УШЕДШИЕ (№116 МАЙ – ИЮНЬ 1975 г.)
24-го Декабря 1974 г., утром, в госпитале Военных Ветеранов Войны, на 93-м году жизни, умер самый старший кадет — Донского имени Императора Александра ІІІ-го кадетского корпуса, Александр Иванович Бабкин.
Под редакцией Полковника М. К. Бугураева вышла из печати книга: Донской Императора АЛЕКСАНДРА III Кадетский Корпус. Книга эта большого формата, прекрасно изданная, с большим количеством фотографий, является полной историей Корпуса с его основания в 1883 году, вплоть до закрытия в 1933 году в Югославии. Она интересна не только для бывших воспитанников Корпуса, но и для всех казаков. Из нее они ясно увидят, как росли, воспитывались и получали образование молодые казаки, в большинстве сыновья донских офицеров и продолжавшие, как и отцы, верой и правдой служить своему Отечеству. Книгу можно выписывать у D. Sarinofï. 24 Sylvan Court Lakewood, N.J. 08701. (USA)
Оригинально мы с моим станичником познакомились. Случилось это в очень знойный июльский день, в вагоне поезда, шедшего из Петрограда в Гатчино, должно быть 1914-том. Заочно мы, конечно, знали друг друга по маленькой и тесной Гатчинской жизни — я и сотник 2-го Донского полка, Костя Попов, — нов этот день столкнулись поближе.
Я купил ее у «Ваньки Косого», сына кузнеца той кузницы, которая стояла на сваях у деревянного моста через Донец… Желто-голубая вода реки шла быстро, но без разливной стремительности. Запоздалый, похожий на вату, пушистый цвет тополей, приносимый легким ветром, падал на гладь реки. Рыбы принимали его за мотыльков, с шумом хватали и уносили в глубину. Утро было голубое от совершенно безоблачного неба и стеклянной реки.
(Быль недавняя)
Я познакомился с ними в маленьком босанском городке около сорока лет тому назад. Я кончал в то время кадетский корпус. За редкими исключениями учебный и воспитательный персонал корпуса состоял из казаков офицеров и педагогов. Но этим состав русской колонии в городе не ограничивался. Среди корпусных зданий и бараков прислонившись к горке, ютился маленький домишко, в котором проживали четверо казаков, не имевших никакого отношения к корпусу. Попали они в этот город задолго до нашего прибытия туда и занимались куплей и продажей скота. После удачной покупки гнали скот за много километров на ярмарку в город Сараево, или еще куда-нибудь по соседству, и там перепродавали. У Петровича был наметанный глаз, глаз степняка — знал что и когда надо купить. Приглядывался Петрович, присматривался, морщился плевался, отмахивался, а в нужный момент бил по рукам. А затем станичники, соблюдая очередь, гнали скот на продажу. Жили не скудно, но и не тратились зря, у каждого, почитай, было по кубышке.
Шипы и розы полковой жизни. — Самым неприятным занятием в полку для офицеров было поездки с казаками в ночной попас. Казаки охлюпкой (без седел) выезжали вечером на луг, где кони паслись всю ночь на подножном корму, а офицер с казаками коротали время у костра. Обстановка напоминала тургеневский «Бежин луг», но мне она совершенно не нравилась. Было очень неприятно просыпаться ранним утром на мокрой от росы траве и становилось уж совсем скверно, если за ночь уходили далеко казенные лошади и приходилось вместе с казаками отправляться на их поиски.
Вот что случилось со стариками Садовского и его любимой Стасей.
В те дни, когда разметалось по всей Руси красное пламя революции, то дошло оно и до Кубани в ликовании и радости свобод и упований на новую, светлую, еще более вольную жизнь всем людям. Так празднично и легко и с надеждами окрылялись люди, вместе со свободой чаявшие конец войне и тревогам за ее печальный исход. Но отзвучали гимны и праздничные песни революции о прекрасной свободе и счастии всем людям на земле без рабства и цепей, без насилия и угнетения человека человеком. Октябрьские тучи заволокли северные столицы и поползли оттуда по всей стране молниями страшных лозунгов «смерть буржуям и кулакам» — призывом разрушить до основания старый мир. В темном, веками спящем сознании рабочих и крестьян эти молнии зажгли ненависть и жажду разрушений под истеричные выклики вождей рокового октября.
