«КУБАНЬ — ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ». – Ф. И. Елисеев


В первоначальной стадии освободительной войны Добровольческой Армии против крас­ных в 1918-1920 гг. Кубанское казачье Вой­ско явилось первым и главным плацдармом живой силы бойцов и экономических ресур­сов для нее. В этой долгой и кровавой борьбе Кубанское Войско приняло самое активное участие в полном своем составе и всею своею мощью. Оно принесло исключительные жер­тва на алтарь своего Великого Отечества и выявило исключительную доблесть на полях боевых сражений.

Нам, природным кубанским казакам, ак­тивным участникам этой жестокой борьбы, скромность не позволяет писать похвалы Родному Войску и выделять своих героев, т. к. в этой борьбе все Войско было героичес­ким.

Я приведу отзывы и авторитетное мнение бывшого Главнокомандующего Вооруженны­ми Силами Юго-Востока России генерала Де­никина.

«29 января ст. ст. 1918 года застрелился Донской Атаман генерал Каледин. 9 февра­ля, малочисленные отряды Добровольческой армии генерала Корнилова оставили Ростов, перешли за Дон, в станицу Ольгинскую. («Очерки Русской Смуты», том 2-й, стр. 220 и 222. Генерал Деникин).

«Мы уходим в степи. Можем вернуться только — если будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка, среди охватившей Россию тьмы…» — записал ген. Деникин слова соз­дателя Добровольческой Армии ген. Алексе­ева (стр. 223, том 2-й).

В действительности же, армия ген. Корни­лова шла в Екатеринодар для соединения с Добровольческими отрядами Кубанского Войска, возглавляемого Атаманом и Прави­тельством Кубани.

Об этом ген. Лукомский, бывший начальником штаба при Верховном Главнокоманду­ющем ген. Корнилове в революционные ме­сяцы 1917 года, пишет в своем труде «Из Воспоминаний» («Архив русской револю­ции», Берлин, 1922 год, том 5-й, страницы 153, 154):

«В станице Ольгинской Донского Войска, 12-го февраля ст. ст. 1913 года, после разго­вора с ген. Алексеевым — я вынес впечат­ление, что он считает положение очень се­рьезным и начинает думать о том, как бы спасти офицеров и дать им возможность распылиться.

Наша задача, прежде всего, должна за­ключаться в том, чтобы вырваться из коль­ца, который образуют большевики, а там дальше будет видно: или будем продолжать борьбу, или распустить офицеров, дав им денег и самостоятельно, через Кавказские горы, пробираться кто куда пожелает, или будет в состоянии».

«23-го февраля, в той же станице, было совещание старших генералов — Корнилова. Алексеева, Деникина, Романовского, Лукомского, Маркова, Походного Атамана Донского Войска ген. Попова, приехавшего со своим начальником штаба полк. Сидориным и не­сколько строевых офицеров, позванных ген. Корниловым».

«Ген. Корнилов сказал, что он, по согла­шению с ген. Алексеевым, предполагает дви­нуться по направлению к Екатеринодару, где имеются добровольческие формирования. Движением на Екатеринодар, есть надежда заставить Кубанское Войско подняться про­тив большевиков и усилить Добр, армию и, находясь в богатом районе, продолжать борь­бу, и просит высказаться присутствующих».

Ген. Алексеев на это сказал: — «единст­венно правильным является направление на Екатеринодар, т. к. в этом направлении лег­че прорвать большевистское кольцом, окру­жающее Добровольческую армию. Есть на­дежда на соединение с добровольческими от­рядами, действующими в районе Екатеринодара. Есть полное основание рассчитывать поднять Кубанское Войско против большеви­ков и, наконец, мы займем богатый во всех отношениях район, который даст нам воз­можность пополниться, привести себя в по­рядок, отдохнуть и, с полными силами про­должать борьбу. В случае же, если полного успеха мы не добьемся, то Добр. Армия, во всяком случае, будет в силах дойти до Кав­казских гор и там, если обстановка потребует — можно будет ее распустить».

Вот при каких размышлениях и пережива­ниях, и Корнилова и Алексеева, главных вдохновителей и руководителей Добр. Армии — они повели армию на Екатеринодар, по станицам Кубанского Войска.

Война окончена. В России установилась власть «Совета народных комиссаров». Объявлена демобилизация всех Армий быв­шей Императорской России. С Турецкого фронта, через Кубань, эшелонами по Ж.Д., тянулись пехотные части в свои губернии. 39-я пехотная дивизия, части из крестьян Ставропольской губернии — заняла своими гарнизонами узловые станции на Кубани: Армавир-Кавказскую-Тихорецкую, устано­вив в них свои военно-революционные три­буналы, терроризируя население.

