РОДИМЫЙ КРАЙ — орган обще-казачьей мысли

В результате этой встречи произошел об­мен мяса, на пшеницу. Таким образом для разнообразия нашего «стола» мы стали по­лучать вместе с кусочком говядины щепотку пшеничных зерен. Смею вас уверить, что несмотря на то, что хлеб печется из пше­ничной муки, но, даже на голодный желудок он никак не может быть сравним, а тем паче заменен зернами той же пшеницы.

Приближаемся к самому «Черному Яру». До сих пор дорога шла в гору. Но тут она, после поворота начинает довольно крутой спуск к речке. Перед нами с другой стороны реки почти отвесная стена, скала эта имеет, насколько мне помнится, не меньше ста ме­тров высоты. Слева — в глубине виднеются несколько построек. Что это за местечко, или аул, никто толком не знает, но каждый догадывается, что это и есть так называе­мый «Черный Яр». Подтверждение этому названию находим при взгляде в правую сторону, как только выходим из-за горы, закрывавшей до сих пор от нашего взора вторую, такую же скалу. Обе эти стены схо­дятся внизу, откуда пробивается быстрый, хотя и не многоводный, в это время года, горный поток.

Впечатление — грандиозное. Представьте себе узкую, черную щель в скале, как бы перерезывающую ее на двое. Эта щель, или «ущелье» очевидно и получило название «Черного яра». А почему же его прозвали черным?.. Очевидно потому, что географи­ческое положение его, не позволяет солнеч­ным лучам проникать в его глубину. Сама же речка, протекая в этом ущелье находится все время в тени, никогда не видя солнца и получила название «Черной» речки, несмо­тря на то, что местами, протекая по залежам белого мрамора она принимает молочный цвет.

При спуске к реке уже не видно мажар. У последних из них, копошатся люди, главным образом старики, женщины и дети, разгру­жая их содержимое и превращая лошадей и быков во вьючных животных, а пустые, уже не нужные мажары спихивают в без­дну, что бы они не мешали другим подвига­ться вперед. Людской поток подводит нас к самой речке. Слева от нас виднеются по­стройки какого-то местечка или горного аула. Вдаваться в детали нам не дозволено, да, кроме того, никому это и в голову не приходит так как всякий торопится поскорее взобраться на эти скалы в надежде, что большевики не посмеют карабкаться на эти скалы и прекратят преследование.

Мимо полуразрушенного моста переходим вброд немноговодную, в этот период време­ни реку и вскоре начинаем подъем по узкой, извилистой горной тропинке. Местами на­клон превышает 45 градусов. Каменистая почва требует большого внимания для того, чтобы не поскользнуться, что может пов­лечь за собою очень печальные последствия. Так как были случаи, когда бык или ло­шадь, поскользнувшись, летели в пропасть, зачастую, увлекая за собою и всадника. Та­кие случаи бывали и с ранеными. Почти не останавливаясь поднимались мы в горы и, под вечер предусмотрительные донцы — артиллеристы выбрали место на довольно плоском отроге, в стороне от главной тропы, развели костер и, еще засветло расположи­лись на ночлег. Лошади и быки были пуще­ны на пастбище, а мы все, после «ужина» разделились на два лагеря. Донцы на одном отроге, а кубанцы — на другом — поменьше, но тут же рядом. Несмотря на то, что все были утомлены тяжелым подъемом, никто не смог заснуть. У каждого была своя думка, но тема — у всех сводилась к одному и то­му же: Что будет дальше?… Когда? когда же придет конец всем нашим скитаниям?.. Все это представляло собою неразрешимую задачу — загадку. Одно лишь ясно — идем мы неизвестно куда и не зная ничего о том, что станет с нами завтра.

Вдруг, нарушая ночную тишину и спокой­ствие кто-то крякнул, или ахнул, горное эхо ему ответило, повторив несколько раз этот звук, и вслед за этим, как только замолкли последние, отдаленные отголоски, полились звуки приятного тенора. Это Степа Кархин запел старинную песнь о запорожцах в пле­ну у турецкого султана:

На высоте около двух тысяч метров, разреженный ночной воздух легко воспри­нимает звуки пения, отбрасывая их далеко в горы, откуда, отражаясь от голых скал, гу­стым эхо возвращается назад. Гармония по­лучилась безподобной.