Статью г-на И. Плахова я читал и в газете «Казак» № 134 и в журнале «Р. К.» № 113, и это побуждает меня предполагать, что оба эти печатные каз. органы ожидают на нее ответа, также как и автор статьи.
Статья И. Плахова очень хорошая, и много в ней вопросов. К сожалению они не собраны в одном месте, а разбросаны по всей статье. На многие из них были уже ответы в моих статьях в №№ 109, 103 и 104 «Род. Края». Из этого вытекает следствие, что я могу отвечать не на все вопросы, и в некоторых теперь своих ответах буду вынужден повторяться.
Подъезжаем к Екатеринодару. Вот и Кубань. Мост был взорван нашими, при отступлении, но сообщение через реку было уже налажено. Здесь мы спешились, и часть конвойных с 2-3 заводными лошадями поскакали куда-то по берегу. Смоляков и тут успел распорядиться. Мы перешли мост и вышли на главную площадь Екатеринодара где получили приказание — офицерам, врачам и чиновникам явиться на регистрацию, которая производилась тут же на площади в каком-то доме. Становлюсь в очередь и замечаю: что все те, кто был уже на регистрации, выходили с какими-то бумажками и с довольно растерянным видом, на бумажке значилось: «такой-то был на регистрации, такого-то числа». Ставится какая-то печать, подпись и устно добавляется: «Явитесь завтра к 8 часам на регистрацию». Получил и я такую бумажку и тоже наверное вышел с растерянным видом: «А куда же теперь?» На площади еще стояли наши казаки и я, конечно, направился к ним, куда вскоре пришли и все наши офицеры. «А где же Смоляков?» — спросил я у своих ребят. — Да побежал куда-то, говорит, не оставаться же нам ночевать на площади?» Часа через два появляется Смоляков, высказал большую радость, что и все офицеры здесь и куда-то нас всех повел. До сих пор не могу объяснить, какими путями этот человек нашел суконную фабрику Петрова около Кубани и занял ее под всю нашу компанию. Попросив нас подождать, минут двадцать отдавал какие-то распоряжения казакам, потом отправился к хозяевам, для нас была отперта канцелярия и даже предложено по паре одеял. Вечером, и казаки и мы, что-то кушали, а откуда появилась эта еда, тоже понять было трудно. К восьми часам утра мы опять явились на регистрацию и опять такая же процедура, бумажки и — явитесь завтра. Мы пошли бродить по городу и попали на базар, где, оказалось, можно было купить и буханку хлеба, сала, яиц, молока, масла и т. д. К нашему большому удивлению, узнали, что по приказу властей, все деньги, имевшие у нас хождение, т. е. и добровольческие, и донские и керенки считаются деньгами и сейчас, чем мы конечно и воспользовались. Вернувшись в «свою» канцелярию мы узнали, что казаки куда-то уходят, и мы трогательно с ними распрощались, так же как и со Смоляковым.
В самом начале сентября, светлым, жарким днем Генерал Краснов прибыл в Млаву. Генерал ф. Панвиц и православный священник встретили его у ворот лагеря. Краснов, в царском казачьем мундире генерала, сидя в коляске рядом с фон Панвицем, проехал через выстроившиеся ряды войска и улицы, запруженные толпами приветствовавшими их народа. Позади их следовал эскадрон личной охраны фон Панвица, который он предоставил Донскому атаману на время его пребывания в лагере, а позади охраны — четыре эскадрона молодых казаков, выбранных из формирований лагеря Мохово.
С какого времени донские казаки стали получать «жалование» от московского правительства — неизвестно, но во всяком случае оно первое время получалось нерегулярно и имело характер оплаты отдельных услуг, или за определенную службу.