К концу декабря 1917 г., согласно демоби­лизации, со всех фронтов, вернулись 23 Ку­банских конных полка со своею артиллерией и все 22 Кубанских пластунских батальона, разойдясь по своим станицам.

Из далекой Персии, из Отдельного корпу­са ген. Баратова, еще не вернулись на свою Кубань 14 конных полков.

«В станице Егорлыцкой кончается Донс­кая область. Дальше — Ставропольская гу­берния, бурлящая большевизмом и занятая частями 39-й пех. дивизией, ушедшей с фронта. Мы попадаем в сплошное осиное гнездо».

«После состоявшегося решения идти на Кубань, необходимо форсированное движе­ние, по возможности избегая боев, для скорейшего достижения политического центра Области Екатеринодара — мы начинаем двигаться с возможной скоростью. В селении Лежанка Ставр. губ. нам преградил путь большевистский отряд с артиллерией» — пишет на стр. 235, том 2-й, ген. Деникин. Здесь Добровольческие отряды ген. Корни­лова имели первый неприятный бой.

«23 февраля 1918 г. — мы вступили в пре­делы Кубанской Области» — продолжает ген. Деникин.

«Совсем другое настроение: — Армию встречают приветливо, хлебом-солью. После скитаний среди равнодушной, или враждеб­ной нам стихии — душевный уют и новые надежды.

Кубань — Земля обетованная.

Это настроение проходило, словно невиди­мый ток, по всему добровольческому орга­низму и одинаково захватывало мальчика из юнкерского батальона, бывшего политичес­кого деятеля, трясущегося на возу в обозе и… самого командующего Армией (ген. Кор­нилова).

Кубань — наша база. Здесь мы найдем надежную опору. Отсюда можно начать серьезную и организованную работу. Нас, — пришельцев с севера, удивляло огромное бо­гатство ее безпредельных полей, ломящиеся от хлеба скирды и амбары, ее стада и табу­ны. Сыты все — и казаки и иногородние — и «хозяин» и «работник». Нас располагал к себе веселый открытый характер Кубанских казаков и казачек — таких далеких, таких, казалось, чуждых большевистского угара.

Тихая заводь привольной кубанской жиз­ни замутилась, однако, враждой и чувством мести к тем, кто нарушил ее покой. Казаки начали поступать в армию добровольцами: — Незамаевская станица выставила целый отряд. Станичные сборы враждебны боль­шевикам и выражают преданность Корнило­ву.

Кубань — Земля обетованная!

Этот прогноз оказался впоследствии пра­вильным по существу — в оценке рядового Кубанского казачества, но нерассчитанным по времени» (стр. 240, том 2-й).

«Армия пополнилась тремя сотнями кон­ных казаков станицы Брюховецкой, которых обоз принял за большевистскую конницу», пишет в примечании ген. Деникин на страни­це 246. Том 2-й.

От автора этих строк: В 30-их годах, ко мне, в г. Виши во Франции, из Гренобля при­ехал сотник Хыль. Он юмористически рас­сказал, что — «генерал Корнилов неожидан­но покинул нашу Брюховецкую станицу. Нас выскочило за станицу конных казаков около пятисот. Догнали. Арьергард думал, что это красные скачут и залег в цепь. Мы им ма­шем папахами и когда они узнали, что это казаки — очень обрадовались».

Рассказывает это Хыль и все смеется. Он тогда был прапорщиком из урядников 1-го Черноморского полка на Турецком фронте. В анналах Войсковой Истории не от­мечено это молодецкое дело прапорщика Хыль, влившего три сотни конных казаков в трехтысячную армию ген. Корнилова, кото­рая почти не имела конницы.

Продолжим дальше выписки из книги ген. Деникина — «Очерки Русской Смуты». «Бедные черкесские аулы встречают нас как избавителей, окружая вниманием, провожая с тревогой. Их элементарный разум воспри­нимал все внешние события просто: — не стало начальства — пришли разбойники большевики, грабят аулы и убивают людей. В их настроениях нельзя было уловить ни­каких отзвуков революционной бури  — ни социального сдвига, ни разрыва со старой го­сударственностью, ни с Черкесской самос­тийностью» (стр. 266. Том 2-й).

31-го марта, при штурме Екатеринодара, неприятельским снарядом, был убит идей­ный Вождь Армии, генерал Корнилов. В ко­мандование армией, вступил ген Деникин. Оторвавшись от Екатеринодара — Армия от­ходила на север, в неизвестность.

«В станице Дядьковской — дневка», пи­шет. Деникин, — «в покое, тепле, сытости и уюте. Встретили нас станичники хлебом-со­лью и добрым словом. Для меня, это наибо­лее тягостная процедура, принимая во вни­мание последствия ожидающие говоривших… после нашего ухода. Но иногда нельзя было избегнуть этих встреч (ст. 310. Том 2-й).

«Почти два месяца похода по Кубани. сблизили нас с Краем. Добровольцы, прини­маемые в станицах с сердечной лаской — платили кубанским казакам таким же отно­шением. Поступавшие в ряды армии кубан­ские казаки составляли в ней элемент хра­брый, надежный и располагающий к себе своей открытой мягкой натурой, своей прос­той и ясной верой в тех, кто их вели» (стр. 313. Том 2-й).

«Кубанские казаки начали присоединять­ся к армии целыми сотнями. Кубанские Пра­вители, шедшие с армией, во всех попутных станицах, созывали станичные сборы и объявляли мобилизацию. Между Кубанскими властями и командованием установились от­ношения сухие, но вполне корректные. Ата­ман Филимонов, Правительство и Рада — Быч и Рябовол — ни разу не делали попы­ток нарушить прерогативы командования и, кроме мобилизации — несколько помогли растаявшей казне ген. Алексеева — миллио­ном рублей и принятием на себя реквизи­ционных квитанций за взятых лошадей и другое снабжение» (стр. 315. Том 2-й).

«В лице Кубанского казачества — армия имела прочный и надежный элемент». «Еще в мае 1918 г. (в станицу Егорлыцкую Донско­го Войска, Ф.Е.) ген. Покровский привел Ку­банскую конную бригаду, которая удивила всех своим стройным, как в дореволюцион­ное время, учением».

«3-его июня, к нам прибыл, из больше­вистского района, конный полк мобилизованных кубанских казаков».

«Через два дня, гарнизон Егорлыкской станицы, с недоумением прислушивался к сильному артиллерийскому гулу, доносив­шемуся издалека: — то вели бой с больше­виками отколовшиеся от красной армии и, в тот же день, прибывшие к нам, одиннадцать конных сотен Кубанских казаков» (стр. 140 и 141. Том 3-й).

От автора: — То были казаки Кавказского Отдела, мобилизованные комиссаром Одарюк, находившиеся в Кавказских же старых лагерях на реке Челбасы, в 12-ти верстах на север от станицы Кавказской. Все они участ­ники нашего неудачного Кавказского возстания в марте месяце. Из них были немедленно же образованы 1-й Кавказский и 1-й Чер­номорские полки. Командирами назначены полковники — Безладнов и Малышенко, а командиром бригады, полковник Глазенап. По занятию, вскорости, г. Ставрополя пар­тизаном полк. Шкуро — Глазенап назначен был военным губернатором Ставропольской губернии, в город вошел полк Малышенко, а полк Безладного — в большое село Медве­жье, севернее Ставрополя. Возглавил в возстании этих 11-ти сотен — подхорунжий Сухоручко, казак станицы Тихорецкой. Повы­шение его по службе и, вообще, его судьба — мне неизвестна.

Продолжим дальше повествование ген. Де­никина:

«Ко времени освобождения от красных Кубанской Области (ноябрь 1918 г.), числен­ность Добр. Армии возросла до 40 тысяч бойцов. Из них, на долю кубанцев, выпадало около 60%».

«Что касается Кубанского казачества, то оно несло тяготы значительно большие — выставило десять возрастных присяг (клас­сов) в составе действующей Армии, а во вре­мя борьбы на территории Кубани — почти поголовно становилось в ряды в качестве гарнизонов станиц и отдельных партизанс­ких отрядов.

Природные конники, кубанцы не охотно шли в пластунские батальоны, но конные дивизии составляли всю массу Добровольче­ской конницы, оказывая неоцененные услуги Армии» (стр. 83. Том 4-й).

«Я с полным удовлетворением должен признать, что повсюду по Кубанскому Краю, среди родного нам по крови и по духу слав­ного, приветливого и храброго Кубанского казачества — Добр. армия встречала, и встречает, радушный сердечный при­ем и гостеприимный кров» (из речи ген. Деникина Кубанской Раде 1-го ноября 1918 г. в Екатеринодаре, по случаю вторичного взятия от красных г. Ставрополя (стр. 46, Том 4-й).

О Кубанских самостийниках, ген. Деникин пишет: — «Оно, движение, родилось как протест против политики Добровольческой армии, впрочем, по существу дела, оно было не проявлением сепаратизма по отношению к России, а лишь нежеланием признать Ко­мандование Добр. армии за Всероссийскую Верховную власть» (стр. 76).

Выдержки из книги — «Корниловский ударный полк» — «Гостеприимно и радушно встречали ку­банцы добровольцев. Генералы Алексеев и Корнилов держали речи на станичных сбо­рах. Старые казаки сочувственно кивали го­ловами.

В предутреннем сумраке подошли к стани­це Ново-Леушковской. Неожиданных при­шельцев встретили хлебом-солью (стр. 78, 79).

«Жителей станицы Елисаветинской (под Екатеринодаром) встретили добровольцев ко­локольным звоном и стали сразу же запи­сываться в Армию. Вследствие огромных по­терь, понесенных полком за все предыдущие бои — полк был свернут в один батальон, а второй батальон образовали только что запи­савшиеся кубанцы-добровольцы, командиром батальона назначен был есаул Кисиль. На другой день после гибели в бою командира полка полк Неженцева — командиром полка был назначен полк. Кутепов и на пополне­ние полка был влит батальон кубанцев в 350 штыков станицы Ново-Мышастовской, под командой полк. Шкуратова» (стр. 88, 89, 90).

Из книги — «Марковцы в боях и походах за Родину», Том 1-й — «После боя под селом Лежанка Ставро­польской губернии, пройдя 12-ти верстный переход — Армия остановилась в первой Кубанской станице Плосской. Сразу же всех поразила резкая противоположность тому, что было в селе Лежанка. Станица не была оставлена жителями и казаки встретили нас приветливо и радушно. Всего 12 верст разделяло два различных характера, две пси­хологии: — казачью и крестьянскую. И это несмотря на то, что крестьяне Ставрополь­ской губернии, жили не беднее казаков. Но задумываться над этим офицерам не хоте­лось: — они были заняты приведением себя в порядок, в ожидании скорого и, видимо, обильного вкусного обеда. Они видели, как расторопные казачки, готовили еду. Особен­но пострадали куры. Их приходилось ловить «по всем правилам военного искусства» и не всегда удачно. Особенно беспомощны были офицеры «в убийство кур». Казачки и ка­заки это проделывали с поразительной лов­костью и без всякого «оружия». Курьезы и смех. Казачки решительно отказывались брать деньги за угощение.

24 февраля. Незамаевская станица дала Ар­мии две сотни казаков — конную и пласту­нов». (стр. 197 и 198).

«Был момент тревоги: — С востока, к станции Сосыка, подходила большая колон­на пехоты и кавалерии. Выяснилось — то были казаки станицы Незамаевской, шедшие на присоединение к бригаде. Их было свыше 500 (пятисот) человек. Их всех влили в 1-ю бригаду» (стр. 231).

«Кубанцы показали себя великолепным исполнительным и дисциплинированным элементом. Помимо этого они питают боль­шое уважение к офицерам, как к начальни­кам, так и к рядовым из них офицерам, сто­явших с ними в общих рядах и выполняющих те же задания, что и они» (стр. 244).

«Во 2-м Кубанском походе, за Тихорецкой, дивизия понесла большие потери: до 500 че­ловек, 35 % своего состава. Нужно было по­полнение и полк его получил в количестве около 500 бойцов. Оно состояло сплошь из кубанских казаков. Теперь полк имени гене­рала Маркова, почти на две трети, состоял из кубанцев. На офицерах это отражалось тем, что они все больше и глубже стали вос­принимать казачьи обычаи, нравы и даже внешний облик.

В дальнейших походах, на остановках, ка­заки, обыкновенно, собирались в круг, пели казачьи песни, танцевали «наурскую» (лез­гинку), жарили шашлык… Воспринимали все это и офицеры. «Эх, Кубань, ты наша Роди­на… Вековой наш богатырь» — стала их лю­бимой песнью: — «наурская» — любимым танцем, с кинжалами в руках, с прихлопыванием в ладоши.

«На головах у марковцев, все чаще стали появляться «кубанки», на поясах кинжалы, а на плечах бурки, заменявшие шинели. Дружба между офицерами-марковцами и ка­заками укреплялась и никогда не исключа­лось уважение казака к офицеру, как бы офицер молод ни был. Казак 30-ти лет от рождения, всегда выполнит безропотно при­казания своего офицера 19-и лет.

Приятно было слышать обращение казака к офицеру-марковцу — «господин хорун­жий, господин есаул» — подчеркивающее ими признание офицеров за своих, каза­чьих» (стр. 293, 294).

Можно привести и еще много подобных явлений о кубанских казаках, но ограничим­ся этими.

Полковник Ф. И. Елисеев

(Продолжение следует)


© “Родимый Край” № 113 ИЮЛЬ-АВГУСТ 1974 г.


Оцените статью!
1 балл2 балла3 балла4 балла5 баллов! (Вашего голоса не хватает)
Loading ... Loading ...




Читайте также: