(ко дню 60-летия, 4 февраля 1916 г.)
Эрзерум расположен у истоков реки Карасу (Черная вода), впадающей в Ефрат на среднем ее течении и у подножья западного кряжа Деве-Бойну. Дальше на запад, раскинулась широчайшая ровная Эрзерумская долина на 15 верст и на 20 верст с севера на юг от форта Тафта, до хребта Палантенен. Со всех сторон долину замыкают высокие безлесые кряжи гор.
В первых числах февраля с. г. в г. Нью-Йорк прибыл ансамбль песни и пляски Донских Казаков в составе 87 человек: певцов, танцоров, инструменталистов и пр. Он остановился в отеле «Американа».
Отступая к переправам реки Ыгватыми, революционеры в нескольких местах подожгли пампу. Сухая трава запылала и к небу потянулись серо-коричневые клубы дыма. По этой причине нашему эскадрону пришлось задержаться в пиниевом лесу. Дерево это весьма оригинально, высота его часто доходит до двадцати метров и почти до самой верхушки нет ни одной ветки. И только лишь на кроне появляются длинные сучья, распущенные выпукло на подобие раскрытого в обратную сторону зонтика. Пиния вместо листьев покрыта колючками и напоминает отчасти нашу сосну. Эти строевые деревья идут, главным образом, на постройку корабельных мачт и ценятся дорого. Вчера мы отбили у революционеров стадо быков и посему устроили пиршество. Офицерам было предоставлено чураско из самых жирных и лучших кусков филе, капитан Синуга послал в город за ромом, и, вместе с выпивкой, появились даже и смуглые красавицы пампасов. На утро меня отправили с первым взводом в центр боевого расположения. Так как пожар в пампе все увеличивался, то я приказал драгунам устроить для себя небольшое ранчо из пальмовых листьев и отдыхая в нем на овечьих шкурах, чувствовал себя превосходно. Сегодня например, я весь день лежал на цыновке и слушал игру на гитаре и пение солдат. В полдень вестовой принес мне обед. Мне хочется описать наш теперешний стол, может быть европейцам он не особенно понравится, но нам офицерам казалось, что на свете не существует лучших блюд. Итак, в качестве аперитива чарка парагвайского рому и на закуску кусок чудного ростбифа, с гарниром из мандиоки и пальмиты. Мандиока, это южно-американский фрукт, напоминающий по вкусу слегка наш картофель, а пальмита лакомство мало доступное даже для европейских миллионеров. Это сочная сердцевина красавицы пальмы, поджаренная в сале и похожая по вкусу на белые грибы. На дессерт я получил ананасы, бананы и апельсины. А через час после обеда в моей хижине уже появились лейтенанты Шеню, Смит и Карилье, раздался их обычный хохот и веселые анекдоты. В дверях вырос мой вестовой с чайником в руках и приветствовал нас душистым чаем-мате. На рассвете следующего дня, эскадрон выступил по направлению к сахарному заводу Ацукареры. Пампа вся уже выгорела и была покрыта черным пеплом. В единый миг наши всадники и лошади покрылись черной пылью и превратились в негритянскую кавалерию. Завод и лежавший около него железнодорожный мост занимали инсургенты и поэтому майор Торрес спешил кавалерию и повел нас в пеший бой. Один только капитан Ирасабаль отделился со своим эскадроном от действовавшей группы и обойдя поселок и завод, неожиданно атаковал противника с тыла и овладел Ацукарерой. Революционеры окопались на противоположном берегу реки и взорвав в двух местах чугунный мост, обстреливали из пулеметов занятое нами местечко. Во всех направлениях по уличкам свистали пули, с дребезгом разбивались окна фабричных построек и ужас овладел мирными жителями. Обстрел был так силен, что проходя в пешем строю скрытно за домами по местечку, мы потеряли пять человек ранеными в нашем эскадроне. К шести часам прибыл саперный батальон капитана Дельгадо и заняв наше расположение, дал возможность драгунам вернуться к коноводам. Несколько довольно неприятных дней мы простояли на сахарном заводе. Но вот ночью саперы с батальоном егерей капитана Фернандеса перешли в пяти километрах от Ацукареры вплавь реку Ыгватыми и с двух сторон обрушились на врага. После короткого боя, они обратили инсургентов в бегство и взяли в плен одного из офицеров их генерального штаба майора Ибарра. От него мы узнали о готовящемся соединении в городе Вилла Рика армии полковника Шерифе с войсками подполковника Брисуелло. Хотя он все еще шел по ужасной дороге из Концепсиона и совершал переход в пятьсот километров, потеряв в пути много людей от усталости и болезней, но все же его появление должно будет поднять морально дух инсургентов. Пехота наша перешла починенный саперами взорванный мост, но коннице передвигаться по нем было невозможно и мы начали переправлять лошадей вплавь, что заняло целый день. Река в этом месте была очень глубокая и быстроходная, течение так сильно, что легко уносит и закручивает в воронках всадника вместе с конем. Пришлось протягивать с одного берега на другой толстые веревки и по ним переправлять по отдельности каждого солдата с двумя лошадьми в поводу. Переправившись, наконец, на противоположную сторону, наш эскадрон вошел в разграбленное инсургентами местечко Генерал Диац. Это был первый за все время революции разграбленный поселок с изнасилованными женщинами и явно доказывал нам начавшееся разложение в войсках полковника Шерифе. Эскадрон переночевал в этом опустошенном местечке и ранним утром капитан Сунига отправил меня в разъезд на город Вилла Рика. Kaк ни странно, но мы не замечали по дороге даже следов противника.
Был на хуторе такой дед Панфилыч. Древний, любивший щегольнуть своим возрастом старичек. На вопрос, — сколько ему лет, — хвастливо привирал: — Сам не упомню. Должно поболее ста.
Дела мои со скупкой золота шли неудачно и даже хуже, чем вначале. В Абиджане мною были недовольны и продолжали требовать невыполнимого: то-есть давай, мол, 100 килограммов золота, назначенные Барден, и никаких объяснений. Мои отношения с начальством из-за этого стали, конечно, натянутыми. Я сначала злился, а потом стал просто не обращать внимания на всевозможные придирки Абиджана. Но раз мое терпение лопнуло: начальство-инженер Леви прислал мне официальную телеграмму в которой выражал неудовольствие за недостаточность скупленной золотой продукции Верхней Вольта. Так как все было давно объяснено и переговорено, я в ответ такой же официальной телеграммой, потребовал расторжения контракта, тем более, что законный срок моей службы в Африке уже истек и я работал теперь по доброй воле. Ответа от Леви на свою телеграмму я не получил, но меня как-будто оставили в покое.
В 1850 году, в станице Алексеевской на Дону, родился Иван Васильевич Мушкетов, великий геолог и исследователь горных областей России и сопредельных горных областей стран Центральной Азии. Сын бедного казака, Иван Мушкетов с пятнадцати лет добывал собственным трудом средства для жизни и ученья.
(Быт прошлого столетия)
Дома, в деревне, Григорий жил, как и все крестьяне живут: пахал, сеял, за хозяйством глядел; и был хорошим мужиком. Но подошли неурожайные годы, и он вместе с другими землячками пошел в зиму на Дон, — работы искать.