиеся лица наших казаков. «Пожалуйте к нам Ваше Благородие!…» Мы выходим в корридов, казаки окружают нас со всех сторон и мы выходим на площадь. Обернувшись, я вижу комиссара зажатого в самый конец корридора, который кричит: «Ну счастье ваше, что трудовой народ за вас!…»
Казаки окружающие нас, рассказывают о происшедшем, другие вспоминают подробности, собственные слова или кем либо сказанные. Все улыбаются и страшно рады, но интереснее всего то, что и зеленые тоже улыбаются и страшно рады. Один из них вмешивается в разговор: «Я вот с Кавказского фронта, так если капитана Журавлева кто либо тронул бы, так тоже мог бы кое кому голову расшибить…».
Теперь, после всех рассказов и уточнений картина становится ясной. С площади, близь стоявшие казаки видели, что нас сразу после допроса куда то уводят. Сейчас же начались разговоры: «Что же? Их, значить не отпускают? Может и арестуют? Надо узнать…» — «Да нет, наверно отпустят, подождем…» — «Да чего же ждать, вон уже последнего повели…» — «Да может обойдется…» В это время прибежал Вощинников: «Сам видел, наших офицеров заперли в арестантскую, а стены ее уже пулями исковерканы, это их там расстреливать будут. Что же мы наших офицеров так и отдадим? Пошли говорить с комиссаром, зачем он их забрал? Он говорит — мы трудовой народ, так вот мы с ним желаем говорить…» Колеблющихся не было, раздались крики «Комиссара! Комиссара!… Житникова сюда! Житников казак зубастый, он с ним поговорит, а мы поддержим…»
Рев поднялся такой, что комиссару пришлось выйти. Выступил Житников: «Вот, как ты товарищ комиссар говорил, что мы трудовой народ, так вот мы желаем спросить за что ты забрал наших офицеров? Они наши…» Комиссар вышел опять с какими-то бумажками, заглядывая в которые начал свою речь, в которой слышалось: «…они золотопогонники… белой кости и голубой крови… кровопийцы… враги народа…» Житников его прервал: «Постой товарищ, я не дюже грамотный, дай я тебе на то отвечу, что слышал. Ты говоришь — золотопогонник, так ведь нужно какой-то знак отличия иметь? Вон ты, скажем, тоже на груди красный бант имеешь, да и на рукаве тоже, так что это ни к чему? Белой кости и голубой крови? Чудно что-то, не слыхал, но только вот с тем сотником, что ты задержал, мы вместе в приходскую школу бегали, так он мне фонарь под глаз поставил, а я ему сопатку разбил, так своими глазами видел кровь у него красная, да и у других такая же. Так что это — брехня. Ты говоришь «кровопийцы», а ты, товарищ, с ними служил? Нет? А мы по два, по три года служили, так кому знать, что они кровопийцы или нет? Ты говоришь, что они враги народа. Так вот мы-то народ? Так мы тебе и говорим, они не враги, они наши! Отдавай их нам!»
Казаки при первых встречах с зелеными спрашивали их, кто у вас комиссар? Те отвечали: «А черт его знает, кто он такой, да и говорит не по нашему и всего то за ним 10-15 человек, а вот всем верховодит». Отсюда казаки поняли, что комиссар никаким авторитетом не пользуется, и к тому же зеленые сейчас во время этого разговора сами подавали одобрительные реплики: «Ай да и ребята! Стоят за своих офицеров, значить они у них хорошие были». В результате казаки смелели все больше и больше. «Отдай их нам, тебе говорят, не тебе их тут судить, а мы доведем их до центра, там и разберут. Мы берем их на поруки и за них отвечаем!..»
«Товарищи, вы идите, а я их после пришлю…»
«Да ты нам зубы не заговаривай, а отдавай сейчас!…» Казаки уже вошли на крыльцо и «нажимают» на комиссара вплотную. А он — оглядывается по сторонам, но ни откуда поддержки не видит. «Товарищи, я ключ потерял, потом найду». Ближайший казак расхохотался ему в лицо и обращаясь к зеленоармейцу, стоявшему рядом, протянул руку за винтовкой: «Дай-ка браток, вот эту штуковину, так я этим ключиком, какую хошь дверь открою». Тот со смехом сбросил винтовку казаку. Это уже окончательно доконало комиссара и он, позеленев, отдал ключ.
Теперь мы опять собрались все вместе, тут и офицеры Атаманского полка и адъютант со своей молоденькой прехорошенькой женой, которую он одел казаком. Ее заметили, и кто-то из зеленых и с возгласом «да тут баба!» начал было проталкиваться к ней. Но казаки окружили ее плотной стеной: «Не трожь, ты свою заведи, а это наша!»
Не могу забыть комического случая. «Товарищи! Ну теперь садитесь на лошадей и поезжайте в Екатеринодар!» — распоряжается комиссар. Казаки, смешавшись с зелеными заняты оживленными разговорами и только лишь ближайшие это услышали, а остальные просто не слышат. Комиссар снова слабенько кричит, но результат все тот же.