Донцы не остались в долгу. Чтобы не под­гадить, они затянули какую-то заунывную донскую песню. Не знаю, закончена ли была эта песнь, или же нет. Вдруг из стана донцов раздается голос, если память не из­меняет — Соловьева.

После этого — не знаю, продолжалось ли гореванье или нет, но, несмотря на холод­ную, горную ночь мне все же удалось зас­нуть, и хорошо отдохнуть.

На утро, ни свет ни заря, наша малень­кая группа артиллеристов уже покидала зе­леный отрог, послуживший нам ночным привалом направляясь к главной тропе, по которой уже двигались конные части. Это был (как потом выяснилось) 1-й Кубанский конный полк полковника Живцова. Аван­гард же полковника Демьяненко прошел еще накануне. Наш маленький отряд воз­главлял есаул Мыльников ехавший вместе с вахмистром, за ними следовала большая часть конников. Мы — молодежь — как без­лошадные, погоняли навьюченных быков (наше драгоценное живое мясо), а следом за нами шли остальные конники, как бы слу­жа нашей охраной.

Дорога, если можно назвать так эту из­вилистую тропу, шла по краю почти отвес­ной пропасти. Слева — такая же, почти от­весная скала подымается на десятки саже­ней вверх. Каменистая почва и крутой подъ­ем заставляют нас удваивать и утраивать бдительность, чтобы не оступиться и, пос­кользнувшись не полететь в пропасть. Рас­сказывали, что такие случаи бывали, но лично мне таковых не приходилось наблю­дать. После одного из многочисленных пово­ротов кто-то закричал, указывая пальцем на другую сторону пропасти: «Глядить туды — Туры!… Да целое стадо!…» На самом де­ле, с другой стороны бездны, на довольно крутом, но зеленеющем отроге, в каких-ни­будь двух стах метрах от нас, мирно пощи­пывая травку паслось стадо, не меньше дю­жины диких коз, а над ними, немного в сто­ронке, красавец «тур» горный козел, так­же пощипывая травку лишь время от вре­мени поглядывал в нашу сторону. На такой высоте (около 2000 метров) в горах, почти недоступных человеку, как видно дикие жи­вотные, а тем более горные козлы считают себя хозяевами этих ненаселенных людьми мест. А может быть они знали, что у нас не хватает патронов и поэтому они так гор­до, с презрением посматривали в нашу сто­рону.

Перевал Псеашка, которого мы достигли перед заходом солнца, находится уже в сне­говой зоне. Это — большая котловина, до­вольно ровная, но сплошь покрытая снегом. Наша группа ускорила шаг в надежде прой­ти снежную полосу как можно скорее для того, что бы до наступления темноты начать спускаться по солнечной стороне, так как большинство из нас — молодых не только не имели теплой одежды, но были просто в одной рубашке. Но не тут то было. Приказано заночевать — прямо на снегу. Этой ночи забыть никак невозможно. Для того, чтобы не замерзнуть., приходилось двигаться, хо­дить, танцевать, бегать, чтобы хотя бы не­много согреться. Леденящий ветер не пере­ставал дуть до самого утра.

Мораль у всех, и не только у молодежи, была на самом низком уровне. Слухи, самые невероятные ходили и передавались из уст в уста. Мы — по колено в снегу, находимся между двух огней. Говорят, что сзади нас где-то внизу слышна пулеметная стрельба, значит большевики идут за нами по пятам. Впереди, тоже не лучше. По сведениям, по­лученным от горцев «имеретин», город Романовск (Красная Поляна) занят двумя пол­ками красных вооруженных до зубов с двумя орудиями. Вся кавалерия авангарда, во главе с проводниками имеретинцами и сотней джигитов есаула Попереки уже спус­каются по тропинкам, известным лишь мест­ным пастухам-имеретинцам, атаковать крас­ных с противоположной стороны и застать их врасплох. Кстати — несколько слов о Попереке: Готовясь к атаке Адлера ге­нерал Фостиков послал есаула Попереку со своей сотней в район Сочи, для того, чтобы оттуда он на вьюках, через горный перевал Псеашка доставил бы патроны, так как ему было известно (очевидно по рассказам того же ген. Муравьева) что в этом районе был высажен генералом Врангелем десант.

Добравшись до верхней точки — Псеашка, он от местных горцев-имеретин узнал, что никакого десанта там высажено не было. Правда, было восстание местных жителей, но оно было подавлено и, что в данный мо­мент на черноморском побережье находятся крупные силы большевиков. Само-собою ра­зумеется с одной сотней он рисковать не ре­шился. Поджидая дальнейшего распоряже­ния здесь же на перевале, он послал гонца с письмом на имя главнокомандующего. При встрече с авангардом, чтобы вручить пись­мо, стали искать ген. Фостикова, но безус­пешно, он куда-то исчез, так же, как и ген. Муравьев. Присутствовавшая при этом груп­па офицеров во главе с полковником Старицким решила распечатать письмо. Содер­жимое этого письма вскоре стало известно всем, поэтому в эту ледяную ночь на пере­вале и было столько разговоров и даже ро­пота: «Генерал збег», «Муравьев тоже», «так же как и весной… Морозов… Букетов и т. д. довели нас до грузинской границы, да и сдали прямо в руки большевикам». «А Новороссийск!.. — вмешался в разговор один из донцов: — пока мы отбивали атаки красных, они грузились на пароходы. Когда же мы, их защитники, последними подошли, то для нас ни мест, ни пароходов не оказа­лось, как это можно назвать?..» но тут по­шел такой гвалт, что уже трудно было по­нять что-либо. Были такие, что предлагали свернуть в сторону, в горы, вести кочевой образ жизни среди горцев, а когда все ус­покоится — вернуться в станицы. Насильно никого не задерживали, а поэтому многие покинули ряды и пошли переговариваться с горцами, имеретинами, кабардинцами и дру­гими. Удалось ли им сговориться с имере­тинами, как это удалось Попереке?!.. За несколько дней, проведенных среди горцев в ожидании распоряжения от ген. Фостикова, его сотня была — не только подкормлена, но даже все они приоделись заново, превра­тившись по виду в настоящих имеретинцев.

Лишь после того, как наши дозоры сооб­щили о том, что со стороны Красной Поляны слышна канонада, нам разрешено было по­кинуть наш «ледник» и начать спуск к Эстонке и Романовску. Это было 7-го сентя­бря ст. стиля.

Дорога — тропа была гораздо более дос­тупной чем при подъеме, а поэтому мы с лег­ким сердцем, несмотря на усталость, бессонную ночь и все невзгоды приближались к Красной Поляне под начальством вахми­стра. Есаул Мыльников, во главе большой группы конных артиллеристов покинул нас безлошадных задолго до нас, направляясь вслед за войсками, шедшими по тропе, мало кому известной. Уже в городе нас встретил Мыльников и, указывая двор, где мы долж­ны расположиться на ночлег строго настрого приказал никуда не отлучаться, ничего не трогать. «Ни одна ягодка не должна быть сорвана в садах местных жителей». Сооб­щив нам почти наухо каждому, что жители Эстонцы ничуть не рады нашему приходу, а посему необходимо быть осторожными. Пи­тание же будет налажено при помощи по­ходных кухонь, оставленных противником.

На следующее утро мы уже двигались по хорошей шоссейной дороге идущей в Ад­лер, вдоль реки Мзымта. Тонель, пробитый в отвесной скале служил для красных непри­ступной крепостью, защищаемой ротой кра­сноармейцев из эстонцев, был взят при со­действии нескольких пластунов, взобрав­шихся на скалу, и ударивших из двух люисов во фланг и Попереки со своими джиги­тами с гиком атаковавших красных с фрон­та, порубив часть из них. Остальные же в страхе бросившись с кручи через парапет, разбились о каменистый берег Мзымты и, — вместе с их командиром погибли все до одно­го. Следуя сразу же после боя по шоссе и тоннелю, мы воочию убедились, на что спо­собна сотня Попереки, и его джигиты «име­ретинцы». Картина, после короткого боя — неописуема…

Овладев самим опасным для нас проходом мы разделились. Поперека пустился но на­правлению Сочи. Лабинский и Кубанский — к Адлеру. Город был взят в тот же день. Что же касается сотни есаула Попереки, тут вышло несколько иначе. Заняв селение Вер­хне Николаевское, местные жители, на ра­достях угостили партизан Попереки. Вина было достаточно, и, как видно Поперека и его джигиты выпили изрядно. В нетрезвом виде он атаковал красные блиндированные автомобили и во главе своих джигитов полу­чил пулю в живот и… т. о. погиб ни за что. Храбрый воин. У красных он именовался, как «Бело-бандит». Весть о его гибели, с молниеносной быстротой распространилась на весь лагерь и была принята как предзна­менование чего-то худшего.

На самом деле, со своими броневиками большевики ринулись на Адлер и, понятно заняли его, выбив нашу защиты без осо­бого труда. Мы, молодняк, не имея возмож­ности принимать участие, как безоружные, в военных операциях были вынуждены по­селиться в нейтральной зоне вместе с бе­женцами. Наша группа была помещена в селении Веселом и, как раз в имении, прина­длежавшем до революции московским кон­дитерам, теперь же захваченным красными. Благодаря этому нам, безоружным было воз­можно общаться с местными жителями, по­могать им в уборке урожая и — вообще де­литься с ними мнениями в создавшейся об­становке. Таким образом нам было известно что они боялись «белых», одинаково — как и красных. У них слишком свежо было воспоминание о Добровольческой Армии, ее безчинствах, реквизициях и арестах. Большевиков же они ненавидели, вели с ними постоянную борьбу. Зеленые, состояв­шие, главным образом из местных крестьян, несколько раз выгоняли, как они выража­лись «разбойников коммунистов» из их ра­йона, и, даже сумели разгромить местную ЧеКа и освободить заключенных из тюрь­мы города Адлера, незадолго до нашего при­шествия. По какой-то причине, очевидно из боязни репрессий со стороны большевиков, местные зеленые не вошли в согласие с ку­банцами и поэтому они скрывались в горах одинаково и от красных и от фостиковцев.

За все наше пребывание в районе Адлера, мне лишь один раз пришлось участвовать в разведке в сторону Хосты. В результате этой разведки, на следующий день 13-го сен­тября вторично был занят Адлер, а вслед за ним и Хоста, где была захвачена большая добыча. В связи с этим большевики подтя­нули к Сочи большие подкрепления с много­численной артиллерией и броневиками. В это время в Адлер прибыл на миноносце из Крыма генерал Шатилов, и просил продер­жаться еще несколько дней, обещая при­слать эскадру, для перевозки всего отряда в Крым. Ген. Фостиков все еще не появлял­ся. На собрании офицеров было решено вы­брать главнокомандующего. Единогласно та­ковым был выбран полковник Крыжанов­ский и в тот же день прибыл из Грузии Генерал Фостиков, и, конечно, принял ко­мандование Армией Спасения России. В этот самый момент большевики, крупными сила­ми повели наступление по всему фронту. Вскоре ген. Фостиков приказал отступать в горы, для того, чтобы потом незаметно пе­рейти в Грузию. Под проливным дождем подъем был не особенно приятен. Перейдя вброд реку Псоу, с большим трудом подыма­лись по горно-лесной дороге и, на следую­щий день перешли границу Грузии. Мимо­ходом следует рассказать случай, показы­вающий, насколько труден был этот пере­ход. Справа от тропинки в луже, лицом в воде лежит человек. Гладков подходит к нему. Тот плачет, весь в грязи, не в силах продолжать путь. Подымаем и ведем его под руки. Оказалось что это был наш техник из младшего класса Павлик Тарахтунов. Ведь ночью он мог бы остаться незамеченным и захлебнуться в грязной луже. Случай, по­добный этому не был единственным, люди падали от изнемождения прямо в грязь и не были в состоянии подняться и, гибли, если им не была оказана помощь. К утру дождь перестал лить и вскоре появилось солнышко.

Начинаем спускаться уже приближаясь к грузинской территории. После поворота до­рога выводит нас на открытое, со стороны моря место, откуда море видно как на ла­дони, виден так же и Адлер. Вдали, отчет­ливо видны силуэты нескольких кораблей. Видим, что, по крайней мере два из них на­ходятся уже неподалеку от Адлера. Мич­ман Тарасов, шедший в нашей группе, вскрикнув: «что же они делают? ведь там теперь красные!…» Отделяется от группы, садится на травку и, при помощи простого зеркала принимается подавать сигналы, на­правляя солнечные отражения «зайчики» в сторону головного корабля. Достигли ли эти сигналы своей цели, не могу сказать, но вскоре после этого, корабли начали развора­чиваться и уходить в море. В это время с берега раздалось несколько орудийных вы­стрелов. Били шрапнелью по кораблям, но попаданий не было.

Наша группа безоружных прошла грузин­ский сторожевой пост даже не задержи­ваясь. У других — отбиралось оружие. Само собою разумеется, что спускаться с горы бы­ло гораздо легче, чем при подъеме, но у меня случилось опять тоже самое, что было вес­ной, во время первых моих путешествий по черноморскому побережью. Опять растер себе ноги, так, что пришлось заканчивать спуск к морю через город Гагры босиком с «ботинками» через плечо.

Большое имение, в котором мы были интер­нированы в ожидании выдачи нас всех боль­шевикам находилось неподалеку от берега моря и охранялось вооруженными грузина­ми. Выходить никому не разрешалось. К ве­черу второго дня, очевидно благодаря тому, что на наших плечах ничего, напоминающе­го военных не было, нам, группе молодых удалось все же приблизиться к берегу, где нам было возможно даже выкупаться в мо­ре и мы, чувствуя близость эскадры, все время держались у берега. Начинает тем­неть. К нашей группе приближается мотор­ный болиндер, но, так как он не может при­близиться к берегу, то нас просят с болиндера принять «шкертик» (веревку). Мы, по­слушно делаем все, что от нас требуют и, привязав «трос» (канат) к одному из при­брежных кустов, как настоящие акробаты, уцепившись за канат, добрались до болиндера первыми.

После быстрой разгрузки провианта, в не­сколько минут наш болиндер был наполнен до отказа подбежавшими казаками, и не те­ряя ни минуты он отчалил от берега. При­быв на «Дон» нас поместили в трюме, отку­да я уже не вылазил до самой Феодосии, так как мы — молодежь не были отобраны для «десанта».

Мы уже спокойно отдыхали на транспорте «Дон», когда на суше происходила траги­ческая погрузка казаков, и прощание их со своими лошадьми. Об этом мы узнали лишь на следующий день.

Вот, как описывает В. Старшина Савченко этот эпизод. Перевожу его из его книги на французском языке: «Лез инсюрже дю КУБАН».

«…Грузины утверждают, что они отнюдь не союзники большевиков, но что они свя­заны с Москвой договором. В силу 5-го пара­графа этого документа они не должны дер­жать на своей территории частей антисовет­ских войск. Поэтому, во избежание кон­фликта с советами, они должны передать всех нас в руки большевиков… Мы твердо решили не сдаваться грузинам. Но как это сделать?… Корабли ушли обратно в море. Грузины не разрешают им входить в их тер­риториальные воды. У нас вырабатывается масса всевозможных проектов, сводящихся приблизительно к следующему: «На 25.000 человек у нас было всего навсего не больше 200 карабинов, которые некоторым казакам удалось провезти в Грузию припрятав их в бурках, примерно 3 или 4 тысячи патронов и некоторое количество шашек. Было ре­шено подобрать и вооружить ими надежных бойцов. В последний момент атаковать гру­зин, этим пополнить наше вооружение и, уйти в горы. Но — как быть дальше?…

Уже теперь, приходится питаться кони­ной. По очереди бросали жребий, чью ло­шадь убивать, другого выхода не было. Пра­вда, — управляющий имением был добрый русский человек, он на свой страх и риск предоставил нам все запасы правительствен­ного имения: муку, кукурузу, молоко и все, что только мог. Но, какая же это была ми­зерная доля, когда разделили все это продо­вольствие на такое громадное количество ртов. Грузины отказываются доставлять нам продовольствие утверждая, что их страна бедная и не может нас подкормить. После двухдневных переговоров они все же при­шли к какому-то соглашению, касающемуся доставки провианта с эскадры. На горизонте показываются дымки от приближающихся кораблей. Моторный катер отчаливает от Гагр и мчится в сторону эскадры. Фостиков присылает наскоро набросанную записку: «Переговоры продолжаются. Эскадра тре­бует от грузин согласие на нашу погрузку. Грузины мнутся, боятся. Этой ночью с эс­кадры прибудет продовольствие для армии. Смею надеться, что наше положение улуч­шается». На самом деле, от Грузинского командования приходит приказ — к 9-ти ча­сам вечера выслать на берег 30-ь человек для разгрузки провианта.

Ящики с провизией были разгружены мо­ментально. Болиндеру было приказано вер­нуться на эскадру немедленно после разгру­зки, но не прошло и пяти минут, как он ока­зался буквально облепленным казаками. В момент, когда он отчаливал от берега, нес­колько человек уцепились за канат и таким образом, вплавь следуя за ним достигли транспорта «Дон». Таким образом на болиндере прибыло больше 300 человек.

В эту ночь, впервые нам удалось утолить голод и хорошо выспаться. Это — наше — наше последнее утро свободы… Светает… Сегодня нас должны выдать большевикам. Не весело на душе!.. На самом деле, то, что происходит вокруг нашего лагеря не предве­щает ничего хорошего. Грузинская стража утроилась. Вблизи с грохотом проходит ба­тарея и занимает позицию неподалеку от моря. Этой ночью за забором имения распо­ложился целый батальон пехоты (грузин­ской). Но все это нас менее безпокоит, чем накануне, так как мы знаем, что наша эска­дра теперь находится неподалеку от нас. Нам передают, что два казака, воспользовавшись ночною темнотой, разделись и, пере­крестившись, бросились в воду, надеясь вплавь добраться до корабля. Удастся ли им это?..

Мы стоим на берегу и любуемся морем. Тихое, симпатичное, хорошее море… Но, что это там?… На горизонте показалась малень­кая точка… Вот она увеличивается — все больше и больше и, наконец на фоне обри­совывается катер идущий с корабля. Он на­правляется прямо на нас. Собирается толпа вокруг нашей группы офицеров. Катер при­чаливает к берегу. Выходит из него морской офицер в полной летней парадной форме при кортике. «Могу ли я поговорить с пред­ставителем Грузинского командования?..» В руках у него сверток бумаги. «За ним посла­но. Сейчас придет!..» Подъезжает всадник — грузинский офицер Оба они подносят ру­ки к козырьку. Моряк передает грузину сверток. Снова отдают друг другу честь. Грузин галопом удаляется, направляясь к Гаграм. Моряк — направляется к катеру. Его окружают несколько офицеров: «В чем дело?.. Каково положение?..» «Я им вручил ультиматум. Грузины должны к обеду опре­деленно выразить их согласие на вашу по­грузку, иначе, генерал Врангель объявляет войну Грузии и мы вас погрузим силой. — Но — я — парламентер — и не имею права с вами разговаривать». Одновременно он бе­рет двух офицеров под руки и ведет их в катер. Судьбе угодно было, что бы я оказал­ся одним из этих офицеров. Катер отчали­вает. Грузины заметили, что два пленника были у них украдены и, начали что-то кри­чать по нашему адресу. Катер прибавил хо­ду и мы быстро удалились от берега. Через час мы были уже на борту миноносца.

Парламентарий, сразу же по прибытии по­шел с рапортом отдавать отчет о своей миссии по начальству. Нам же — тем време­нем был устроен триумфальный прием. По­чет, приветствия и т. далее и т. п… Давно уж не приходилось мне пить кофе. Такое вкус­ное. Да еще и с печеньем… И — ликерами… «У нас дело могло бы повернуться совер­шенно иначе, прибудь вы всего лишь на три дня раньше, когда Адлер был еще в наших руках. Только на три дня!..» «Это — нам было невозможно. Подумайте сами!… Нуж­но было все предвидеть. Все приготовить. Все наладить, все погрузить. Артиллерию, пулеметы, снаряды, патроны, так же как и провиант, одежду и так далее. Кроме того, при всей разбросанности по всему Крыму разнообразных складов, магазинов — нужно было выписать все нужное, собрать все это. Отсюда — волокита, канцелярщина. На все это нужно время. Ну!!.. Ничего!.. Лучше поздно, чем никогда. Теперь постараемся помочь вам выйти из этого положения»…

Приближается полдень… Срок ультимату­ма кончается… Ждем с нетерпением от­вета. У нас все готово, все нужные меры приняты… Полдень… Радио сообщает, что Грузины просят продлить срок ультиматума. Отвечаем: «Ультиматум остается в силе… срок же продолжен до трех часов пополуд­ни. Однако, так как казаки должны питать­ся, то мы требуем от вас разрешение — срочно прислать им с кораблей баржу с про­визией». «Согласны, но баржа должна уйти сразу же после разгрузки провизии…» На этом мы прерываем разговор.

Продление срока ультиматума нам даже на руку. Мы выигрываем время для приго­товления нашего «десанта». Те триста ка­заков, что были «украдены» у грузин про­шлой ночью, помогут нам осуществить наш проект, скажу мимоходом, что два казака, пустившихся вплавь, благополучно дости­гли эскадры. Среди беглецов было так же несколько офицеров.

Полковник Улагай, — как старший, был назначен командующим экспедицией. Мне же было поручено следить за порядком на берегу во время погрузки.

В два часа моторный болиндер на котором находились уже 300 хорошо вооруженных казаков с несколькими пулеметами отходит от «Дона», и в 2 ч. 45 минут достигает бере­га. Казаки — моментально выскакивают из него и с криками: «Ура!» рассыпаются в цепь и атакуют стражу не дав ей даже воз­можности сообразить — в чем дело. В па­нике грузины повернули пятки и бросились бежать. Пробежав некоторое, довольно боль­шое расстояние они опомнились, и, открыли огонь по нападавшим, а так же и по лагерю. Начинается настоящая битва. Со стороны Гагр раздаются пушечные выстрелы. С ко­раблей отвечают дальнобойные орудия. В одно мгновение ока болиндер наполнился ка­заками и отходит, второй — приближается. Через пять минут он тоже полон и т. д. …

Несколько раз грузины бросались в ата­ку. Число раненых определяется в тридцать раненых и нескольких убитых. Попыта­лись было погрузить и лошадей, но эту идею пришлось отбросить за неимением каких бы то ни было приспособлений для этого, да и времени — тоже, ведь к рассвету погруз­ка должна быть закончена. На рассвете, ког­да последняя шаланда покидала негостепри­имный грузинский берег, на нем бродили лишь тысячи оставленных на произвол судь­бы лошадей, а эскадра, закончив, хотя и с запозданием, свою миссию взяла курс на Феодосию… В Крым.

Через два дня, казаки высаживаясь на бе­рег с облегченным сердцем считали, что их кошмар кончился, с горечью на душе узна­ли, что их радость лишь временная… Крым тоже доживал свои последние дни… На вновь прибывающих с Кавказа казаков воз­лагались большие надежды как на «све­жие силы» для спасения уже рухнувшего фронта на Перекопе. Но об этом уже неод­нократно писалось в эмигрантской печати, а ведь нас интересуют лишь те страницы на­шей борьбы с большевиками в 1920-м году, которые, по всей вероятности кому-то мешая не были допущены в эмигрантскую прессу.

Грядущие поколения будущей, свободной России должны знать не только историю ге­роических подвигов командовавших Белым Движением, о которых писалось уже сотни раз, но и их ошибки, в силу которых кучке большевиков, пользуясь ими (ошибками) для своей пропаганды удалось, против воли гро­мадного большинства народа прочно засесть и закабалить нашу Родину.

Соратников, бывших в корпусе полк. Крыжановского в районе Майкопа летом 1920 года прошу откликнуться в редакцию.

К. Баев

(Конец)

 

© “Родимый Край” № 123 ИЮЛЬ-АВГУСТ 1976