«Ваше Благородие! — обращается один из ближайших казаков к сотнику, быть может к тому самому, которому он когда-то «сопатку» разбил — Голосок у вас хороший, скомандуйте как следует, а то толку не будет». Сотник расставив пошире ноги набирает полную грудь воздуха и действительно оглушительно рявкает: «По коням». Все бросаются по местам к коням, откуда-то появляется конвой и мы длинной колонной выходим из станицы Шапсугской.
Медленно тянется длинная конная колона. Мерно покачивает конь, все так же, как и все последние годы… Мысли уходят куда-то далеко, в прошлое, и я совершенно забываю, где я и что со мной. Слева слышно, что кто-то нас рысью обгоняет, невольно оборачиваюсь и так же невольно, бессознательно у меня вырывается окрик: «Соловьев! Как сидишь?» Я всегда цукал его за посадку, несколько боком. Тут только сейчас доходит до моего сознания, что я в плену, что это тот самый Соловьев, которого я вернул в батарею в ночь под Новый Год, но что у него за спиной винтовка, что мой конвойный, значит, если он затаил зло против меня, то у него полная возможность свести со мной счеты.
На лице у Соловьева — полная растерянность. «Ваше Благородие, да как же так? Выезжайте ко мне…» Я выезжаю из рядов и еду рядом с ним. «Ваше Благородие, да как же вы тут, да вы же знаете что вам могет быть? Да что же делать?»
«Что же, брат, сделаешь? Вот так получилось…»
«Езжайте на место, я — сичас!…» — и вытянув коня нагайкой, он скачет куда-то вперед.
Проходит какое-то время, мы продолжаем двигаться. Но вот с левой стороны дороги стоят два всадника, один Соловьев, а другой? Лицо знакомое, но откуда же я его знаю? Да, да… ведь это вахмистр, сообразительный и распорядительный, словом замечательный вахмистр. Колонна равняется со всадниками, Соловьев вызывает меня выехать из рядов.
Я подъезжаю: «Здравствуйте вахмистр Смольников, станицы, кажется Слащевской? Помните как вы были у меня в прикрытии под станцией Пески?»
«Здравие желаю, Ваше Благородие! — лицо вахмистра расплывается в широчайшую улыбку — Фамилию помните, даже и станицу, а ведь когда это было?» И подумав прибавляет: «Вот что Ваше Благородие, говорить то приходится наскоро, говорили мне ваши ребята, опять таки вот старик у вас есть, дальним сродством он мне приходится, так он прямо мне сказал, если не поможешь нашим офицерам — прокляну!… Серьезный старик…» Вахмистр покрутил головой: «Опять таки ваш Соловьев — чуть не плачет. Ну, так вот что я скажу: я здесь старший конвойный, если вы хотите бежать, то поговорите с господами офицерами, оттягивайтесь в хвост колонны и… уходите. Конечно без оружия — нельзя, так я сниму с конвойных десять винтовок и вам дам…»
Я настолько был поражен таким предложением, что задержался с ответом, а Смольников понял это по-своему: «Ну хорошо, я дам вам 15 винтовок не могу же я разружить весь конвой».
«Спасибо вахмистр, я поговорю с офицерами».
«Вот и хорошо, я вам оставлю Соловьева, с ним вы можете передвигаться по всей колонне».
Подъезжаю к атаманцам и обсудив предложение, приходим к заключению: что пробиваться к Туапсе когда там, по слухам, или все кончено или находится в полном окружении, так что и пробраться туда невозможно, и поэтому попасть в Крым является полной иллюзией. Остается одно: плыть по течению. Что Бог даст!
В станице Ильской нам приказано сдать лошадей. Прощаюсь со своим конем, на глазах моих слезы, много он мне послужил. Мы стоим на одной стороне площади, а на другой — наши кони, там бегает Смольников, размахивает руками. Видимо что-то доказывает. Вдруг конвойные ведут к нам лошадей, Соловьев подводит моего коня и говорит: «Ну и вахмистр! У меня, говорит, 30 человек больных, которые ходить не могут, я их по списку принимал и за них отвечаю! Давайте для них подводы или лошадей! Кричал, кричал и добился своего».
Здесь мы переночевали и на утро двинулись дальше. По пути я заметил, что старик, адъютант с женой и мы — бывшие арестанты в Шапсугской, ехали верхом, а остальные шли пешком. Не правда ли забавно?
Навстречу нам двигались красноармейские части, шедшие в сторону Новороссийска. Смольняков предупредил, чтобы мы не проговорились, а говорили, что мы, мол, зеленые и идем на формирование.
Вот к голове нашей колонны подскакивает красный с криком: «Снимай шинель!…» Но Смольников тут как тут, и скинув винтовку с плеча орет: «Ты знаешь, что в нашей Красной Армии грабеж запрещен!… Попробуй взять шинель! Я тебя тут же пристрелю и отвечать не буду». Благодаря ему за всю дорогу у нас абсолютно ничего не взяли.
© “Родимый Край” № 115 МАРТ – АПРЕЛЬ 1975 г.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Читайте также: